Первой мыслью было: не дать дикарю расправиться с пьянчужкой, однако что-то подсказывало — лучше не вмешиваться. В конце концов, охранники действительно крайне безответственно подошли к своим обязанностям, и стоило представить, как в такой ситуации поступил бы сам Финдарато. А Маэдрос?

Разговоры вокруг стали громче, и нарготрондский король поймал себя на мысли, будто слышит нестройный, необученный музыке хор, в котором кто-то хотел солировать, другие же солировали против воли, а третьи — подпевали основной теме. Это звучало отвратительной какофонией, где тема вождя, ища поддержки смолкнувшей музыки Нома, хотела утвердиться, заставляя другие мелодии играть сдавленно, испуганно, ведь не мог же лидер бояться один или больше других.

Тема Младших Детей Эру, какой её смог услышать Финдарато, была ужасной, грязной и фальшивой, однако что-то в ней притягивало, заставляло вслушиваться, искать красоту, которая пока незаметна, словно алмазы в толще породы. Ни один камень не выглядит прекрасным сразу: даже самый дивный берилл изначально грязный, неровный и не блестит. То же ощущение возникало и с дикарями: сын Арафинвэ отчаянно верил — они могут быть прекрасны, если рядом окажется тот, кто захочет этому поспособствовать.

Вдруг нестройный хор голосов смолк. Финдарато не сразу понял, что произошло, однако, догадавшись, еле сдержал смех: вождь, рассчитывая на своих бойцов, которые не вышли вместе с ним, накинулся на пьянчуг без оружия, зато спавшие на посту охранники поляны были вооружены и довольно быстро вспомнили об этом. Получив увесистой дубинкой, главный дикарь рухнул на землю, однако быстро вскочил, и на этот раз подмога всё-таки пришла.

Финдарато подумал, что находиться рядом с дерущимися — совсем не то, чем хотелось бы заниматься в эту дивную ночь, однако бежать или вмешиваться — тоже плохая идея. Пытаться разнять даже умных и образованных принцев порой непросто, а уж этих…

И вдруг Инголдо с ужасом понял — оставшиеся в стороне члены племени ждут от него помощи. Подумав, что поднимать оружие на дикарей будет совсем нечестно, а чтобы нанести удар чарами музыки, понадобится время, нарготрондский король медленно встал, и в этот непростой момент помощь пришла с очень неожиданной стороны.

Ветви ближайшего дерева вдруг заколыхались, и на поляну, сияя золотыми волосами и развевающимся плащом, спрыгнул, будто спустился с неба, один из прятавшихся в засаде верных.

— Мо-ой госуда-а-арь! — запел эльф, делая вид, будто обращается к звёздам с мольбой. — Э-эти существа-а опа-асны. Может быть, уйдё-ом?

— Не-ет, Эрьярон! — подыграл Финдарато. — Нам не-ечего бояться: Младшие Дети никогда не видели зла от эльфов, поэтому не причинят нам вреда.

— Слу-у-ушаюсь и повину-у-уюсь!

Поняв, что солнечных гостей уже двое, люди растерялись — ведь дневное светило в небе только одно, так откуда же ещё взялось? — и драка стихла. Из кучи-малы постепенно выбрались все участники потасовки, и вождь, снова постучав себя в грудь, отдал какой-то приказ. Толпа затрепетала.

Что произошло в следующий миг, ни Финдарато, ни Эрьярон не поняли: к ним подошли двое стариков, державших на глиняных подносах тлеющие угли. Кроме того, дряхлые мужчины привели эльфам совсем юного мальчика и девочку, только-только становившуюся девушкой.

— Заче-ем они на-ам? — очень пафосно пропел Эрьярон, делая вид, что снова обращается к небу.

— Понятия не име-ею! — провозгласил Инголдо.

Пока старики с углями и юнцами пытались что-то объяснить сияющим гостям, вождь и ещё несколько мужчин примерно его возраста выгнали горе-охранников за пределы поляны. Три женщины, громко рыдая, таща за собой детей, последовали за ними в чащу.

— Скажем, чтоб не изгоняли? — устав петь пафосно, упростил мотив собрат Финдарато.

— Пожалуй, это не наше дело, — спустился на низкие ноты король, и старики чуть не уронили свои подносы, почему-то испугавшись.

— Бо-ольше так не пой, мой владыка! — Эрьярон был потрясающе серьёзен.

— Ла-адно! — согласился Инголдо, прозвенев трелью соловья.

Решив, что тема музыки проще и понятнее, чем дети и угли, нарготронский король снова взял инструмент и вопросительно посмотрел в толпу. Глаза стариков с подносами вспыхнули негодованием, оба дедка начали что-то бормотать, делать губами «Пуф-ф-ф!», мотать и без того трясущимися головами, а мальчик и девочка восхищённо любовались эльфами, которые, увы, не могли ответить взаимным восторгом.

В толпе поднялся шум, и в сторону сияющих солнцем гостей вытолкнули испуганного юношу, тоже разрисованного, растрепанного, исцарапанного, словно после драки с рысью, с короткой редкой бородёнкой. Человек смущённо посмотрел на эльфов, но когда Финдарато заулыбался и, положив инструмент на землю, отошёл чуть назад, музыкант вдруг радостно взвыл, запрыгал, закружился, схватил то, на чём только что играл Инголдо, начал неистово терзать струны, кувыркаясь через костёр, потом с диким воплем выпрямился, разбил инструмент себе об голову и начал самоудовлетворяться, счастливо подвывая.

Нолдор переглянулись. Не сказав друг другу ни слова, оба подумали об одном: если подобное поведение одобрить, всё племя начнёт так делать, а наблюдать столь нелицеприятную картину желания не было совершенно.

***

Спешно преодолевая путь через чащи и болота, порой передвигаясь по деревьям, не касаясь земли, Сайвэ и Филинквэ добрались до оставленных сторожить лошадей собратьев, когда рассветная зорька окрасила небо нежными оттенками оранжевого, розового и бирюзового.

— Да, случилось, — ответил на незаданный вопрос черноволосый следопыт, обращаясь к своему кузену Воримо, вместе с которым во время Исхода ушёл из Первого Дома в Третий, понадеявшись на бесхитростную спокойную мудрость принца Арафинвэ. Но когда верность младшему сыну Финвэ стала означать униженное покаяние перед Валар, братья последовали в Хэлкараксэ вместе с новым главой Третьего Дома Нолдор — Финдарато Инголдо и впоследствии были рады, что поступили так, поскольку позорное положение обездоленных, лишённых статуса и почестей последователей Феанаро теперь их не касалась, как и безвольное поклонение более не уважаемым Айнур.

— Что, Сайвэ?

— Мы нашли Младших. И я не уверен, что рад этому.

Филинквэ молча подсел к костру, былая весёлость начисто стёрлась с лица охотника. Сероглазый сероволосый юный полусинда посмотрел на озадаченных соратников, не понимая, что их так встревожило.

— Видишь ли, Эсуил, — сказал ему Сайвэ, — король Финдарато, Финрод Фелагунд, постоянно пытается в Эндорэ с кем-нибудь дружить. И знаешь, чем это оборачивается? К примеру, прекрасная дева из дивного Валинора вышла замуж за ничем не примечательного серого эльфа, и родился ты. Но, пожалуй, это единственное последствие, за которое не стыдно и не страшно.

Полусинда прищурился. Да, Сайвэ нередко иронизировал над коренными жителями Эндорэ, считая себя лучше них, однако привыкать к этому не собирался и подумывал однажды устроить настоящий поединок, чтобы, пусть и проиграв, хорошенько проучить язвительного собрата.

— Наш светлый владыка, Эсуил, — продолжал говорить следопыт, — пытался стать другом Тинголу. Что из этого вышло? Мы оставили в Дориате выстроенные дома и дороги, сады, драгоценности, приобретённые в Валиноре знания, а выгнали нас, словно мы самолично предали Эльвэ! А всё почему? Потому что мы братоубийцы, как и все Голодрим! Потом владыка Инголдо подружился с наугрим. Союз оказался скреплён войной. И знаешь, о чём я теперь думаю? Я надеюсь, что ради дружбы с Младшими Детьми Эру нам не придётся убивать их собратьев.

— Не уверен, что нам нужна их дружба, — хмыкнул Филинквэ, поворачивая вертела над костром.

— Нам — нет, а королю, похоже, да, — черноволосый следопыт взглянул на кузена, ища поддержки.

— Посмотрим, чем это обернётся. Хотя, признаю, начало наших взаимоотношений вышло забавным, — охотник подбросил в огонь хворост.

— Что произошло? Расскажите об этих созданиях! — заинтересовался Эсуил, забыв обиды.