***

Когда снова полил дождь, переходящий в снег, возница с гордостью заявил, обернувшись на Эола:

— Видишь, эльф, какая дорога роскошная! Не скользит, ровная, на ней не трясёт, никаких тебе перепадов высот и неудобных поворотов, а от непогоды всегда можно найти укрытие. Сворачиваешь с тракта — и отдыхай под навесом! А если чуть дальше пройти — найдётся и более надёжная крыша над головой. Понимаешь, за что мы Карантиру платим?

— Долбанные Голодрим, — стиснул зубы Эол, потирая руки. — Братьев убивают, женщин бросают.

— Ой, приятель! — отмахнулся с осуждением гном. — Только не говори, что слухам этим дурацким веришь! Я знаю Карантира и могу уверенно заявить, что с ним можно иметь дело — он тебя не облапошит.

— Я не о нём, — прищурился брат Тингола, спрыгнув с повозки, не дождавшись, когда та остановится. Под ногами оказались гладкие узорчатые плиты тракта, ровные и не скользкие, несмотря на дождь. Вода стекала в специальные стоки, поэтому не скапливалась лужами. — Куруфинвэ Феанарион, говорят, свою жену оскорбил.

— Не слышал о таком, — пожал плечами возница, заезжая под навес. — Его сын вроде как-то обмолвился, что мать в Валиноре осталась с дочками, а о других женщинах Куруфина Химладского я не слыхивал.

Эол задумался. Можно было бы переждать дождь и здесь, сидя на скамейке, однако стремительно холодало, а поблизости стояли домики, жители которых, разумеется, всегда ждали готовых заплатить мирианами или по-старинке гостей, поэтому оставаться под навесом смысла не было — всё равно случайный попутчик ничего не знает.

Не успев вымокнуть под ставшим проливным дождём, эльф добрался до ближайшего трактира.

Дверь открыла молодая гномиха, на щеках которой совсем не было волос, зато пышные усы сплетались в косу-колосок с кудрями на подбородке. Взглянув поверх неё на других посетителей, брат дориатского короля узнал одного из ногродских приятелей. Тот, уже изрядно хмельной, вскочил со скамьи, побежал к другу-эльфу, но потом вернулся к столу, выпил остававшийся в огромной кружке эль и только после этого окончательно решил поздороваться.

Осмотрев Эола критическим пьяным взглядом, гном толкнул эльфа в живот:

— Какой-то ты грустный. Женился что ли?

И по реакции не успевшего скрыть эмоции знакомого поняв, что угадал, мастер расхохотался:

— Да давно пора было! Поздравляю! Потом, как свыкнешься с побоями скалкой по утрам, а сковородкой по вечерам, станешь многословнее. Ты скажи только, кхулум, она красивая или очень, ослепительно, неописуемо прекрасная?

— Второе, — натянуто улыбнулся Эол.

— Рад за тебя! — гном встал вплотную, дал знак нагнуться и шёпотом, затравленно озираясь, проговорил: — Вот найду серебро, ну ты понял, о чём я, сделаю твоей жене кулон.

— Как-то вы неправильно ищите, — пройдя к столу, незаинтересованно сказал эльф, — я не верю, что это ваше серебро настолько редкое и уникальное. Наверняка где-то полно залежей.

— И я о том же! — вступил в разговор совсем молодой бородач, увешанный золотыми браслетами с крупными камнями. — Надо просто копать глубже.

— Если это действительно серебро, — предположил Эол, — искать его не надо — достаточно понять, как обычное обработать так, чтобы стало «истинным».

— А знаешь, что говорят в народе? — словно решив поведать о страшной тайне, начал тихо рассказывать самый старший гном из сидевших за столом. — Говорят, будто, ну, серебро это на самом деле и не металл! Точнее, не совсем металл. Это обычное серебро, рядом с которым один эльф из Валинора свои сокровища закопал. Говорят, — седой мастер потребовал принести себе ещё кружку эля, да покрепче, — будто этот эльф ювелиром был, выращивал самоцветы в росе валинорских Древ по утерянной ныне технологии! А когда в Средиземье прибыл, то решил спрятать свои сокровища от Моргота, но тот прознал про клад и разбил кристаллы. Роса Древ пролилась на жилу серебра, и вот.

Гномы понимающе подмигнули друг другу.

— Если это так, кхулум, — сказал Эолу давний приятель, — наши поиски не имеют смысла. Поэтому никто из нас в эту сказку не верит! Но я видел камни, выращенные в росе, и они действительно потрясающие! Их сияние исходит из самого сердца кристалла! Они переливаются даже в темноте, словно рядом с ними лежит крошечный горячий уголёк. Наугламир Фелагунда как раз из таких камней сделан! Жаль, не нашли мы серебра, — мастер многозначительно подмигнул, — чтобы одарить нашего друга.

На миг задавшись вопросом: способны ли гномы говорить хоть о чём-то, кроме митрила, Эол достал из мешочка медные мирианы, присоединился к распитию эля. Сушёная рыба из Гелиона никогда не нравилась брату дориатского короля, однако сейчас, задумавшись, Синда ел её и не замечал раздражающего привкуса.

Встретившая в дверях трактира гномиха, теперь одетая более соблазнительно, подсела к молодому мастеру с массивными браслетами, взяла заплетённую в косу бороду и кудрявой кисточкой пощекотала нос мужчины.

— Я скучала, — с укоризной произнесла дева, — ты уезжал слишком надолго!

— Найду клад — вернусь навсегда. Ты же знаешь, — искатель митрила крепко обнял уютную пышногрудую возлюбленную, — я без тебя жить не могу!

Эол отвернулся, опустил взгляд в кружку, внимательно изучая пузырьки пены, словно это могло помочь гномам найти то самое, ну, понятно какое серебро, миг-миг.

— Долбаный Феанарион, — прошипел брат Тингола. — Ничего, я придумаю, как устранить тебя с моего пути.

***

— Я думаю поехать в Нарготронд, — словно сам себе, сказал Тьелпе, критически рассматривая выставленные на продажу изделия. — Хочу поговорить с Элендилом.

Дуилино удивлённо посмотрел на принца, пожал плечами.

Проходя между рядами лотков и богато расшитых шатров ногродской ярмарки, эльфы не искали ничего конкретного, интерес был совершенно праздным. А ещё оказалось очень интересно наблюдать за тем, как одни торговцы принципиально, до страшной ругани, не брали мирианы, другие — наоборот, принимали оплату только драгоценными кругляшами и овалами, а третьи были готовы договориться на любой способ расчёта. А ещё среди рядов мастеров и их помощников, а также нанятых только для продажи товара работников ходили и предлагали свои недешёвые услуги оценщики и проверяльщики качества и подлинности мирианов — их соответствия номиналу. Разумеется, находились нечестные дельцы, пытавшиеся договориться за хорошую плату, чтобы их не трогали. Порой приходилось вмешиваться охране ярмарки.

День был холодный, первые заморозки давно миновали, и хоть снег пока не лёг на землю, меха раскупались хорошо. На третий день торговли среди рядов не осталось никого из привозивших шубы, шапки, шарфы и муфты.

— Зачем тебе понадобился Элендил? — наконец, задал вопрос Дуилино, остановившись около весёлого старичка с крайне нетипичными для наугрим изделиями. Было понятно, что гнома нанял какой-то эльф, не желавший самостоятельно продавать свой товар.

— Я думал — наша ссора давно в прошлом, — отрешённо произнёс Тьелпе, засмотревшись на статуэтку из чернёного серебра, изображающую эльфийку, которая совсем скоро родит дитя. Голова опущена, руки гладят живот, роскошные кудрявые волосы и немного ткани скрывают наготу. — Казалось, мне уже всё равно, почему Элендил бросил меня в пещере. Я полагал, что всё сам себе объяснил. Но нет, я думал об этом снова и снова, особенно после того, как Ириссэ приехала.

Удивлённый взгляд друга заставил вздохнуть и понять, что если начал говорить, придётся объяснять в деталях.

— Я понял, — Куруфинвион вдруг осмотрелся, словно почувствовав взгляд, однако никого знакомого не увидел, как и пристального внимания к себе, — что недосказанность, от которой убегаешь, всё равно рано или поздно настигнет. Понимаешь, отец отсутствовал, когда появилась Ириссэ, и вернуться не захотел. Я понимаю, почему не приехал дядя, даже не берусь его осуждать. Но отец… Ириссэ жила в его дворце, ждала хоть какого-то ответа. Он должен был поговорить с ней. Мы же все не чужие друг другу, что бы ни случилось в прошлом. Но отец всегда так поступал! Всегда! Я не должен говорить подобное, но… Он как безмолвное отражение в зеркале. Я не хочу быть таким. Элендил предал меня, и я должен поставить точку в этой истории.