— Да. Понимаешь, Кано, — старший Феаноринг заговорил медленнее, — изначально Дортонион нехотя согласился на посильную помощь осадному лагерю, особенно его западной части, но потом начал сваливать на Ард-Гален весь накопившийся мусор в перемешку со считанными хорошими бойцами. Это не было проблемой. Сначала. Но теперь речь идёт уже о половине взрослого населения Фиримара, и я подозреваю, что дело не в желании помочь нам, а в попытках укрепить власть. Но самое отвратительное в этой ситуации то, что Нолофинвэ готов играть по правилам человеческого вождя, лишь бы его армия стала больше моей!

— Я слушаю тебя и диву даюсь, — Макалаурэ пожал плечами. — То ли ты сам себя не слышишь, то ли перенял от смертных короткую память. В любом случае, я напомню тебе о том, что имею в виду: было время, когда ты агрессивно не соглашался с отцом в вопросах численности армии. Он утверждал, что качество важнее количества, а ты не желал это признавать.

— Ты не сравнивай эльфов и людей, Кано, — химрингский лорд посмотрел на брата, как на дурачка, — это стратегия Моргота — набрать толпу сброда и обрушить на вражескую территорию. И спорили мы с отцом о битве, а не об осаде! Ты разницу понимаешь? Сейчас мы не можем забросить Морготу за горы весь дортонионский мусор, поскольку это слишком долго и сложно, и Моргот, поняв, что мы пытаемся сделать, может опять выпустить в нашу сторону очередного монстра, с которым мы не будем знать, что делать. Я уверен, что лучший выход — это брать Моргота измором, заставить его орочьё сожрать чудовищ или наоборот, а после — подохнуть, однако Нолофинвэ слишком хочет быть первым и главным, чтобы слушать разум. Он тешит амбиции смертных, чтобы доказать правоту! Но во что в итоге превращается Ард-Гален? Ты замечаешь?

«Майти», — едва не обратился к брату, словно в давние времена менестрель, и сам удивился неожиданно ожившей привычке.

 — Послушай, — с трудом проглотил отвергнутое имя Макалаурэ, — я заметил, что из-за малочисленности войска моё королевство превратилось в обгорелые осквернённые руины, и поверь, я был бы больше рад помойке, чем братской могиле.

— Нет, Кано, — твёрдо сказал Маэдрос, задержав взгляд на скале. — Если смертному вождю надо избавиться от соплеменников, пусть разбирается своими силами. Я не стану палачом для подданных Финдарато. Я понимаю, что Брегор думает, будто удобнее править калеками, чем здоровыми, но я уже сказал Варнондо и готов повторять любому, что людей в осадном лагере будет ровно столько, сколько необходимо Барад Эйтель для вылазок и защиты границ.

— Но что насчёт полуэльфов? — вдруг спросил менестрель, многозначительно посмотрев на дверь, за которой уже давно ждал крайне настырный молодой воин, жаждущий крови врагов. — Я бы мог взять их в своё пограничное войско.

Второй сын Феанаро многозначительно посмотрел на старшего брата.

— Ты про Бреголаса, да? — хмыкнул Маэдрос. — Да, он поразительно похож на Нолдо.

— Так я возьму его в свою армию?

Феаноринги встретились взглядами.

— Да, Кано, — серьёзно сказал химрингский лорд. — Только пусть не тащит к тебе всех, кто не нравится его вождю. Не превращай эльфийское воинство в оркоподобную толпу.

— Хорошо, что Артафиндэ тебя не слышит.

— Пожалуй.

Повисло молчание. Маэдрос снова уставился в сторону окутанных колдовской тьмой чёрных скал.

— Люди ждут, когда выйдешь, подаришь им мир, — запел вдруг Макалаурэ, странно растянув губы. — Улыбнёшься, как детям своим, и утешишь,

Ты же создан их верой — легенда и миф,

И заложник любви, ставший гипсовой вещью.

Словно маг, сотворил иллюзорную жизнь,

В каждом слове твоём слышат мудрость пророка,

В этом царстве безумья, безудержной лжи

Ты подобием стал светового потока.

Но глаза заслонила ложь жалких слепцов.

О, я знаю — в душе ты дошёл до предела!

Ненавидишь орущих у входа глупцов.

Был бы птицей свободной — давно улетел бы!

Я спасаю тебя. Я спасаю их всех.

Я ловлю вас, летящих с обрыва успеха.

Я сражаюсь для вас, это — милость, не смех.

Я с тобой навсегда. Дольше дня. Дольше века.

Теперь всё будет иначе,

Не так, как в прошлый раз!

Имя твоё — моё имя рядом,

Тень твоя — это я…

Не разлучит нас история ни словом, ни взглядом

Никогда.

Ты — герой, я — спаситель героя.

Мы связаны судьбой.

Мы связаны кровью,

Навеки едины с тобой.

Мы связаны кровью —

Мы, двое!

Маэдрос не шелохнулся.

— Я ведь обещал, — голос Макалаурэ дрогнул, — что буду делать всё, что ты скажешь, всегда буду помогать.

— Я помню, — отозвался химрингский лорд. — И помню, почему это было произнесено.

Менестрель опустил глаза. Что-то назревало — это чувствовалось в каждом полутоне той ничтожной части Темы Арды, которую эльф был способен расслышать. Непонимание, что делать напомнило о Клятве, и стоило о ней подумать, на душе стало легче, словно на небе сквозь тьму Моргота пробился свет путеводной звезды. Трёх звёзд. Трёх рукотворных кристаллов, прекраснее которых нет во всей бездне Эа. И с ними тоже связь спета Темой Крови.

***

Неестественно безветренная улица звучала голосами горожан, шагами, шорохами тканей и звоном украшений, но всё это казалось каким-то ненастоящим. Эльфандис сразу поняла — Химринг никогда не станет для неё домом. Да, дети прижились, подружились с местными ребятишками, но королеве Поющей Долины казалось, что она находится на перепутье, куда вот-вот подъедет задержавшийся в дороге обоз. Здесь, в красно-серой твердыне все жили в вечном ожидании, забывая о прошлом и не думая о настоящем. «Вот победим Моргота…»

А если не победим? Если война никогда не закончится? Если?..

Об этом запрещалось говорить во всём Белерианде, а в Химринге — даже думать.

Ветра нет. На улице. Так не бывает, так не должно быть. Это неправильно. Тревожно! Неестественно. Страшно…

Примечание к части Песня гр. Гран-КуражЪ "Связаны кровью"

Как договориться с врагом

Поездка утомила. Мотаться бестолку, не до конца понимая, зачем, было тяжелее, нежели лезть через неудобные перевалы. А кроме того, Хадор испытывал необъяснимую неприязнь к новому командиру Барад Эйтель. Дор-ломинский вождь много кого не любил, едва ли не половину всех знакомых искренне презирал за их слабость и мелочность, но никогда не задумывался об этом и не заострял на собственных чувствах внимания. Но с Варнондо так не получалось: этот эльф вызывал совершенно особенные эмоции — словно рядом находился не живой Нолдо со своими добрыми и злыми помыслами, а способная двигаться статуя. Это порождало совершенно необъяснимый суеверный страх перед эльфийским военачальником, и стыд за собственную слабость вырастал в ненависть к пугающему монстру.

В этот раз в кабинете командира крепости находился не только сам Варнондо, но и его светловолосый, совершенно не похожий на отца сын. Если бы о родстве не было сказано прямо при приветствии, Хадор никогда бы о нём не догадался. С гордостью посмотрев на Галдора — почти точную копию себя, вождь довольно улыбнулся.

— Всё, что делалось раньше, — без предисловий заявил Варнондо, смотря на людей совершенно равнодушно, — было бесполезно, а жертвы — бессмысленны, поскольку командование допустило серьёзный просчёт.

Изумление смертных воинов, похоже, позабавило эльфов, особенно младшего.

— Это ошибка того, кто признал вину и более не руководит делами армии, — продолжил говорить военачальник, — вас никто не порицает, ведь вы лишь выполняли неверные приказы. Я уважаю вас за то, что вы, не задавая вопросов, следовали по указанному пути, не отклоняясь от него. И теперь настало время побеждать, а не сражаться бесконечно. Теперь единственная цель ваших походов в Дор-Даэделот — поиск логова Моргота и изучение его. Нет смысла смазывать кожу обезболивающей мазью, если в теле застрял дротик с ядом, понятно?

Хадор кивнул, задумался.

— Но это приведёт нас в западню! — вдруг начал спорить Галдор. Эльф-сын удивился, а Варнондо отреагировал на удивление спокойно, лишь слегка склонив голову набок. — Если орки узнают, что мы ищем их владыку, они нарочно приведут нас в ловушку.