— И рядом с Маэдросом так же, — согласился Синда, притащивший огромный мешок с шерстяными одеялами. — Когда он ведёт в бой, не страшно никакое орочье полчище. Во главе с Феанарионом войско, словно заточенный клинок, врезается в незащищённое тело врага, рассекая его и уничтожая в нём жизнь.

— Да, Маэдрос — это острие меча, — согласился Линдиро, ложась на расстеленные шкуры и закрывая глаза. — Раньше этот клинок держал Феанаро, а теперь — оставшаяся после него клятва и жажда справедливости.

— Мы все хотим закончить войну, — кивнул из угла Сулион, — хотим, чтобы не было этого проклятого Моргота! Если бы не он, мы жили бы мирно и счастливо!

— Мы тоже многое можем решить и изменить, — не согласился согревшийся караульный. — Только не всегда хотим. Мне нравится думать, что если не будет Моргота, в Арде воцарится мир, но мне есть, что вспомнить о Валиноре без Моргота, и мир там был не у всех.

— Потому что мы боролись с последствиями его злодеяний, — отозвался сын Асталиона.

— Мечтаешь вернуться? — хмыкнул Нолдо у печи, проверяя готовность еды. — Помню твою песню про возвращение с войны. Но куда ты хочешь пойти с поля боя, замаранный несмываемой кровью?

Линдиро не ответил, и никто не продолжил разговор — каждый хотел победы и безусловного счастья после неё. Думать о том, что это, вероятно, несбыточно, не хотелось.

— Я мечтаю вернуться с войны, — запел вдруг светловолосый эльф, до этого молча возившийся с инструментами, — на которой родился и рос,

На руинах павшей страны,

Под дождями из слёз.

Но не предан огню тиран,

Объявивший войну стране,

И не видно конца и края этой войне.

Я пророчить не берусь,

Но точно знаю, что вернусь,

Пусть даже через сто веков

В страну не дураков,

А гениев.

И поверженный в бою,

Я воскресну и спою

Во имя возрождения страны,

Вернувшейся с войны.

***

Метели и ветра остались далеко позади, дни пути смешались в один бесконечный. Алмарил не показывался из кареты, никак не напоминал о себе, и Ривиан начала верить в лучшее. Братья, общавшиеся с охраной принца, выяснили, что сын нолдорана приказал отпустить их домой, высадив у ближайшей к родному поселению дороги, но самой эльфийки это не касалось: воины говорили, будто Алмарил берёт её с собой, потому что бывшая преступница решила весной вернуться в осадный лагерь, значит, должна быть с остальной армией.

Такое объяснение звучало логично и не вызывало вопросов, однако Ривиан всё равно было страшно и, прощаясь с братьями, эльфийка чуть не разрыдалась.

***

На привал остановились в до боли знакомом месте.

Холодный влажный ветер ворошил опавшие сухие листья, гоняя их вдоль берегов полноводного ручья, тяжёлые тучи неслись по небу, в разрывах между ними вспыхивали блёклые белёсые лучи Анора.

Окружённая верными принца, Ривиан чувствовала себя заложницей. Сидя у костра, который, словно алое знамя, трепал мечущийся по редколесью ветер, эльфийка думала о том, чем будет заниматься в таргелионской столице, понимая, что вряд ли стоит рассчитывать на жизнь во дворце.

Взгляд застыл на пламени, танцующем на поленьях. Алые и золотые языки ласково уничтожали беззащитное дерево, костёр то взвивался в небо, то прибивался к земле порывами ветра, и, зачарованно любуясь игрой света и тени, Ривиан подумала, что единственное приятное событие предстоящей поездки — это будущая встреча с Карналмарилом, который гораздо добрее брата. Младший сын нолдорана совсем другой, он только пытается казаться злым и страшным. И получается это у него очень фальшиво!

— Сколько было свидетелей твоей свадьбы? — неожиданно прозвучал голос Алмарила, осторожно идущего от кареты к костру.

— Я… не помню, — содрогнулась всем телом эльфийка.

— Двое? Трое? Четверо? Дюжина?

«Какая ему разница?!» — ужаснулась Ривиан, холодея от накатывающего страха.

— Трое…

— Я хочу посмотреть, что происходит на северном тракте, — дав знак верным следовать за ним, сказал принц. — Идём, орочья королева.

Эльфийка встала, чувствуя, как отнимаются ноги. Алмарил был вооружён, как обычно, только без доспехов, надев на плотную куртку лишь лёгкую кольчугу, набросив на плечи меховую накидку. За ним последовали три воина, и это настораживало ещё больше, хотелось убежать прочь. Только как?

Ручей обмелел, свернул в овраг и исчез среди глины, началась заброшенная вырубка.

— Помнишь, здесь была одна из наших стоянок, — печально посмотрел вокруг таргелионский принц, — а там за кустарником — засели химрингские. Дальше на восток мы подвешивали тушу, но сейчас, похоже, нет смысла туда идти. Гномов здесь давно не было. Либо они прекратили стройку окончательно, либо на зиму.

Вспомнив о разговоре в осадном лагере, Ривиан сделала решительный шаг вперёд и коснулась плеча Алмарила.

— Тебе тяжело идти? — максимально искренне и участливо спросила она, давая понять, что готова помочь. — Нога всё ещё сильно болит, поэтому не хочешь продвигаться сквозь лес дальше?

Взгляд Алмарила устремился на бывшую соратницу, и эльфийка ощутила головокружение: в светло-серых глазах Нолдо не было совершенно ничего из виденного ранее. Совершенно ничего.

— Понимаю, жалкое ничтожество, тебя это не тронет, но всё-таки скажу, — произнёс принц, давая знак верным быть настороже, — ты должна помнить, что у тебя есть семья, бóльшая часть которой — мои подданные.

Ривиан громко ахнула, лицо некрасиво сморщилось, из глаз покатились слёзы.

— Не надо, — прошептала эльфийка, — пожалуйста.

Воины принца подошли ближе.

— Я хочу, чтобы всё закончилось там же, где и началось, — очень спокойно проговорил Алмарил. — С того, с чего началось.

— Что ты хочешь сделать со мной? — плача, выкрикнула Ривиан. — Прошу, не надо! Я могу быть полезной для тебя, как раньше!

— Как раньше — не нужно. А оркам — орочья смерть.

— Нет!

— Да.

Помилованная преступница сорвалась с места, но тут же оказалась схвачена за руки двумя таргелионскими воинами. Третий осторожно опустил почти до земли толстую ветвь ясеня, достал из заплечной сумки длинную верёвку.

— А теперь доделай начатое, грязная орчиха! — лицо принца побелело, потом побагровело, глаза вспыхнули чудовищным огнём. — Завязывай петлю! И на дерево!

Ноги эльфийки подкосились, рыдания стали громче.

— Поверь, если не сделаешь это сама, будет хуже! Я сотворю всё то, что собирался сделать с трупом, с тобой живой!

Меч с режущим слух лязгом покинул ножны, бледно блеснул в угасающем дневном свете, устремился к животу бывшей соратницы, раздвигая слои плотной одежды.

— Я выпущу твои кишки и подожгу их! — заорал Алмарил, срывая голос. — Это не быстрая и не лёгкая смерть, будь ты проклята, ничтожная тварь!

— Сам будь проклят! — крикнула Ривиан, трясущимися руками взяв верёвку, но не в силах с ней справиться.

Принц расхохотался.

— Ты так и не поняла, — смахивая вдруг покатившиеся слёзы, покачал головой сын нолдорана, — я и есть проклятье. И твоё тоже. Завязала?

Не до конца веря, что всё происходит на самом деле, и что бывший друг, бывший воздыхатель, способен на те зверства, о которых говорил, Ривиан, стараясь подчиняться и хоть немного сдержать рыдания, завязала петлю.

— Теперь — вокруг ветки.

Видя, как дрожащая воющая эльфийка пытается закрепить удавку на ясене, Алмарил вдруг подумал, что верные могут осудить его за подобное, но с другой стороны…

— Ты оскорбила меня, предала своего владыку, подставила нолдорана и опозорила честь короны, провалив свою миссию, — произнёс словно чей-то чужой голос, сказанные слова моментально забылись, принц ощутил, как немеет держащая меч рука.

— Почему я?! — отчаянно выкрикнула Ривиан.

— Лезь в петлю! Иначе выпотрошу живьём! — заорал уже своим узнаваемым голосом Алмарил, ощущая прилив сил.

Тонкие бледные руки, дрожа, продели голову в верёвку. Светлые волосы растрепались, прилипли к мокрому от слёз покрасневшему пятнами лицу — уродливому сейчас, но такому красивому раньше!