До прятавшихся в нише скалы эльфов долетел страшный вопль, верный принца Финдекано вскочил, словно подброшенный катапультой.
— Оставайтесь здесь, я с братом пойду — мы лучше знаем местность. Надо убедиться, что всё в порядке.
Возражений не последовало, воины остались в укрытии, достав оружие.
Вопль прозвучал снова.
***
Оборотень сразу среагировал на огонь, метнулся в сторону, и вдруг по какой-то немыслимой дуге прыгнул за спину Линдиро, оттолкнулся и молниеносным броском повалил эльфа на камни. Сын Асталиона, придавленный лицом вниз, смог ударить мечом, серьёзно повредив плечевой сустав твари, поэтому хватка ослабла, и, увернувшись от пасти, эльф ударил снова, снеся часть черепа монстра с правой стороны.
Не замечая увечий, существо посмотрело на отчаянно сопротивлявшуюся жертву очень разумными глазами и впилось зубами в предплечье эльфа, ломая кости руки, державшей клинок. Линдиро закричал, инстинктивно пытаясь вырваться, чудовище завыло ему в такт, не разжимая челюстей.
Бросившись с факелом в атаку, Сулион увидел направленный на него взгляд существа и опешил. Так смотрят… эльфы?
Придавив всеми четырьмя лапами отчаянно вырывающееся тело, монстр продолжал выть, держа зубами болтающуюся руку, потом вдруг разжал пасть, схватил челюстями выроненный сыном Асталиона клинок и прыгнул на нового противника.
Линдиро перевернулся на спину, попытался взять кинжал, но от боли трясло так сильно, что пальцы не слушались, а перед глазами всё искрилось и плыло. Казалось, будто кости предплечья горят изнутри, и пламя постепенно распространяется в сторону кисти и локтя.
Сулион, опомнившись, бросился вперёд, решив засунуть факел твари между оголённых рёбер, но разумный взгляд монстра дал понять — план разгадан. Отпрыгнув далеко в сторону, оборотень, держа в зубах клинок, бросился бежать на северо-восток.
— Преследуем его! — издали крикнул воин принца Финдекано. — На расстоянии! Он может привести нас в логово! Или к оркам! Узнаем, где они засели!
Сулион подбежал к другу, сидевшему, скорчившись, на камнях. Дав ему снадобье, снимающее боль, Авар осторожно срезал окровавленный рукав, чтобы обработать рану. Кровь блестела в серебристом свете Исиль, но вдруг сияние ночного цветка начало гаснуть, соприкасаясь с изувеченной плотью, словно впитываясь в кожу.
Наверное, показалось.
Бинты, наложенные на раны, пропитались почерневшей во тьме кровью, Сулион быстро присыпал землёй следы сражения и обернулся к другу, пытаясь понять, сможет ли тот идти, протянул руку.
Линдиро неловко поднялся на ноги, не приняв помощь, и, сильно хромая, пошёл в сторону укрытия. Всё-таки взяв собрата под руку, Сулион погасил факел и поднял глаза к беззвучно хохотавшему в небе волокнистому мраку. На сердце было до боли тревожно.
***
— Йульг, чо делать? — беспомощно спросил лысый ловец, ёрзая от невозможности как следует почесаться.
— Ничо, — нервно оскалился тот. — Принесём хозяину, что останется. Прикинь, если даже обугленные куски по ночам станут на народ кидаться? Вот потеха-то будет!
Мужчины загоготали. Им было мало известно о тех, за кем приходилось убирать дерьмо, приносить корм и периодически хоронить, однако часто выпадало видеть, как человек, в чём-то провинившийся, постепенно менялся под действием каких-то эликсиров или ещё непонятно чего. Вроде бы некоторым вливали в разрезы на теле кровь волков, и многие от этого умирали. А один вот… умер, труп вовремя не убрали, а он ночью и убежал. Днём валялся разлагался, а во тьме вскакивал и бросался на всех подряд. Обедал, видимо. Сожрёт скотину какую-нибудь и опять валяется. А подойти страшно! С каждым разом страшнее! Кажется, кинешь сеть на эту падаль, а она ка-ак…
Ловцы сначала надеялись, что мертвеца днём сожрут, но ни одна ворона близко не подлетала! Уж если вороны боятся… Потом рассчитывали, что труп сам распадётся и не сможет бегать даже с помощью магии. Какой там! Теперь вот вся надежда на чужаков. Пусть разберутся с опасной хреновиной.
Решив переждать в укрытии, трое людей из народа Алкарим достали выпивку — всё равно пока высовываться нельзя, ведь они ж не армия, чтобы с чужаками из-за гор отношения выяснять. Пусть эти вражины проклятые разберутся с монстром, а потом, днём, можно будет и решить, чо дальше делать.
***
— Не все бросаются словами, давая клятвы перед неблагодарной трусливой толпой, которую пугает обязательство ответа за сказанное, — с сарказмом произнёс Мелькор, любуясь отражением света Сильмарилей в бесчисленных зеркалах тронного зала, — однако это не значит, что никто не даёт самому себе молчаливого слова. Посторонние уши не слышали его, поэтому не могут знать, в чём заключается обет, не подозревают о его существовании. Но он есть. И такая клятва ничуть не менее опасна, нежели высказанная вслух, брошенная на растерзание стаи шакалов.
Голос Айну звучал странно — казалось, говоривший сильно пьян, однако находившиеся в зале Балроги и Даритель знали — это не так. Причиной заторможенной растянутости речи были истраченные силы, не успевавшие восполняться: Мелькор готовился к невиданной доселе войне, которая должна стать не только разрушительной и победоносной, но и прекрасной.
Между властителями Средиземья прямо в воздухе засияла карта Белерианда с намеченными путями будущего наступления армии из Утумно. В зеркалах иллюзорный план не отражался, и его свет не падал на стоявших рядом Майяр.
— Мне нравится, что я один стóю всех остальных, — вяло рассмеялся больше-не-Вала. — Я один сохраняю и приумножаю богатство моей земли. Мои братья и сёстры не воюют против меня открыто, но и не делятся силой. Это… Тоже война. Говори, Созывающий.
Балрог, словно только вернувшийся с поля боя, облачённый в шипастый доспех, с рогатым шлемом на голове и плащом-крыльями за спиной, учтиво поклонился. В рассеянном сиянии Сильмарилей, пронизывавшем тьму подземного зала, Огненный Майя казался исчезающе прозрачным.
— Люди не бунтуют открыто, — сразу перешёл к делу Готмог, — но идея побега глубоко засела в их головах.
— Когда снова поднимут мятеж, — полусонно произнёс Мелькор, трогая обожжённой влажной рукой, покрытой полопавшейся чёрной коркой, металл короны, — накажите самых крикливых. Накажите показательно и эффектно. Скажите оркам, пусть делают, что хотят, и чем это будет отвратительнее, тем богаче окажутся дары. Пообещайте ночь любви с вампиршей, например. Слиток золота. Придумайте что-нибудь. Главное, не обещайте ничего заранее, иначе организуют подставы и провокации, внесут хаос в ряды будущих воинов. Но если кто-то всё же сбежит — не преследуйте.
Даритель переглянулся с Созывающим.
— Люди, — хмыкнул, словно засыпая, больше-не-Вала, — уйдут, надеясь на свободу? Не-ет, они хотят главенства. А получат ли эти ничтожные слабаки власть в землях, занятых эльфами? Понимаете, о чём я?
Балроги хохотнули.
Бывший Вала закрыл глаза:
— Приказ понятен?
— Будет исполнено, Владыка, — поклонился Готмог. — И ещё: Фанкиль сообщал, что у него всё под контролем, однако выступить нам поддержкой на востоке он не сможет.
Мелькор усмехнулся, будто сквозь сон:
— Мерзкий двуличный гад. Думает, он мне нужен. Как бы не так! А ты, — Владыка приоткрыл глаза, взглянул на Дарителя, — нагло паразитируешь на моей силе, ничего не давая взамен. Ты мне не дитя и не отец, чтобы безвозмездно пользоваться моими ресурсами.
Майя остался неподвижен, лишь слегка поднял бровь.
— Нам хватит сил, чтобы занять Белерианд после атаки, — взгляд Мелькора стал пронзительно-изучающим, Даритель покачнулся, как от резкого приступа головокружения. — Ты, бывший аулендиль, пойдёшь с войском на Сирион. Рад, что не придётся убивать любимчиков твоего учителя и их верных друзей?
— Мне выпала лёгкая мишень, — улыбнулся Майя.
— Проиграешь — наш договор утратит силу. Да, аулендиль, не только клятвы бывают невысказанными, но и условия сделок.
Сильмарили разом угасли, в зале воцарился мрак. Только отмеченные огнём пути на карте по-прежнему светились, не отражаясь в зеркалах.