Солмелиэ перечитывала эти слова вновь и вновь, безуспешно пытаясь найти разумные причины для подобного поведения. Не могут же Фирьяр презирать друг друга просто так?

«Смертные, похоже, сами не верят в себя, но я готов поспорить на мешок гномьих мирианов, что Младшие в состоянии приручить не только кабанов, волков и лисиц, но и волколаков Моргота».

Эльфийка заулыбалась, поправила прядку, убрав её за ухо.

«Среди смертных всё сильнее раскол, и мы в этом отчасти виноваты. Однако, как и предложил король Финдарато, мы сейчас обучим, кого сможем, и уведём им в свои земли. Но не бойся — в Нарготронде Фирьяр не будет».

Именно последняя фраза пугала больше всего: неужели Младшие Дети Эру — чудовища?

«Было забавно наблюдать, как старший сын твоей подруги пытался заставить Фирьяр уважать нашего короля. Он подговорил всегда готовых к бою Сайвэ и Воримо запугивать тех, кто поклоняется вождю, всячески демонстрируя силу, например, уводя их по одному в лес с помощью чар, заставляя блуждать, ходя по кругу, а потом легко выводя на родную поляну. Конечно, моя матушка, узнав о таком, была крайне недовольна, напомнила Миньятолосу, что лес создан Йаванной не для того, чтобы самоутверждаться за его счёт, а мы все знаем, что с народом Таварим лучше не спорить, поэтому шутникам пришлось сменить тактику на более жёсткую — отказывать в обучении и даже малейшей помощи не понимающим, кто здесь главный. И тогда в спор вступили местные авторитеты».

Подняв глаза от письма, мельком взглянув на сына, демонстрировавшего пока незнакомой девочке умение забираться по стене без помощи канатов, Солмелиэ попыталась представить, как именно происходила борьба за статус.

«Пока я, твой верный любящий супруг, занимался строительством и обучением способных на умственную деятельность Фирьяр, хранители огня племени вступили в войну. Знаешь, Хитмирсель, моё Дымчатое Сокровище, их аргументы оказались весомее наших. Мы были слишком заняты добрыми делами и не сразу поняли, что имеют в виду два старичка, у которых в жёнах не только слишком юные девы, но и отроки, что однажды займут места своих наставников-мужей и будут беречь пламя для всего племени. Однако, поняв, вынуждены были согласиться с их правотой: огонь уничтожит любого, значит, именно он здесь главный. Да, Лайталиэль, эти старички проверили, обжигает нас пламя или нет. Хранители оказались хитрыми, и, подойдя к Орикону, самому доверчивому среди эльфов, ткнули его в руку горячим углём. Разумеется, появился ожог. С этого момента нас стали уважать ещё меньше, а тех, кто принимает нашу помощь, отныне глубоко презирают свои же собратья. Логика проста: огонь — самый главный, самый сильный. Хранители избраны огнём в незапамятные времена, значит, вправе решать всё и делать, что хотят. Увы, Хитмирсель, учиться эти Дети Эру не желают, поэтому поддерживают тех, кто либо не способны к получению знаний, либо ленятся».

— Кошмар, — произнесла вслух Солмелиэ, снова и снова возвращаясь к не укладывавшимся в голове строкам. — Кошмар…

Вздохнув, эльфийка продолжила чтение:

«Но знаешь, что бы ни было здесь, я рад главному: посмотрев на Фирьяр, я окончательно уверился — во время нападения войска Моргота на Тол-Сирион я убил именно орка, а не одного из Детей Эру. Пожалуй, только ради одного этого знания стоило ехать сюда».

Эльфийка покачала головой. Да, супруг слишком часто вспоминал о Славной Битве, и тогда его сияющие вдохновением глаза угасали, становились мёртвыми и невидящими. В такие моменты были бессильны любые слова и ласки, и только воля самого мастера помогала ему выбираться из пропасти снова и снова.

«Однако королю Финдарато Инголдо, похоже, безразличны все эти дрязги. Владыка сказал нам, что Фирьяр пока годятся исключительно для пополнения войск на севере, вот только ко многоуважаемым сыновьям Феанаро вести их стыдно».

Солмелиэ рассмеялась.

«Владыка пошёл дальше и с огромным трудом объяснил четверым самым сообразительным Фирьяр, что эльфийские девы не выходят замуж и не рожают детей во время войн, поэтому Младшим Детям Эру необходимо как можно скорее победить Моргота, тогда они сами, даже после смерти, их сыновья, внуки, правнуки и вообще все-все потомки возьмут в жёны самых прекрасных эльфиек. На вопрос: «Можно ли сразу несколько?» король лишь многозначительно покачал головой».

Не зная, хохотать или уже пора начинать плакать, супруга Гельмира взяла следующий лист.

«Когда же Эрьярон сказал, что не станет воевать бок о бок с не желающими понимать элементарных вещей существами, он сразу же получил наставление от короля обучить Фирьяр так, чтобы с ними стало можно сражаться вместе. И не только сражаться! Работать, жить, веселиться. Однако, сказав всё это, владыка отправил трясущегося от злости верного с письмами в Нарготронд и добавил, чтобы обратно тот не торопился».

Просмотрев картинки, нарисованные явно наскоро, но всё равно неплохо иллюстрировавшие внешность и быт дикарей, Солмелиэ продолжила читать, перевернув неинтересную для себя страницу о подробностях обучения смертных работе с простейшими инструментами.

«Представляешь, Хитмирсель, я тоже удостоился титула Ном, как и наш король. Смертные, похоже, стали называть так всех, кто им кажется умным. Я заслужил столь высокую честь, когда показал, как добыть смолу, не нанося дереву непоправимого вреда. Конечно, Фирьяр, не признающие авторитет эльфов, тут же срубили две сосны, доказывая, что не нуждаются в обучении и всё будут делать традиционно, но знаешь, их собратья в большинстве отреагировали на подобные действия негативно. Это меня порадовало».

— Если Тавариль Ауриэль научит дикарей сажать деревья на месте вырубки, — снова заговорила вслух Солмелиэ, — я больше никогда не усомнюсь в правильности её воспитания и перестану осуждать за чрезмерную любовь к младшему сыну.

«Матушка пригрозила позвать своих друзей-Пастырей, если смертные не начнут беречь растения».

— Да! Правильно! Пусть настучат им сучками по макушкам!

Ормир подошёл к матери, сел рядом и грустно опустил голову. Похоже, все друзья и подруги разошлись, с оставшимися детьми играть было неинтересно.

Отдав сыну свою книгу, Солмелиэ продолжила читать письмо, больше не комментируя вслух.

«Пока я писал тебе о деревьях и нежелании некоторых Младших учиться у «номов», ко мне в шатёр заходил один из тех немногих Фирьяр, с которыми мне удалось найти общий язык. Этот юноша перенял нашу манеру кланяться королю Финдарато и быстро научился нескольким несложным фразам на Квэнья и Синдарине. Называет он себя Жуух. Недавно этот смышлённый атан стал подвергаться постоянным насмешкам за дружбу с эльфами. Особенно сложно стало, когда его дядя, какой-то уважаемый член племени, простудился и начал болеть. Мы его несколько раз лечили, но несчастный старик снова и снова хворает. Жуух утверждает, будто каждую зиму повторяется одно и то же, однако хранители огня и вождь Буур начали упрекать нас, указывая на больных, старых, уродцев и обвиняя, что мы не в силах их исцелить, а должны. Один из сыновей Буура, поначалу друживший с нами, тоже принял позицию отца, что весьма расстроило Миньятолоса. Зато Жуух всё больше доверял нам, выучивал новые сложные фразы, стал кем-то вроде переводчика для своих собратьев, и за это почти каждый встречный соплеменник при встрече с ним мог вдруг начать воротить нос, плеваться, кривиться и произносить презрительное «Бе-э-э».

И знаешь, Сокровище, как поступил наш юный друг? Он сказал королю Финдарато, что гордится презрением со стороны дураков и лентяев, поэтому возьмёт себе это ругательство именем и будет носить его с честью, передавая потомкам. По аналогии с Бууром наш Жуух стал зваться Беором. Мне кажется, это очень достойный поступок».

Солмелиэ посмотрела на сына. Пожалуй, кое-что в поведении Фирьяр можно ставить в пример для детей.

«А когда погода испортилась, в шатре-кухне собралась большая компания: король Финдарато, Орикон с сыном, я, Эсуил, наш сосед-менестрель Ненарион, Беор с дядей Трах-Тахом, странный малыш Огогом и один из охотников с соседней поляны, которого мы нашли в лесу и вовремя оказали помощь. Бедняга едва отогрелся, сразу принялся всех развлекать, распевая странные песни, одну из которых узнал наш владыка и начал подпевать. Беор воодушевился, взялся переводить с Фирьярина на Квэнья, и мы выяснили, что звучала история про волка, в которого влюбилась чья-то невеста. Дева сбежала в лес и пропала, а несчастный жених остался один до конца дней. Возможно, изначально речь в песне шла вовсе о другом, а любовь женщины и зверя — издержки перевода и забытых или додуманных новым исполнителем куплетов, но, увы, спросить автора о его замысле уже никогда не удастся — бедняга умер от отравления то ли грибами, то ли ягодами незадолго до нашего приезда. Говоря нам об этом, король Финдарато мрачнел и качал головой. Чтобы разрядить обстановку, Беор стал предлагать перевести наши песни для своих собратьев, но владыка Инголдо, загадочно улыбаясь, сказал, что не любую музыку эльфов можно адаптировать для наречий других народов. Не стоит даже пытаться. Орикон и Миньятолос, похоже, знали больше меня, поэтому поняли, в чём здесь шутка, но объяснять отказались, зато Ненарион подхватил идею, сказав, что Фирьяр вдохновили его на песню. Я слушал и вспоминал тебя, моё Восхищение и Сокровище. Смотри, какие прекрасные стихи!