***

Из-за поворота чавкающей под копытами лошади дороги вышли трое. Потом ещё двое. Юный Брандир, ехавший верхом вместе с девушкой, которую, наконец, удалось пригласить на прогулку, обернулся и увидел позади ещё четверых. По меньшей мере шестеро из окруживших парочку были вооружены луками и дротиками.

— Нищие выродки, говоришь? — спросил один из стоявших поперёк пути марахлингов. — Плевки вонючей щели? Как он нас ещё называл, братья?

— Орочье семя, — напомнил Брандир, чувствуя, как разум, страх и всё остальное уступают место лютой ненависти и желанию уничтожить каждого на этой улице. Каждого! Зарезать всех, кто живёт по соседству с этими тварями, сжечь их дома, а потом пировать на дымящихся руинах и хохотать. Надо же было встретить всё это отродье именно сейчас, когда девушка с цветочным именем, наконец, согласилась поехать в рощу к реке! Ну ничего, в этом паршивом месте тоже иногда бывает стража, и трусливые жители её обязательно позовут. Необходимо лишь потянуть время…

Но хотелось совсем иного.

— Отдавай лошадь и всё, что есть, — усмехнулся самый обиженный Брандиром марахлинг, имя которого сын Арахона и Брегиль даже не знал. — Это будет плата за наше прощение, да, братья?

Остальные одобрительно загыгыкали. И они ещё обижаются на «орочье семя»!

Видя, что девушка сильно испугана, беоринг прикинул, на кого лучше напасть первым. Чутьё подсказывало: не на того, кто больше всех болтает. Нет. Рядом с ним парень с гораздо более жестоким взглядом, он и есть главная цель. К тому же, его Брандир знал.

— Вы ничего не заберёте, орочье семя, — готовясь броситься в бой, беоринг заговорил тише.

— Тогда мы укокош-шим лошадку и тебя жаодно! — рассмеялся парнишка с выбитыми зубами. — И девку твою. Жаберём по-хорошему. Или нет.

— Или нет, — Брандир достал нож и прыгнул.

Аданет пронзительно завизжала, кобыла заржала, нападавшие подняли разноголосый крик. Грязь смешалась с кровью, клочками одежды и слюной, несколько раз спускались тетивы, летели дротики, но в безумной круговерти драки было сложно выстрелить и метнуть куда надо, поэтому скоро все начали биться врукопашную. Все, кто не убежал, когда поняли, что дело серьёзное, заметив оружие в руке Брандира. Ещё несколько юнцов отступили, после того, как сын Арахона нанёс удар, и один из марахлингов упал. Замертво.

Когда подоспела стража, беоринга уже могли добить, и лишь неготовность напавших марахлингов лишить человека жизни спасла сына Брегиль от глупой гибели. Прибывшие по зову горожан дор-ломинские воины увидели на повороте дороги истыканную стрелами и дротиками ещё дёргающуюся лошадь, рыдающую в грязи раненую в руку и ногу девушку, бездыханное окровавленное тело на обочине, двоих перепачканных глиной марахлингов, державших избитого и изрезанного Брандира под руки, а третий, так и не нанёсший последний удар отнятым ножом, бросился наутёк. Далеко он, разумеется, не убежал.

***

Брандир ненавидел Дор-Ломин и каждый оставленный этим гиблым местом шрам на теле. Возможно, отношение к родине отца изменилось бы, если бы сложилась семейная жизнь, но супруга и нерождённое дитя умерли, и беоринг больше не видел для себя будущего на этой проклятой земле тьмы.

Думая о прошлом, беоринг не слушал разговор матери с женой вождя Хадора. И лишь снова вставший вопрос о возвращении в Фиримар заставил присутствовать за столом не только телом, но и разумом.

Именно в тот момент, очень неожиданно для себя Брандир осознал никогда не приходившую в голову вещь: здесь, в этом проклятом Дор-Ломине, несмотря ни на что, семья Брегиль была в первую очередь семьёй героя Арахона, погибшего на войне, а, значит, почитаемого. Да, бывало всякое, но каждый раз, когда доходило до суда, справедливость чудесным образом оказывалась на стороне детей и супруги доблестного воина света.

А что будет в Фиримаре? Кем станет Брандир, сын Арахона там? Наследником «подэльфийского» трона или…

Никем?

Враг Фиримара

Оказавшись дома, Бельдис ощутила себя потерянной. День, к которому готовилась всю жизнь, прошёл не просто не так, как ожидалось — он стал полнейшей катастрофой. С ужасом понимая, что не может вспомнить ничего, что говорил ей жених, девушка осознавала: она способна едва ли не слово в слово повторить всё произнесённое мерзким гадом в лохмотьях!

«И был огонь, и было знамя цвета крови!»

Да, судя по рассказам мамы, флаг деда был именно таким. Кровавым. Но теперь ведь всё изменится?

В это очень хотелось верить, потому что в таком случае безымянный бродяга сможет вернуться на родину, где никто не станет преследовать его семью. Или станет? Вдруг его отец действительно виновен?

Язвительный тон сына фиримарского бунтаря больно ранил сердце, заставлял бесконечно думать о коротком разговоре, не позволяя даже смотреть в сторону постели, а любимый платочек в крови незнакомца так и просился в руки. Взяв его и расправив в ладонях, Бельдис погладила загрубевшую, покрывшуюся багровыми пятнами ткань. Надо его сжечь! Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь нашёл!

«Мои родители понимали, какой ужасный урон наносит война, и теперь вынуждены скитаться. Но можно всё изменить, правда? Как твоё имя?»

— А своё так и не назвал, — думала вслух о бродяге девушка с нарастающей нежностью и раздражением. Как сочеталось желание встретиться и неприязнь, понять не получалось, но от этой мешанины чувства становились лишь острее. — Ты врал! Говорил, что родители вынуждены скитаться из-за знания вреда войны! Но потом ты говорил другое!

«Мой отец Хамир — или Халмир? Хаммир? Хамдир? Проклятье! — был одним из сторожей на складе припасов, который содержали на случай неурожая. Но постепенно этот склад превратился в военный, для войны с этим вашим Морготом, которого не существует!»

«А потом склад подожгли. Отец не был среди бунтарей!»

— Почему же тогда тебе пришлось бежать, а? Может, твой отец и правда ни при чём, и зовут его совсем не так? Может, ты врал всё от начала до конца?

«Что ты несёшь?! Не убивал я никого!»

«Мог бы сказать грубее, но при тебе не буду».

— То есть, выкрик: «Что ты несёшь?!» для него не грубость? Да?

«Мой отец погиб в землях врага!»

«Я тоже должен?»

Нет! Смерти этого отвратительного лжеца не хотелось совершенно. Понимая, что оборванец врал, Бельдис заводилась пуще прежнего, пружина внутри сжималась до предела, угрожая опасно выстрелить и сломать весь механизм. Теперь девушка осознавала — ей не будет покоя, пока она не поговорит с этим гадом ещё раз. Но как это устроить?

Единственная идея, приходившая в голову — попросить помощи самой ужасной женщины Дор-Ломина или даже всей Арды. Только как начать беседу?

«Милостивая госпожа Гильдис, прошу тебя, помоги мне встретиться с незнакомым мужчиной, который сидит в твоей тюрьме за бунт против моего дедушки? Да, жених не знает…»

Как это отвратительно звучит! Но что делать? Что сказать, если не это?

Письмо! Да! Пусть служанка отнесёт. Прямо сейчас! То есть…

Бельдис посмотрела в темноту за окном, прислушалась. Да, до утра далеко, все ещё спят, кроме ночных сторожей. Хотя, они тоже могут спать. От этой мысли стало не по себе: что, если прямо сейчас сообщники «сына Хамира» придут сюда расквитаться с семьёй обидевшего их вождя? Тётя Гильвен ведь тоже была непричастна ни к чему! А её убили.

Ощутился неприятный, пробирающий до костей холод, несмотря на жарко горящий камин. В голову полезли отвратительные мысли о том, что дедушка Брегор исчез при очень странных обстоятельствах, его так и не нашли, а погибшим считают, потому что выжить в метель и мороз у него просто не было шансов.

Что, если до него добрались те самые потомки бунтарей, а теперь прячутся в Дор-Ломине, готовясь убить всех детей и внуков ненавистного правителя?

Мысли становились всё мрачнее, сердце билось чаще, дыхание затруднилось, и текст письма кривился уже почти, как у ребёнка, едва научившегося держать перо. Однако, несмотря ни на что, хотелось увидеть пугающего незнакомца ничуть не меньше, чем раньше. Какой он красивый! Какие у него невозможно прекрасные глаза! А эти ресницы! Уи-и-и-и!