Интуиция кричала: «Верни это дерьмо нолодранцам!!!» Однако Халет решила распределить находку между своими подданными.

И мирианы оказались фальшивыми.

«Этого нельзя не заметить!» — в один голос твердили и гномы, и эльфы, но для людей ни на вес, ни на глаз подделка не отличалась от оригинала. Всех, кто пытался расплатиться кругляшами из мешка яблок, внесли в список преступников, заставили платить настоящими мирианами штраф за нарушение торгового закона и пригрозили более строгим наказанием в случае новых преступлений.

А гномьи торговцы предложили купить у них какую-то штуку для проверки мирианов. Дорого, да, но зато без проблем в будущем.

«А то ведь не знаешь, — подмигнул седой бородач, — кто и зачем железку подбросит. Или работодатель наказать решит, или из мести кто. А, может, шутка дурацкая».

Халет ничего не сказала гному, однако чутьё твердило — эльфы подставили её нарочно.

***

— Наливай да пей,

Свою душу грей,

Может отойдёт,

Снова запоёт.

Наливай да пей,

Да в три горла лей,

Станешь сам добрей,

А вслед и мир светлей.

Смерть идёт где-то рядом,

С жизнью об руку всегда,

Печалиться не надо,

Просто пей да наливай!

Халет бросила пьяному эльфу проверенный на дорогой штуке кругляш, и менестрель наклонился к женщине, поцеловал её руку.

— Ты знаешь певца по имени Уальяр? — спросила леди-вождь, вдруг вспомнив одного бродягу, разговор с которым заставил задуматься о необходимости беседы с главным нолодранцем.

— Уальяр? — музыкант пожал плечами. — Это вряд ли имя. Прозвище, скорее всего. Бывший богач. Хм…

— Ясно, — Халет позвала подруг и подрастающих воинов следовать за ней.

Собираясь с мыслями, женщина думала о том, что припомнить Красномордому надо всё, а не только мешок яблок. В том числе, Уальяра, пока память о нём свежа. Случилось всё в начале весны, когда для одних уже изменились цены на перевозки с зимних на межсезонные, а другие так и платили двойной налог и какие-то дополнительные взносы. Главное, при проверке отличить грамоты, дающие право на неравенство, и заметить подделку! Или не заметить…

Иначе снова придётся лишиться мирианов.

***

Халет разбудили посреди ночи. Спросонья не понимая, что происходит, леди-вождь, наскоро одевшись и выпив бодрящий отвар, поехала к башне-тюрьме.

Таких построек в стороне от Гномьего Тракта было много, однако они почти всегда пустовали, и даже если кто-то там оказывался, надолго не задерживался. Но не в этот раз.

— Твои подданные бунтуют, — с недоброй интонацией заявил среди ночной темноты эльф, подсунувший дикарям мешок яблок, — а ведь им дали простейшее задание!

Халет слишком хотела спать, чтобы понимать сказанное, поэтому практически не запомнила, о чём шла речь во время поездки, а ближе к рассвету и вовсе задремала, однако увиденное в башне сняло сон, как рукой.

В большой камере с расстеленной на полу соломой, за мощной решёткой, в холоде и сырости сидели два эльфа, три гнома и восемь халадинов: четверо вчерашних караульных, четверо сегодняшних.

— Так, я не поняла, с какой… — начала кричать леди-вождь, и сопровождавший нолодранец терпеливо заговорил, не дав ей высказаться:

— Повторю снова, госпожа, те пятеро — воры и обманщики, и был приказ их задержать на Тракте, а после — заставить платить. Однако твои подданные взяли откуп и отпустили преступников.

— Это неправда! — в один голос заявили гномы и люди.

— Нам ничего не давали! — сжала кулаки молодая женщина, смотря на Халет. — Мы сами поняли, что эти бедняги не виноваты!

— А другие четверо, — эльф-стражник встал так, чтобы загородить леди-вождю обзор, — твоих подданных отказались наказывать собратьев за их преступление.

В тот момент мешок яблок показался сущим пустяком. Пришло ясное осознание — есть два пути: стать врагом для подданных, либо оказаться за решёткой вместе с ними. Что делать, идей не было совершенно.

— Пусть госпожа выслушает теперь нас, — заговорил вдруг один из заключённых эльфов — светловолосый, сероглазый, очень худой, в каких-то тряпках, не подходящих по размеру. Взяв в руку флягу, бродяга улыбнулся: — Я, Уальяр, поднимаю тост за правду. И пусть у меня ничего нет, кроме родниковой воды, есть те, кто готов отнять даже это.

Его голос зазвучал волшебно, полился песней. Стражник нахмурился, однако не прерывал.

— Наливай, нет причин для грусти:

Нам ещё не назначен срок,

И ещё не умолкли гусли,

И не властен над нами Рок.

И ещё какие-то люди,

Вспоминают, поют и ждут.

Я один, словно хрен на блюде,

Время мчится, а я всё тут.

Сколько раз за спиной шептали,

Называли нехорошо,

Сколько раз в лицо посылали,

Сколько раз я туда не шёл!

И ни с кем не в любви, не в ссоре,

И уже не держа весла,

Я почти потерялся в море

Круговерти добра и зла.

Я носился, как лошадь в мыле,

В суете, словно в пустоте,

Я любил и меня любили,

К сожаленью, совсем не те.

Но и те, и другие сами

Одинаково хороши —

Без зазрения били ногами

По дверям тайников души.

Наливай, что ещё осталось,

Запах листьев, осенний свет

И, как дохлый хорек, усталость,

И надежда, которой нет.

Этот мир не так уж чудесен,

Не щадит никого из нас,

И прошу вас, не надо песен,

Лишь послушайте мой рассказ.

— Колдовство тебе не поможет, — предостерёг нолдоранец.

Заключённый отмахнулся:

— Мне уже ничто не поможет. Зато у остальных надежда есть. У меня с братом была мастерская. Мы делали разные вещи из дерева — в основном инструменты для работы в саду или дома. Мы с той стороны реки. Госпожа, понимаешь, твой король и мой вождь не слишком ладят, однако народам вражда не нужна, и я договорился, что буду торговать с Таргелионом через Ногрод, чтобы не гневать моих владык. Я договорился о выкупе и перевозках с этими господами, — он указал на гномов, те, кивнули, — и всё шло неплохо. Но потом вдруг владыки помирились. Условно. И оказалось — за всё время, что торговал в обход Торгового Союза, я задолжал огромную сумму. Я не хотел никого подставлять, переписал договоры на себя, но это оказалось незаконно, и теперь я должен быть сурово наказан. Но это ещё не всё! Я продал всё, что имел в Таргелионе, чтобы хоть как-то расплатиться, но после продажи выяснилось — всё это давно было у меня отнято, потому что приобрёл я это всё незаконно. И продавать не имел права. Я…

Халет почувствовала головную боль. Эльф пытался говорить простыми словами, но она даже их не понимала, лишь возникало всё более стойкое ощущение, что этого Уальяра буквально топят в болоте, намеренно оборачивая против него любое его действие.

И чо?

Да ничо!

По большому счёту леди-вождь была согласна — это не её дело, эльф может быть и преступником, и кем угодно, не ей решать его судьбу. Но её людей хотят использовать в качестве палачей, которые должны наказывать любого, кого ещё даже не судили! А за отказ подчиняться халадины идут под суд сами! Это возмутительно!

С какой стати этот Уальяр, задолжавший, видимо, казначеям или Красномордому, должен что-то платить здесь, в этой сторожевой башне? И в конце концов, не видно что ли — у него ничего нет! Где у этих стражей совесть?! Ах, да, какая совесть…

И что теперь? Что? Новые штрафы халадинам за неповиновение? Опять люди остаются всем должны?

Нет. Не всем. Ему. Красномордому нолодранцу. А мирианы давать придётся всем подряд!

— Я заплачу за своих выкуп, — сказала леди-вождь. — С остальными разбирайтесь сами.

***

Смотря на фонтаны и гуляющий народ, Халет вспоминала и вспоминала. Перед глазами вставали лица халадинов, которым пришлось врываться в дома тех, кто обманул казначеев, леди-вождь, как сейчас, видела своих подруг и родственниц, которые поджигали повозки, и тех, что не соглашались это делать, а потом оказывались без работы с внезапно выросшими долгами. Невозможно такое забыть.