***

Времена, когда эльфов в Амане было немного, давно миновали, и, вопреки ожиданиям Валар, множилась вместе с населением не только красота и гармония.

Рукотворных вещей становилось всё больше, и это нравилось Владыке Ауле, но Владычица Йаванна печалилась, видя, как её создания постепенно перестают восприниматься как искусство, превращаясь в расходный материал.

Майя Эонвэ не имел права голоса, он был лишь гонцом, передаточным звеном между Вала Манвэ Сулимо и эльфами, обязанным рассказывать всё, что говорится про владык Арды среди населения. И рассказывал.

Образы Валар все больше обрастали сказками, домыслами и откровенной ложью, что было совершенно безразлично одним, но вызывало в разной степени раздражение у других. Если Владыка Манвэ спокойно реагировал на шутки в свой адрес, роняя слёзы умиления, слушая про слишком пламенную и слащавую любовь к эльфам и бунтарю Мелькору, то Владыка Намо Мандос был крайне недоволен, потому что его, стража порядка, того, кто может в случае необходимости смирить даже другого Вала, превратили в волшебника, воскрешающего из мёртвых. Однако в итоге оказалось, что именно эта сказка лучше всего держала эльфов в покорности, давая столь необходимую им надежду на вечность, и в итоге открывать правду запретил сам Владыка Манвэ, ведь, если Эру Илуватар узнает, что его любимые дети подверглись опасности по вине неумех Айнур… чертоги Мандоса и его верной свиты покажутся прекраснейшим местом. Да, надежда на вечность умаляет ценность жизни, но пока проблем это не создавало.

Майя Эонвэ размышлял о том, что Мелькор, по слухам, очень популярным в Валиноре, сильнейший из Валар, раньше позволял себе жёстко критиковать неудачные на его взгляд идеи и творения братьев и сестёр и даже уничтожал их нещадно. Однако теперь, после того, как бунтарю продемонстрировали, что он уступает совместной мощи Айнур и что стоит им объединиться, быть справедливому суду, Мелькор присмирел и к творениям братьев и сестёр стал относиться уважительно, независимо от своего о них мнения, перестал быть честен и, улыбаясь, хвалил работу всех и каждого, а что при этом думал, неизвестно. Майя Эонвэ понимал лишь одно: Мелькор хотел быть главным, но ему всегда не хватало терпения на сложные творения, которые и являются поистине великими. В итоге он стал дорабатывать созданное братьями и сёстрами, но… что-то пошло не так. Например… всё.

Приняв облик эльфа из Третьего Дома Нолдор, чтобы не привлекать к себе внимание, Майя Эонвэ вошёл в просторный зал. Когда-то многие Валар и их посланники так поступали, чтобы знать происходящее среди их подопечных, однако теперь эльфов стало слишком много, наблюдение практически потеряло смысл, если не заниматься слежкой непрерывно. Но кому это надо?

О том, что среди присутствующих на совете будет посланник Валар, точно не знал никто, однако Нолофинвэ, упросив о тайной встрече с Владыкой Манвэ, долго объяснял необходимость нахождения здесь хоть кого-нибудь из Валар или их помощников.

«Феанаро ничего не сможет сделать, беспокоиться не о чем, — уверял разнервничавшегося принца Нолдор Владыка Манвэ Сулимо. — У него нет и не будет ресурсов для воплощения планов. А гордыня, не найдя должной отдачи, перегорит в его пламенной душе».

«Но кого ещё зацепит этот огонь?» — вопрошал Нолофинвэ, не получая ответа. Сын Короля так и ушёл ни с чем, не зная, что Валар всё же прислушались к его просьбе.

Майя Эонвэ, садясь в отдалении, где стояло больше всего декоративных цветов и карликовых деревьев, стал ждать. Он догадывался, что самое главное будет происходить не здесь, в зале, а совсем в другом месте. Главное вовремя понять, где именно.

***

— Отец, я ждал тебя.

Не успел нолдоран выйти из покоев, ему преградил путь средний сын. По лицу Финвэ сразу стало видно, как безгранично он счастлив такой неожиданной встрече.

— Отец, давай обойдёмся без взаимных оскорблений, не время сейчас, — Нолофинвэ взял короля под руку и медленно повёл по коридору. — Мне стоило немалых трудов пробиться к тебе, а на совете, я это понимаю, ты не дал бы мне слова.

— Не догадываешься, почему?

— Нет, отец.

— Тогда я тебе отвечу. Ты, мой второй сын, — Финвэ знал, как Нолофинвэ относился в слову «второй», поэтому сделал на нём акцент, — мой второй наследник, делаешь всё, чтобы Валар и народ видели, какой я ничтожный владыка. Ты провоцируешь Куруфинвэ на агрессию, подставляя его под удар! Твои интриги наносят вред репутации Третьего Дома, ты лишил их всех сфер влияния, показав, как некомпетентен в организационных вопросах Арафинвэ!

— Постой, отец! Прежде чем обвинять во всём меня… — Нолофинвэ осмотрелся. Он не получил прямого ответа от Валар, но знал — Манвэ обязательно пошлёт своего соглядатая. — Прежде чем бросаться обвинениями, просто подумай! — он обогнал отца, встав перед ним, не давая идти вперёд. — Твоя любовь к Феанаро слепа! Да, он умнее и талантливее всех нас! Ему нет равных во многих сферах, но разве это главное?

— Завидуешь, Ноло?

— Пресветлая Варда! При чём здесь зависть, отец?! — принц вздохнул. — Хорошо, признаю. Да, я завидую. Но что с того? Посмотри внимательно: Куруфинвэ сейчас управляет только одним Домом, и во что он его превратил? Это озлобленная на всех и друг друга армия, отвергающая власть Валар — тех, кто дал нам всё, что мы имеем! Уж ты-то как никто другой знаешь, что за жизнь была без их участия! Армия Куруфинвэ готова подняться в любой момент и броситься в бой с тем, на кого укажет их предводитель! Ты позволяешь Куруфинвэ делать всё, и, возможно, на то есть причины, но отец! Очнись! Феанаро решает за всех, что нам делать, даже как нам говорить! Какое право он имел, написав книгу Валарина, утаить её?! Он уверен, что, создав камни, которые никому из нас не нужны, стал равным Валар и теперь имеет право решать за всех! Мы что, должны поклоняться Сильмарилям? Да сколь бы великим ни было творение…

— Опять зависть?

Нолофинвэ со вздохом закатил глаза.

— Отец! Я прошу тебя, — сын короля сделал напряжённую паузу, — не позволяй Куруфинвэ превращать Аман в поле боя. Если… Отец, если Куруфинвэ шантажирует тебя…

— Ноло, успокойся! Что ты говоришь?

Принц чувствовал, что может на эмоциях сказать лишнего, беседа шла не в том направлении, а зал, где должен был вот-вот начаться совет, неумолимо приближался. Нолофинвэ видел своих сыновей и их верных со щитами, за которыми пряталась боевая острая сталь, видел эльфов, облаченных в королевские цвета, видел Феанорингов. Тоже со щитами. Нолофинвэ показалось, что подкашиваются ноги. Надо было срочно сказать главное!

— Отец! Послушай! Если Куруфинвэ давит на тебя и ты не можешь противиться его натиску, ты всегда можешь рассчитывать на меня и Арафинвэ. Мы с нашими воинами защитим тебя, подавим мятеж Первого Дома, вернём покой в Сирион и весь Валинор. Нужно только твоё согласие!

— Здравствуй, единокровный брат, — громыхнул небесной бурей голос Феанаро Куруфинвэ, и все обернулись в сторону высоких обитых золотом дверей.

Огонь ненависти

Весь мир поглотило пламя. Но это не был тот творящий, сияющий в слиянии с изначальной мелодией духа огонь, создавший Сильмарили. Это было ненасытное, всепожирающее пламя хаоса.

— Всё подтвердилось, брат, — говорил словно кто-то другой. И этот другой был воплощением огня ненависти, заполнившего пустоту, образовавшуюся на месте творческого созидания. — Ты хочешь отнять у меня всё. Но этого не будет! Убирайся прочь!

Нолофинвэ никогда в жизни ещё не испытывал такого страха, как сейчас, видя в руке Феанаро направленный на него меч и пылающий ненавистью взгляд. Облаченный в ало-золотой доспех, его старший брат был прекрасен в своём грозном величии, больше напоминая Вала, нежели эльфа. Нолофинвэ показалось, что он сейчас потеряет сознание, перед глазами возникла мутная пелена. Собрав последние силы, принц взял побледневшего отца под руку.

— Я повторяю своё предложение, — стараясь говорить чётко, словно не замечая разгневанного брата, произнес Нолофинвэ. — Ты же видишь, отец, я прав. Если ты поддержишь Феанаро, понесёшь наказание вместе с ним.