Паника подкидывала самые разные идеи, менестрель пытался убедить себя, что не стоит поддаваться и начинать что-то делать, поскольку…

«Я — менестрель верховного нолдорана! Я должен исполнять приказы!»

Но что может означать их отсутствие? Если приказа нет, значит ли это…

Что? Что это значит?

Когда отправившийся на восток отряд прислал известие, что миссия провалена, Аклариквет ждал тяжёлого разговора с королём, однако Нолофинвэ не позвал менестреля для беседы, и с тех пор певец даже не знал, были какие-либо советы у короля или нет. Ситуация встревожила, однако музыкант успокоил себя тем, что по возвращении отряда разговор всё же состоится. Но воины и менестрели вернулись, только Аклариквета никто по-прежнему на совет не приглашал.

Почему? Как же так? Что теперь делать?

В ответ на немые вопросы не воцарялось молчание: снег пел вместе с усиливавшимся ветром, шумели ветви, с площади доносились голоса, однако никто и ничто не говорили с менестрелем короля, не звучало в его адрес ни похвалы, ни ругани. Судьба не подавала никаких знаков.

Звуки были, но не для Аклариквета. Для всех, кроме него.

И это понимание доводило до паники.

***

Нолофинвэ посмотрел на воина, стоявшего перед троном своего короля и неуверенно поджимавшего губы.

— Значит, идея повторить поступок лорда Финдарато оказалась неудачной? — спросил верховный нолдоран, делая невозмутимый вид.

— Да, мой король, — кивнул Нолдо.

— Ты руководил этим походом, Арминас, скажи, как ты думаешь, почему миссия провалилась?

Воин не знал, что ответить. Поход изначально казался сомнительной затеей, и на такое нелестное впечатление не могли повлиять никакие громкие слова, доносившиеся с каждой башни:

«Вольный народ умножил силу и численность, а с ними и храбрость, и пусть произошло это на чужой земле (то есть без траты наших ресурсов), настало время вернуть смертных законному королю».

О том, что это, согласно договору, люди Оссирианда, деликатно умалчивалось, и хитлумский отряд вышел в путь на восток.

***

Дорога не успела просохнуть, однако Эол настоял на продолжении пути, несмотря на крайне неприятный влажный холод, сковавший промокший лес после ливня, который внезапно обрушился на закате жаркого дня. Ломион молча подчинился. Юный эльф всё лучше осознавал: отец не шутил, называя сына слугой, он действительно приемлет только бесприкословное подчинение, и высказывать свои мысли никто не имеет права. Размышлять об отношениях родителей год за годом становилось всё тяжелее, Ломион надеялся однажды завоевать доверие отца настолько, чтобы заслужить право голоса и попытаться изменить ситуацию в семье в лучшую сторону.

«У других ведь хорошо, так почему у нас должно быть хуже?» — эти слова часто повторялись в мыслях, и юноша представлял, как говорит их вслух.

— С дороги! — вдруг прорычал Эол, и все слуги молча подчинились.

Оказавшись среди топкого мха и мокрых кустов, эльфы замерли, а на лице хозяина расплылась мерзкая гримаса. Похоже, кому-то крупно не повезло.

***

Чутьё воина не подвело Арминаса и на этот раз — Нолдо ощутил опасность, как только она возникла на безопасном расстоянии, однако заготовленные луки и клинки оказались бессильны против странной магии, с которой ранее не сталкивался никто из отряда верховного нолдорана, и эльфы вдруг поняли, что не знают, в какую сторону надо идти.

***

— Эти гады одеты в синее, у них звёзды вышиты, — тихо пояснил свои действия Эол, — это наши главные враги.

Ломион кивнул, однако сомнение в правильности действий родителя только усилилось — мама говорила, что синий…

Вдруг мысли спутались, появилось ощущение необъяснимой опасности, под ногами пропала опора. Бежать! Спасаться!

Рука отца железной хваткой вцепилась в плечо.

— Не двигайся! — прозвучал приказ, и Ломион очнулся. — Молчи и жди.

Лес снова стал прежним, необъяснимый страх исчез, а откуда-то сверху зазвучала музыка.

***

— Что это? — воины переглянулись, схватившись за оружие. — Орки?

— Моргот! — крикнул, показывая куда-то в чащу, эльф — бывший перводомовец, своими глазами видевший нападение Чёрного Врага на Форменоссэ.

— Феанаро?! — менестрель, вместе с Акларикветом исполнявший песни и в Альквалондэ, и во льдах, и после, схватился за голову.

— Это чары! Не двигайтесь! — спрыгнул с телеги певец, тоже увидевший того, с кем меньше всего хотел бы встретиться — свою самую постыдную роль. — Я их рассею!

A Elbereth Gilthoniel!

Silivren penna miriel

O menel aglar elenath! — запел эльф, сам не зная, зачем обращаясь за помощью к отвергнутым Владыкам.

***

Эол помрачнел, однако быстро снова начал ухмыляться: есть желающие мериться силой? Зря.

— Как можно призрачной мечтою греться, — очень тихо зазвучала песня, однако от неё скрутило внутренности тех, на кого направилось колдовство, — как спать спокойно, глубоко дыша,

Когда от боли в клочья рвётся сердце,

И жаждой мести сожжена душа?

Хотел бы я спокойным сном забыться,

Посметь смеяться и мечтать посметь,

И чтоб на розовом рассвете птицы

Хотя бы пели не про смерть.

Но…

Тугой удавкой ворот

Сжимает горло мне…

***

Менестрель всё чётче видел впереди на дороге свою постыдную роль, понимал, что это лишь морок, однако такая иллюзия имела более страшный эффект, нежели угрызения совести: застилая видениями глаза и путая мысли, невидимый враг мог напасть откуда угодно или завести в топь или в логово хищника.

Продолжив петь, из последних сил вытягивая их себя чары, музыкант вдруг понял, что произносит совсем не те слова:

 — Вас обманули,

В грязь окунули.

Об этом вскоре

Узнают все!

Придворный актёр

Умён и хитёр.

Я тут с давних пор,

Насквозь я вас вижу!

Угрозы, насмешки,

Короны примеряют пешки,

На лицах отметки,

Что все они марионетки.

— Эй, куклы! Бегите! Ешьте меня!

Вот он я!

***

— Покуда мы плывём по воле рока,

Покуда главный не повержен враг,

Косые молнии грозы далекой

Мерцаньем стали разрезают мрак.

Когда объято всё вокруг бедою,

И промедлению растет цена,

Никто не сможет обрести покоя,

Покуда месть не свершена!

Ломиону показалось, будто отец борется со сном и вот-вот упадёт без сил, однако вдруг Эол посмотрел на сына совершенно ясными глазами и рассмеялся.

***

Менестрель рухнул в оставшуюся от дождя лужу, из носа хлынула кровь, взгляд стал бессмысленным.

***

— А теперь уходим! — тихо скомандовал Эол слугам. — Быстро!

***

Чары рассеялись, отряд короля Нолофинвэ бросился на помощь собрату, который вроде бы находился в сознании, однако бестолково вращал совершенно пустыми глазами, хватаясь дрожащими руками за голову. Кровь залила лицо, шею, грудь и всё не останавливалась.

***

— Я знаю, что вам встретились колдуны, — верховный нолдоран прямо посмотрел в глаза Арминаса, — да, одному из моих подданных понадобилась помощь, он не смог продолжить путь. Но ведь больше никто вас не преследовал, и менестрель в отряде был не один. Почему же так вышло, что лорду Финдарато удалось подчинить дикарей песней, а вам нет?

Воину нечего было ответить, поэтому он просто продолжил рассказ.

***

Оставив измучившегося от головных болей, ночных кошмаров и провалов в памяти менестреля в ближайшем поселении, и на всякий случай напомнив знахарям, что этот эльф важен для короля, отряд продолжил путь на восток.

На удивление, дорога оказалась лёгкой, хоть и приходилось на каждом перекрёстке объяснять, что никаких товаров с собой нет, дань за пользование трактами платить не будут, поскольку едут не по своей прихоти, а по поручению, соответственно, все вопросы вознаграждений следует решать с верховным нолдораном, и что шпионить тоже в планы не входило. И когда уже одни проблемы превратились в обыденность, а другие остались в прошлом, пришло время сюрпризов.