— Принцесса Лутиэн уже слышала все твои песни, — неприятно растянул губы в улыбке Саэрос, — тебе нечем её впечатлить. Только разочаруешь. Как и своего владыку.

— Позволяю, — произнесли одновременно и Тингол, и Мелиан.

Даэрон поспешил прочь из галереи, бросив последний печальный взгляд на портрет возлюбленной.

— Потрясающая воображение картина, — отрешённо произнесла королева, обводя синими глазами-безднами изображение дочери. — Над ним трудились двенадцать мастеров. Они создали настоящий шедевр и достойны полученных наград. Скажи, Келеборн, каково твоё мнение о сказанном советником Саэросом?

Самозванец ждал чего-то подобного, однако всё равно очень надеялся избежать неудобного разговора. Келеборн снова засомневался, стоит ли поступать, как Вольвион. Сын короля Ольвэ обычно соглашался со всем сразу, уходил с совета или личного разговора, и тут начиналось!

Удобно, конечно…

— Советник Саэрос прав, — осторожно согласился Келеборн, — но ты же понимаешь, владычица, что я обязан отстаивать интересы своего народа. Однако, я в Дориате лишь гость и помощник, поэтому должен знать своё место. И от имени всех рабочих, занимавшихся укреплением берегов и проверкой моста через Эсгалдуин, хочу поблагодарить тебя, владычица Мелиан, за то, что твоя Завеса стала защищать нас от жгучих лучей Анора, которые первое время доставляли много неудобств.

— Днём всё равно нельзя долго находиться под открытым небом, — всё так же отрешённо произнесла королева. — И ты, принц, не ответил на мой вопрос. Я хотела знать, что ты думаешь. И я это узнаю, поэтому лучше скажи сам.

Келеборн почувствовал, как по спине пробегает холод, лоб становится влажным.

— Мой долг — выступать в защиту моего народа, — как можно спокойнее произнёс самозванец, — но, да, видеть здесь, в Дориате, Ваньяр и Нолдор я не хочу. На то есть причины. Личные. Не имеющие отношения к делам королевства.

— Ты готов отвечать за свои слова? — глаза Мелиан стали страшными безднами. Чёрно-звёздными. Прошло мгновение, и король Тингол тоже посмотрел на «племянника» двумя провалами в ночное небо.

Закрываясь от вмешательства в свой разум, Келеборн с ужасом увидел, что теперь Майэ Мелиан уставилась на него глазами Тингола, а Тингол — глазами Майэ Мелиан.

— Должно быть, — сказали два голоса одновременно, хотя губы короля и королевы не шевелились, — причины нежелания видеть собратьев очень веские. И действительно очень личные. Можешь идти, Келеборн. Пожелай малютке Нимлот и счастливым родителям благополучия.

Чувствуя, как кружится голова, самозванец поспешил вслед за Даэроном.

Чары рассеялись, и владыка Тингол обратился к советнику:

— Саэрос, мне срочно нужен Маблунг. Как только закончится праздник, и наугрим уйдут, необходимо будет подготовить план перестройки нижних ярусов Менегрота, правильный с военной точки зрения. И доступ к этим коридорам будет закрыт для посторонних.

— Я ведь не посторонний? — заискивающе улыбаясь, спросил советник, но ответа не получил, поэтому, кланяясь, поторопился исполнить приказ, в очередной раз восхищаясь способностью короля Тингола совмещать празднования и решение государственно-важных вопросов.

***

В потрясающем воображение своими размерами зале, освещённом магическим голубоватым сиянием, исходящим от росписи на потолке, играла весёлая мелодия, и многие гости танцевали: кто-то парами, кто-то, встав в круг, кто-то — в хороводе.

Вошедшего Келеборна поприветствовали многие выжидающие приглашения на танец заинтересованные взгляды голубых, серых, зелёных и карих глаз, в которых, конечно же, не сиял свет священных Древ Валар. Девы демонстрировали наряды и причёски, поднимали бокалы с прозрачным вином и таинственно улыбались.

Мгновенно забыв о делах королевства, Келеборн встретился взглядом с художницей, рисовавшей сцены сражений и побед для Галереи Славы. Дева обычно не покидала своей мастерской, встречаться с ней удавалось только на больших праздниках, зато проведённое вместе время невозможно было считать потраченным зря — художница умела рассказывать общеизвестные истории настолько необычно и увлекательно, что самозванец каждый раз ловил себя на том, как ждёт неожиданной развязки сюжета. Которой, увы, не бывало.

— Потанцуешь со мной, прекрасная леди? — спросили губы, но глаза видели ответ заранее.

Даэрон, сидя с другими музыкантами, отвёл от принца и его поклонниц взгляд. Где же Лутиэн? Неужели она снова не придёт на праздник? Почему? Где она? И почему не позвала с собой?

Эти вопросы вставали всё чаще, и никогда не находили ответа. Хотя, нет, ответ был, но он настолько не устраивал влюблённого певца, что эльф предпочитал его не замечать.

Решив, что менестрели справятся сами, Даэрон подошёл к счастливым родителям малышки, в честь которой устроили праздник. Девочка лежала в колыбели, утопая в кружевах и шелках, смотрела на висящую над собой золотую звёздочку голубыми глазками в обрамлении белоснежных ресниц и улыбалась.

— Малышке пора спать, — извиняющимся тоном сказала мама, собираясь уходить.

— Тогда, — улыбнулся Даэрон, чувствуя, что сейчас заплачет, — я спою для Нимлот колыбельную. Можно?

Эльфийка кивнула. Менестрель смотрел на ребёнка и думал, что, скорее всего, ему не суждено прижать к сердцу собственное дитя, ведь Лутиэн…

Взяв крошку на руки, Даэрон вспомнил, как спасал младенцев из-под завалов, сгоревших домов, как уносил новорожденных из племён, где у маленького эльфа не может быть будущего, какими худыми и грязными были эти несчастные детишки… А радостная, хоть и уставшая от внимания, Нимлот, любимая семьёй, пухленькая, пахнущая маслами, одетая в белоснежные кружева, даже представить не может, как ей повезло родиться в безопасном Дориате, когда войны закончились. Оценит ли дитя этот дар? Или будет считать Завесу клетью? Как Лутиэн…

Снова думая, что ему не суждено петь колыбельные своим детям, Даэрон решил, что подарит Нимлот написанную очень давно песню, когда менестрель ещё надеялся на счастливую семью с принцессой.

Улеглось в лесу под вечер

Многозвучье птичьих стай,

Мать журавлика целует —

Поскорее засыпай.

Он на маму смотрит нежно

И качает головой:

«Я хочу увидеть небо

Голубое, голубое,

Я хочу увидеть небо,

Ты возьми меня с собой».

Прилетел залётный ветер

На зелёных парусах,

Спел он соснам корабельным

О приливах и штормах.

И журавлик несмышлёный

Вновь качает головой:

«Я хочу увидеть море

Голубое, голубое,

Я хочу увидеть море,

Ты возьми меня с собой».

Мой журавлик улетает

За леса и за моря,

Он увидит, он узнает

Как рождается заря.

И в мгновенье расставанья

Я скажу ему: «Родной,

Я хочу увидеть землю

Золотую, голубую,

Я хочу увидеть землю,

Ты возьми меня с собой».

Девочка задремала, не дослушав, и, вернув дитя матери, Даэрон взял вино и пошёл прочь из зала, чтобы не сидеть среди веселящихся гостей с печальным видом, развеяться и вернуться обратно исполнять обязанности музыканта и чтеца.

***

— Я вообще не понимаю смысла того, что сегодня в Менегроте происходит, и будет продолжаться дюжину дней, — отмахнулся лучник, выдёргивая стрелы из закреплённой на дереве мишени. — Такому маленькому ребёнку праздник не нужен.

— Зато родителям приятно, — Маблунг выпустил одновременно две стрелы, следом ещё одну и критически посмотрел на результат. — Когда у меня родился старший сын, король тоже праздник устроил.

— Ничего вы не понимаете, вояки, — прервал разговор посланник Саэроса, подходя к тренирующимся бойцам и с уважением кивая в сторону мишеней. — Чествуя лучших, владыка разжигает в сердцах подданных желание быть непревзойдёнными в своём деле, бесконечно совершенствовать навыки и…

— Рожать больше детей, — улыбнулся Маблунг, пересчитывая стрелы в колчане.

— Это тоже, — согласился посланник, поправляя многослойные манжеты. — Тебе, военачальник, придётся присоединиться к торжеству. Король приказал тебе сообщить, что ты срочно ему нужен.