Эонвэ осторожно тронул прядильщицу за плечо, но эльфийка не отреагировала. Арафинвэ с ужасом смотрел на то, что когда-то было женой его отца, и пытался прогнать мысль, что между лежавшим в Лориэне телом и сидящим здесь созданием разница лишь в способности двигаться.

— Нет справедливости на свете, — нараспев заговорил глашатай Манвэ, угадывая мысли шокированного эльфа, — есть только хитрость и порок.

Финвэ так желал забрать любовь у смерти,

Но лишь посмертно выучил урок.

Ирмо обещал вернуть её, и что ж?

Он не солгал, её душа осталась.

Что ж, монстр прекрасен, а уж как похож!

Радость слепит, а ведь какая малость!

Нам равных нет, и власть Валар — закон.

Все жить хотят, как можно спорить с этим?!

Пусть погребальный слышен звон.

Ты только верь, что всё восстанет после смерти.

Исполнится желание твоё,

Ещё немного, лишь наступит полночь.

Пускай поёт победно вороньё,

И эльфам больше некому помочь.

Эонвэ прямо посмотрел в испуганные глаза короля.

— Лишь прикажи — пусть грянет нынче бал!

И пусть придёт, кого так Финвэ звал.

Арафинвэ сглотнул.

— Праздник? — с трудом выдохнул эльф, чувствуя, как дрожит голос. — О каком празднике может идти речь?! Эльфы видят во снах, как гибли их родные, чувствуют их посмертные муки! Потерявшие любимых девы не хотят жить, а матери…

— Успокойся, мой друг, — неожиданно участливо произнёс Майя, изучающе проводя рукой по белым волосам Мириэль. — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Сокровище превратилось в мертвеца. Первую королеву Нолдор больше не получается называть по имени, ведь она не выглядит живой. Мириэль превратилась в Фириэль, и это так чудовищно символично! Валинор, как и эта женщина, выжжен изнутри пламенем Феанаро Куруфинвэ, и, как бы ни пытались мы, Айнур, помочь, всё становится прахом.

Глашатай Манвэ со вздохом отвёл взгляд, посмотрел на серебристое платье Мириэль.

— Сокровище стало мертвецом, — повторил Эонвэ, — и лишь возрождение Арды, её перерождение способно исцелить всех нас. Валиэ Ниэнна бессильна залечить столь глубокие раны. Но, увы, для новой Арды нужны Сильмарили, а чтобы их разбить, необходим Феанаро. Но, по слухам, он мёртв.

— И где же надежда? — обречённо спросил Арафинвэ.

— Вот она, — усмехнулся Майя. — Сидит, трудится.

Несчастному потерянному эльфу было абсолютно не смешно, однако нолдоран всё же из вежливости улыбнулся.

— Как ты думаешь, король, — Айну, наконец, отошёл от Мириэль, чем несказанно обрадовал Арафинвэ, — почему возродили именно её?

Вопрос застал врасплох.

— Я не знаю, — прошептал эльф.

— Подумай, — бездны глаз Майя уставились звёздами среди изначальной пустоты. — Подумай. И ответь.

Умоляюще смотря на глашатая Владыки Арды, чувствуя себя загнанным в угол беспомощным ребёнком, младший сын Индис выдавил:

— Я не знаю. И не хочу знать! Я ради мира в Валиноре позволил Ольвэ и Ингвэ снова называться королями своих народов! Ради счастья эльфов я готов на что угодно!

— Кроме мыслительной деятельности, я это уже понял, — усмехнулся Эонвэ. — Ты вечно ждёшь, что тебе подскажут, научат, боишься сделать самостоятельный шаг, потому что однажды это едва не привело тебя в Бездну. Но как раз тогда ты был ведомым, Арьо. Ты шёл, потому что выбрал лидера. Потом ты полз на коленях, потому что выбрал другого лидера. Но теперь лидер ты сам. Пойми, Валар доверяют тебе, это они сделали тебя владыкой. Понимаешь, аманэльда, что это означает? Кто угодно может называть себя королём в Валиноре, суть это не изменит. Владыка — ты, и последнее слово за тобой. На то воля Валар.

Снова подойдя к Мириэль, Майя тронул тянущуюся от прялки нить.

— Это шерсть, — улыбнулся глашатай, — мягкая, тёплая. — Сделав паузу, Эонвэ продолжил: — Если ты подумаешь, без страха и надежды на вразумление свыше, то поймёшь, что Фириэль здесь, так как её тело не умерло, не было убито. Но ты можешь говорить о том, что твой отец выпустил Мириэль из Чертогов, вместо себя. Это ведь такой прекрасный поступок! Достойный восхищения потомков!

Повисло молчание. Арафинвэ смотрел на занятую бессмысленной, похоже, работой эльфийку, и страх постепенно уходил.

— Знаешь, Эонвэ, — почти прошептал нолдоран, — мне жаль Ми… Фириэль.

— Прекрасно! — кивнул Майя. — Ты на верном пути, король. Понимаешь, чем хорошо это чувство?

— Кажется, да… — глаза Арафинвэ расширились. — Если Фириэль будет прежней, способной издеваться над Ольвэ, намекая ему подарками на потерянного неслучайно брата, смеяться над Ингвэ, говоря, что он милее сестры лицом, если останется гордой красавицей, живой, в отличие от многих погибших…

— По вине её сына, которого она бросила, — добавил Эонвэ.

— Её убьют из мести, — обречённо вздохнул нолдоран. — А такую, как сейчас… пожалеют.

Взгляд Майя стал холодным и злым.

— Валиэ Вайрэ, — руки Эонвэ опять легли на плечи Мириэль, — одарила свою ученицу дивной способностью ткать и вышивать узор судьбы. Что будет на ткани, то и воплотится в жизнь.

— Это правда?! — с надеждой ахнул эльф.

— Вряд ли, — хмыкнул Майя, — я это только что придумал. Но видишь, ты сразу начал надеяться. Теперь понимаешь, чем займутся девы, приходя сюда? Они будут ткать свою судьбу вместе с Валиэ Вайрэ, чьё эльфийское воплощение сейчас перед тобой. И не отрицай, ты сам готов сидеть здесь и прясть, правда, нолдоран?

Арафинвэ покраснел, однако, вопреки ожиданиям, глашатай Манвэ не рассмеялся.

— Можно добавить драмы, — с пафосом произнёс Эонвэ. — Как насчёт того, что нить должна обжигать или ранить руки? Может, если прясть из металлической стружки, красной от крови, желаемое сбудется быстрее?

— Прошу тебя, — прошептал Арафинвэ, — перестань. Я всё понял! Если это спасёт мой народ, я скажу… Я устрою праздник! Что угодно сделаю! Да, сам сяду прясть рядом с Фириэль! Даже расцелую её руки! Только отпусти меня сейчас! Умоляю! Я не могу здесь больше находиться!

— Иди, — вдруг недобро прищурившись, произнёс сквозь стиснутые зубы Майя, — с миром.

Проводив взглядом эльфа, Айну наклонился и посмотрел в полуприкрытые глаза Мириэль.

— Я с тобою после смерти не увижусь всё равно, — тихо произнесли бледные губы, опушеные ресницы дрогнули, но не поднялись.

Эонвэ огляделся. Он знал, что должен идти и свою часть дела выполнил.

Только почему-то остался.

— Может, стóит отменить закон о том, что у одного мужа должна быть одна жена? — спросил Эонвэ пустоту, зная, что его слышат. — Вдов и незамужних дев очень много, детей рождается мало, и, помня об ужасе войны, матери не хотят сыновей. Немногие рождающиеся эльфы — девочки.

— Нам некуда спешить, — спокойно ответил вышедший из тьмы Олорин. Тэлерийская внешность Майя делала его удивительно похожим на сидящую за прялкой Фириэль. — Я не раз говорил тебе, что проводить время у Грани потрясающе интересно! Разгадывать музыку феа…

— Мне это не нужно.

— Хорошо, но моё предложение в силе. Пойми, Эонвэ, ушедшие в Эндорэ рано или поздно погибнут, мы все это знаем. Те, кто ждут их, либо последуют за ними, либо утешатся. Владыки дают Детям Илуватара всё для реализации их способностей, и счастье можно найти заново, ведь оно не только в единении тел и рождении детей.

— Тебе легко рассуждать об этом, — тихо возразил глашатай Манвэ, — ты не знаешь, что это такое.

— И ты не знаешь, — невинно развёл руками Олорин.

— Мне необязательно узнавать на личном опыте, чтобы сочувствовать, — отвернулся Эонвэ. — Я думал, и тебе тоже. Но теперь вижу, что эльфы для тебя, как для менестреля свитки с нотами. Интересно, что можно по ним сыграть, используя разные инструменты, как можно сплести из одной мелодии другую… Но, Олорин, мы сейчас рассуждаем не о песнях менестрелей! Мы говорим о живых, чувствующих существах, внешность которых мы так любим примерять на себя!

— Я это понимаю, — удивлённо отступил назад Олорин. — Но ты же сам видел, что бывает, когда население разрастается. Дети — радость для сердец, эльфийки охотно станут рожать будущих жён для королей и принцев, и только представь, что у кого-нибудь родится новый Феанаро!