Со стороны лагеря, поставленного для отдыха строителей, донёсся голос невестки, Ауриэль прислушалась.

— Ты — рождённое солнце в рассвете,

Но за счастье моё не в ответе,

Ты лучами своими мне просто свети.

Прорасту я зелёной травою,

Расцвету на деревьях листвою,

И во всём ты любовь мою сможешь найти.

На любых перекрёстках земного пути.

К нам любовь не приходит без спроса,

Как щенок, зарывается носом

В наши души и ищет простого тепла.

Для того, чтоб его приручили,

Этот дар небеса нам вручили,

И вся Арда, как летом, внутри расцвела.

С нами вместе дышала, любила, жила.

О любви и о чуде

Знают мало так люди.

Ищем мы её всюду,

А она живёт в нас.

О любви и о чуде

Знают мало так люди,

А она живёт всюду

В отражении глаз.

В нас.

Почему-то подумалось, что без людей песни эльфов звучали иначе, однако Ауриэль не позволила себе думать плохо о юной расе, сосредоточив внимание на том, что Солмелиэ пела без какой-либо магии, а значит, можно было снова убедиться, что сына не приворожили.

«Почему она?» — мать неоднократно спрашивала сына, но каждый раз получала один и тот же ответ:

«Моя Лайталиэль — самородный минерал, который вдохновляет мастера».

Слепая влюблённость, лишившая разумного мальчика способности к критическому мышлению, что поделать.

Со стороны временной дороги прискакал лорд Айканаро, и все Фирьяр тут же замерли, словно взгляд владыки сделал их каменными. Направившись в сторону костра, чтобы поздороваться с лордом и поговорить про успехи в лечении простудившихся, Ауриэль взглянула на кору сосны, которую только что тронула ладонью, и увидела в смоляных узорах символ, считавшийся среди народа Таварим связующим звеном между прошлым и будущим. Похоже, сами деревья говорили подруге Энтов, что не нужно думать, будто до перемен было лучше.

***

«Скромнее быть неинтересно», — усмехнулся про себя Айканаро, наблюдая реакцию смертных подданных на своё появление.

Халиндвэ вышел из палатки вместе с сыном и внуком. Все трое выглядели напряжёнными.

— Нужно поговорить, владыка, — выдавил из себя лорд-охотник, и Айканаро спешился.

Отойдя в сторону, эльфы переглянулись.

— Я понимаю, — едва слышно начал речь Халиндвэ, — что Дортонион — в равной степени дом и для Старших, и для Младших Детей Эру, и это означает, что и те, и другие обязаны принимать участие в жизни Соснового Края одинаково. Но то, что для нас всего лишь трудновыполнимо, для Фирьяр может обернуться смертельной опасностью или серьёзными болезнями. Это слабаки, которые, однако, могут накопить злобу и взбунтоваться. Вряд ли Фирьяр способны совершить значительное зло, но, лорд, их немало в твоей армии. Они имеют доступ к оружию.

— То есть, мы должны работать за них и на них, чтобы нечаянно не разозлить тех, для кого не писаны правила безопасности на стройке? — рассмеялся Айканаро.

Гельмир многозначительно посмотрел на отца, однако промолчал.

— Я прикажу внимательнее следить за соблюдением мер предосторожности, — отрезал дортонионский владыка. — Мы делаем всё для предотвращения несчастных случаев, но если у кого-то нет мозгов, я за это отвечать не намерен!

Халиндвэ одобрительно кивнул, Гельмир отвёл взгляд, который выражал печальное понимание, что отвечать всё равно придётся, даже если это абсолютно нечестно и неправильно.

— Лорд Наро! Мой лорд! — послышались выкрики, и Айканаро, поморщившись, обернулся. — Эльфы говорят, мы нашли что-то ценное!

— Смертные сами бы ни за что не додумались до такого, — скривился дортонионский владыка. — Какие же они жалкие!

Трое грязных, слегка мокрых и очень довольных собой мужчин подбежали к лордам и протянули не слишком хорошо отмытое копьё.

Айканаро и Халиндвэ, не сговариваясь, снисходительно улыбнулись — оружие было в относительно неплохом состоянии, только выглядело больше парадной вещью, нежели боевой из-за тонкого древка и вычурной формы наконечника; Гельмир очень серьёзно и одобрительно закивал и подтолкнул сына, чтобы тот тоже выразил восхищение находкой и теми, кто на неё случайно наткнулись.

— Это женское оружие, — сказала Ауриэль, подойдя к мужу, — до Первой Битвы за Белерианд, когда эльфы больше дружили с Энтами, нежели с гномами, мастера делали подобные пики, чтобы защищать творения Йаванны от искажённых чудовищ. Копья носили имена тех, кого предполагалось оберегать, например, Розоволист, Черноцвет, Ясень, Бук, Берёза. Жаль, что традиция угасла, а война осталась.

— Может быть, это знак, что пора возродить такой интересный обычай? — улыбнулся на удивление добро и заинтересованно владыка Дортониона. — Мне он нравится.

Смертные усердно закивали, а в глазах застыл вопрос о награде и заготовленная заранее на всякий случай обида на недооценённость усилий.

— Традиция возродится, — гордо провозгласил Айканаро. — И на этот раз угаснет только вместе с войной.

***

— Ещё одна бессмысленная и крайне затратная инициатива! — развёл руками Ангарато, сидя за общим столом с гостями то ли пира, то ли очередного совета. — Вы понимаете, что нет никакого прока в том, чтобы делать большое количество именных копий разной формы для целого войска? Считаете, кто-то в нашей армии не понимает, за что и с кем воюет, и кого должен защищать?

— Ты можешь не поддерживать идею, отец, — заговорил вдруг Арагарон, и удивилась даже Эльдалотэ. — Но я полностью на стороне дяди.

Справившись с изумлением, леди взяла сына за руку.

— Лорд Арагарон сможет возглавить новое войсковое подразделение, — сказала жена Ангарато, переведя взгляд на трофей из болота, теперь украшавший стену зала.

— И возглавлю! — громко заявил молодой эльф. — И ты не запретишь мне, отец!

— Я и не собирался, — помрачнел Ангарато. — Вы с матерью всё равно уже всё решили.

Перманентно игнорируя споры насчёт казавшегося бесполезным дела, Финдарато руководил Эдрахилем, чтобы слуга не расслаблялся, вовремя подавал вино и одобрительно кивал молчанию своего короля. В конце концов, устав от ничегонеделания, Инголдо удалился из зала и пошёл на площадь, где было на удивление пусто, и даже на торговцев-наугрим практически не обращали внимания.

— Владыка Ном! Господин Эдрахиль! — словно из-под земли вырос Беор, выглядевший хуже захворавших от сырости собратьев. Упав на колени и низко склонив голову, мужчина тяжело вздохнул: — Мне очень нужно поговорить! Прости, что не предупредил заранее! Пожалуйста, выслушай, государь! Ты мудр и можешь помочь любой беде!

— Что случилось, друг? — спросил Финдарато, ещё не решив, как именно стоит реагировать на неожиданное появление подданного.

— Моя Малинка больна! — поднял на владыку испуганные глаза Беор. — И никто не может ей помочь! Вроде бы становится лучше после лечения, а потом снова плохо, даже хуже, чем было! Я уже весь город обежал, и на юг ездил в соседнее селение.

— Но мы ведь не лекари, мой король, — осторожно сказал Эдрахиль, не желая ввязываться в очередное безнадёжное дело: лечить смертных — абсолютно бессмысленное занятие.

— Мы пойдём и посмотрим, что случилось, — твёрдо заявил Финдарато, поднимая Беора с колен. — И спросим лекарей, почему они не помогают.

— Нет! — замотал головой человек. — Они помогают! Но…

— Я понял, — кивнул король. — И хочу всё видеть своими глазами.

По дороге в жильё Беора, находившееся недалеко от площади, в быстро растущем поселении, Инголдо вспоминал Няню, и то, как ужасно сложилась её жизнь. Добрейшая и совсем не старая женщина, заботившаяся о чужих детях, потеряв родную дочь, практически сразу заболела и умерла, а ведь могла сделать столько хорошего! Она так и не увидела эльфийских городов.

Теперь горе, похоже, пришло в дом Беора.

***

Вдоль ряда деревянных и каменных домишек собрался народ. Кто-то уже был не в состоянии стоять на ногах, другие ещё продолжали пить бормотуху, причитая о несправедливости жизни.