Варнондо видел — тот, кого раньше называли Нельяфинвэ Майтимо Руссандол, очень сильно старается быть справедливым и милосердным, однако эти попытки идут не от чистого сердца, а от понимания необходимости поведения в привычных для общества рамках.

Получит власть — обретёт вседозволенность — полетит в пропасть, прихватив с собой всех подряд, не разбираясь.

Однако речь Маэдроса на большом химрингском празднике в память о победе в Славной Битве до сих пор заставляла задумываться и отдавалась в груди частыми ударами сердца.

Голос на химрингской площади звучал скрежетом сражения, когда сталкиваются два вида стали — эльфийская и орочья. Так и в самом лорде идёт вечная борьба гармонии с искажением, и почему-то все вокруг уверены, будто побеждает чистый, благородный металл, забывая о том, что на самом деле всегда оставалось символом рода Махтана.

А это медь. Материал, не способный защищать себя от пагубного натиска внешнего мира. Без защиты и трепетной заботы красный металл становится уродливым и рассыпается.

Неужели Нолдор хотят себе такого лидера?

Вспоминая сиявший в руке Маэдроса гномий клинок, носящий имя Нарсил — Сияние Пламени, Варнондо думал о том, что эльфы до сих пор идут за Огненным Духом Куруфинвэ, а не за его потомками. Да, лучше сына Мириэль никто не звал в бой, но мир и созидание — не стихия Первого Дома.

Снова посмотрев на тающий в тумане Химринг, воин верховного нолдорана опустил голову. Проклятый Маэдрос вынудил его нарушить приказ короля и вернуться в Хитлум! И ведь насколько убедительны были доводы! А что, если братья Феанариони сговорились и всё подстроили? И ведь никто не поставит под сомнение слова химрингского лорда, потому что он умеет сплотить и заставить безоговорочно верить в свою честность.

«Что бы ни писали белериандские книжники, что бы ни пели менестрели королей, победа в Дагор Аглареб — наша победа!»

И ведь это действительно те слова, которые хочет услышать народ! Варнондо никогда не любил Аклариквета и его песни, а теперь понял, насколько сильно ошибается верховный нолдоран, делая ставку на личную славу, раз за разом требуя показывать на сцене победу Истинного Короля над Морготом. Разумеется, когда такой владыка зовёт на бой, хочется напомнить, что он справится и один.

«Блестит не только чистое золото, но лишь благородный металл со временем не потускнеет. И пусть его сияние не кажется ярким на фоне фальшивки, оно вечно, в отличие от лживо сверкающей подделки!»

— Конечно, — тихо произнёс Варнондо, погнав коня вперёд, — после таких слов никто не вспомнит про медь и её некрасивые свойства.

«Не каждый странствующий по бездорожью заблудится и сгинет!»

— Зато каждый измажется в грязи.

«Наши родоначальники — словно мощные и глубокие корни деревьев, коим не страшны даже самые лютые и длительные морозы, и никакой безжизненный лёд не способен остановить идущих к цели!»

— Интересно, о чём думал Маэдрос, говоря это? Вспоминал прошедшего Хэлкараксэ дядю, отнявшего корону нолдорана у полумёртвого родича? Красиво, красиво скрыл за приятной речью отвратительную страницу своей истории и страшную трагедию целого народа, преодолевшего Вздыбленный Лёд.

«Старость не означает слабости!»

— Да, лорд Маэдрос, ты готов тащить в бой и дряхлых немощных наугрим, лишь бы не признать бессилие против одного из Айнур.

«Огонь возрождается из золы каждый раз, когда на горячие угли льют масло! Пепел снова вспыхнет, и алые сполохи озарят небо! Свет прольётся из тени!»

— Сильмарили станут свободными, когда потомки Пламенного Духа сразят Моргота. Только кому нужен их свет теперь?

«Если клинок ломается в бою, его можно перековать и сражаться дальше!»

— Красивая была речь, — кивнул Варнондо, обернувшись на скрывшийся в тумане Химринг, потом — на карету, в которой ехала жена. — Интересно, ждал ли Маэдрос, что толпа назовёт его королём, несмотря на утрату короны? Ведь если всё сбудется так, как он говорит, ни один иной владыка не удержит трон, и власть перейдёт к однажды её лишившемуся.

Посмотрев на сопровождающих верных в синих хитлумских плащах, на звёздные знамёна владыки Нолофинвэ, военачальник помахал рукой ехавшему позади сыну и воскликнул:

— Слава верховному нолдорану!

***

Нежные руки эльфийки, пахнущие душистыми маслами, заскользили по плечам, спине, груди, смазывая кожу, проверяя мускулы.

— Тебе необходимо больше упражняться! — строго сказала Вирессэ, вытягивая и напрягая ногу, а затем демонстрируя игру мыцщ предплечья.

Расположившись верхом на муже и растирая его тело, эльфийка хитро улыбнулась.

— Приседать с тобой на руках и поднимать над головой дюжины дюжин раз недостаточно? — Карнифинвэ лениво приоткрыл один глаз.

— Конечно. Я ведь хочу делить супружеское ложе с прекрасным эльфом, которым хочется любоваться. Меня не тянет соблазнять исхудавшего страдальца.

— Хорошо, значит, будем любить друг друга, стоя около постели, а не лёжа в ней.

— И в бассейне!

Готовая начать прямо сейчас, Вирессэ села чуть ближе к коленям мужа, смазала ладони и принялась оглаживать вокруг паха.

— Ещё размять или достаточно? — промурлыкала эльфийка, опуская голову и слегка высовывая язык, чтобы касаться точечно, самым кончиком.

Золотые локоны рассыпались по коже, защекотали и прилипли к маслу. Карнифинвэ, забывая обо всём, залюбовался, приятное напряжение внизу живота и между ног начало быстро нарастать. Тянуть время смысла больше не было.

Поднявшись и подхватив на руки Вирессэ, Карнифинвэ ловко приподнял её так, чтобы начать тренировку. Пришлось опереться спиной о стену, изогнувшись и подавшись вперёд. Эльфийка на мгновение повисла на шее супруга, подтянулась и закинула ноги ему на плечи. Соединив воедино возбуждённую плоть и двигаясь то быстрее, то медленнее, нолдорский принц наслаждался любимым телом, звуком и теплом дыхания, прикосновениями золотых волос, поцелуями и медленно растекавшемуся по спине и ногам напряжению.

Сейчас было неважно абсолютно всё, и не осталось места ощущению собственной ничтожности и бесполезности, бессмысленности такого существования, страху, что Вирессэ однажды снова уедет, и придётся остаться в гнетущем одиночестве.

Всё просто было хорошо.

***

Хитлум изменился. Осеннее увядание, встретившее вернувшихся из Химринга посланников, казалось символичным — с самой границы королевства стали заметны недобрые перемены, заставившие вспомнить ёмкими словами Морифинвэ Карнистира. Каким бы ни был четвёртый Феанарион, отрицать могущество его торгового союза, увы, не представлялось возможным.

Даже в Химринге, где вся жизнь строилась на вечном военном положении, одежда горожан выглядела разнообразнее, чем в землях верховного нолдорана, пелись песни множества народов, блистали украшения гномьих мастеров, звучала речь на нескольких языках. Вынужденная экономия ресурсов сказывалась и на настроении подданных Нолофинвэ, а больше всего влияло, похоже, отсутствие менестрелей с правильными песнями.

Вспомнив свою непочётную, однако жизненно необходимую службу в Хэлкараксэ, Варнондо подозвал троих ближайших помощников.

Все, кто постоянно жили в Хитлуме, вероятно, бессильны против сложившихся обстоятельств, однако новоприбывших сейчас ничто не сдерживает от активных действий на пользу короне. Посланники многому научились в Химринге, настало время применить полученные знания.

***

Вирессэ вынырнула из бассейна, золотые волосы прилипли к коже, став медового оттенка. Карнифинвэ, сидя на краю, любовался каждым движением супруги, каждым изгибом, каждой ложбинкой.

— Не понимаю, чем ты недоволен, — с насмешкой произнесла эльфийка, в одно мгновение очутившись рядом, обняв за колени и потянувшись губами мужу между ног, — большинство эльфов Эндорэ были бы рады оказаться в заложниках таким образом.

— Я знаю — ты шутишь, — принц мечтательно закатил глаза.

Язык тронул открывшуюся чувствительную плоть, способность думать моментально пропала, но вдруг раздался громкий стук в дверь.