Смотря на стражу Минас-Тирита из-под забрала сверкающего шлема с узорами-рунами, о которых Кхазад говорили, будто это слова-оберег Нарготронда, Гвиндор заранее готовился к вероятным разговорам, в которых последнее едкое слово непременно должно остаться за ним. О том, что живущие на Тол-Сирионе эльфы считали скрывшихся под землёй сородичей трусами, было известно всем в пещерах на Нароге, но почему подобная слава должна распространяться на родившихся в Нарготронде?
«Может быть… — придумывал ответы на насмешки юный лорд. — Может быть, если бы был выбор, где появиться на свет, я бы родился в твердыне Моргота, а когда подрос и научился держать оружие, убил бы гада?»
Переведя взгляд на принца Артаресто и его семью, Гвиндор подумал, что принцесса Толлунэль одновременно похожа и совсем не похожа на его мать, а принц Инглор словно случайно оказался рядом с высокородными эльфами. Юная Финдуилас, о которой только и говорили «Прекраснейшая в Белерианде», отвернулась, смотря на первых занимавших лодки гостей, поэтому разглядеть её лицо не удалось. Сразу же забыв про столь незначительную неприятность, сын лорда Халиндвэ спешился и занялся помощью смотрителям лошадей, которые уже закончили обустраивать лагерь на берегу Сириона, поэтому теперь принимали скакунов у хозяев и уводили от реки.
«Может, здесь остаться?» — мелькнула мысль. Гвиндор понимал, что неминуемо ввяжется в какой-нибудь конфликт, и на мгновение проснулся голос разума.
— Так будет лучше для всех, — сказал кто-то рядом.
Лорд от неожиданности вздрогнул, обернулся.
— Только кто же станет слушать неудобные советы? — продолжал говорить о чём-то своём, посмеиваясь, Орикон.
— Потом пожалеет, но будет поздно, — согласился с ним старший сын. — А надо было просто внимательнее и тщательнее выбирать, с кем сближаться. Помощь помощью, а дружба — совсем иное. Про любовь и вовсе промолчу.
— Любовь, — отец вздохнул, — она мнится прекрасной и вечной, только не всегда это чувство оказывается по сути своей благородным металлом, неподвластным коррозии. Увы, лишь тяжёлые испытания показывают — белое золото рядом с тобой или серебро низкой пробы.
— Я бы предпочёл не проверять, — помрачнел Миньятолос. — Жил бы в счастливом неведении.
— Значит, — Орикон хлопнул старшего сына по плечу, — тебе самое место в Амане. Только там искусственное благополучие позволяет вечно считать дешёвку сокровищем. Здесь же каждый вынужден показывать своё нутро.
Решив, что не хочет слушать бессмысленные речи, Гвиндор посмотрел на пустеющий причал. Пора переправляться, если всё-таки решил сопровождать короля Финдарато Инголдо на важный совет. Такого брат точно никогда не делал!
***
— От тебя, мой верный Эдрахиль, требуется немного, — Финдарато вместе со слугой-оруженосцем вышел к берегу Сириона и посмотрел вокруг. Дневное солнце было ярким и тёплым, однако ветер заставлял кутаться в шерсть. — Первое и главное — подавать мне вино, даже если я не прошу. Второе — соглашаться со всеми моими словами, даже если я не требовал одобрения. И третье, пожалуй, самое трудное — скажи мне, почему я не должен сейчас пойти, прогнать с начинающегося праздника менестреля и спеть сам?
— Потому что, — судорожно соображая, Эдрахиль подал вино, — мой король хотел прийти на праздник гораздо позже, и этот менестрель, вероятно, уже замолчит. К тому же, моему королю не найдётся на этом острове должного вознаграждения за пение.
— Именно! Ты прав, мой верный Эдрахиль! — владыка Инголдо не рассмеялся, но по сияющим глазам было видно, как ему весело. — Я хочу дождаться множества дерзких слов, что прозвучат в моё отсутствие, потом появлюсь на трибуне, умилюсь переменам в музыке и заявлю дорогому сыну и его прелестной супруге: коль их воины столь доблестны, что певцы готовы смеяться над королевской армией, пусть пополнят ряды северных и восточных войск, чтобы помочь лорду Маэдросу с обороной. Прекрасный план, правда, Эдрахиль?
Оруженосец согласился и подал вино.
Музыка продолжала литься, праздничный турнир в честь приезда короля становился веселее, а голоса — громче. Синие драконьи знамёна сверкали ярче самого светоча Анар и ослепляли даже способные далеко видеть глаза.
***
— Черней вороньего крыла,
В оковах силы, разбудившей тьму,
Лежит распятая земля,
С мольбой взирая в пустоту.
Земля и стонет, и дрожит,
Вокруг смятенье, боль рождает злость,
Чужая кровь рекой бежит,
Жизнь сохранить не удалось!
Взмах клинка на мгновение зажёг в небе ещё одно солнце. На золотистом песке сошлись два воина: один — в ало-серебристом, с мечом, второй — в доспехах, стилизованных под золотую чешую ящера, вооруженный длинным хлыстом. Вокруг них скакал на лошади эльф в синем и пускал в «дракона» бутафорские стрелы, а тот ловко уворачивался.
— Огонь покорным быть устал! — пели, подбадривая гостей праздника, менестрели. — Устал смирять свой гордый нрав и дух!
Жестоким зверем он восстал,
Презревшим милость наших рук.
«В нору забейся, жди конца!
Пусть рядом глотки рвут Добро и Зло!» —
Твердит тебе второе «Я»,
Скрывая истины лицо.
Толлунэль, восседая на почётном месте рядом с мужем, гордо посмотрела на реакцию прибывших из Нарготронда подданных свёкра — пусть делают вид, будто им всё равно! Ясно же, никому не понравится выглялеть трусом в глазах сородичей. Однако радости мешало одно обстоятельство: леди злилась, что к началу торжества не пришёл ни король Финдарато, ни большинство его свиты, ни Финдуилас. Супруга принца Артаресто со злостью думала, как накажет дочь за опоздание, но размышления вдруг прервал голос мужа:
— Не стоит насмешничать над королём.
— Потому что это твой отец? — Толлунэль фыркнула.
— Нет, потому что это король.
— У нас и другие песни заготовлены, не переживай, любовь моя.
Снова став безучастным к происходящему, Артаресто повернулся к сражавшимся эльфам. Двигаясь под музыку, исполняя танец битвы, три фигуры — мечник, дракон и всадник были прекрасны и по-своему устрашающи. Принц тоже собирался поучаствовать в турнире, только позже, когда закончится концерт. А если не сразиться с кем-нибудь на глазах у народа, жена обязательно припомнит мужу слабость духа и неспособность защитить королевство.
— Война без правил, без границ,
В одном потоке жарком кровь и пот,
Хохочет враг, сыграв на бис
Куплет, где судьбы, вместо нот.
Пощады нет в его глазах,
Ты смотришь в них и не отводишь взгляд,
Сгорает твой животный страх,
Шипя и корчась на углях!
Сидя рядом с отцом, принц Инглор рисовал происходящее на празднике, но почему-то цвета получались странно мрачными, а на лице эльфа читалось: «В войне нет ничего весёлого! Зачем в неё играть? Зачем радоваться худшим изобретениям одного из Айнур? Неужели для таких глупостей дана королям власть?»
— Власть огня!
Багровый отблеск, как знаменье.
Власть огня
Живых и мёртвых сочтёт.
Власть огня —
Здесь брода нет, но есть последний
Твой удар,
Всё остальное не в счёт!
***
Отражение в зеркале выглядело чарующе: золотые локоны собрались в аккуратную прическу, украсились яркими турмалинами, платье, открытое не по погоде, ласково прилегало к коже, ажурная меховая накидка лишь слегка прятала от глаз и ветра хрупкие плечи. Принцесса Финдуилас была поистине прекрасна.
Но из комнаты выходить не хотелось.
Почему так происходило, юная эльфийка понять не могла. Всё ведь чудесно! На остров приехали гости, среди которых множество потенциальных женихов — приближённых короля! Надо лишь присмотреться и выбрать, а праздник — самое подходящее для этого время! Что же не так?
Может быть, потому что снова будут песни только про минувшие сражения, придётся делать вид, будто нравится смотреть бесконечные фальшивые бои, во время которых никого даже не ранят?
«Нет, — решила для себя Финдуилас, — я просто хочу прийти позже всех, чтобы появиться прекрасным волшебным видением, сразить незнакомцев своей исключительной красотой, лишить их разума, а потом выбрать одного-единственного из многотысячной толпы сошедших с ума от счастья лицезреть меня. Одного-единственного достойного. Нет, не достойного, а просто… Просто того, до кого снизойду».
