Лорд Каленовэ виновато взглянул на Гаэруиль и Каленуиль, девушки сделали вид, будто заняты безмолвной беседой с владыками вод.
— Ты не веришь, что ответ на письмо прислала сама Оэруиль? — беспомощно спросил жену сын Кирдана, отчаявшись найти простое решение сложной задачи.
Когда с границы между двумя рассорившимися землями ушли воины Химринга, в Оссирианде приготовились к худшему, однако появилась и надежда, что лорду Маэдросу удалось смирить вероломного брата, и леди Элиан настояла на том, чтобы отправить дочери послание.
«Останешься в отчем доме так долго, как пожелаешь», — главное, что говорилось в приглашении для таргелионской королевы-пленницы посетить родной Оссирианд.
Родной? По крайней мере, роднее враждебной бесплодной равнины!
***
Смотря вниз с белокаменного балкона Башни Морской Звезды на трепещущую гладь озера, Оэруиль услышала голос волн, каким помнила его по детству в Эгларесте. Слушая песню Владычицы Вод, юная эльфийка представляла, как Майэ Уинэн тянется к небесному цветку, маня в объятия, а Тилион в ответ на любовь осыпает озеро серебром.
«Полуночной крови полны волны,
Привели тебя на дно когда-то.
Преданный, возвышенный, влюблённый,
Вечный странник, ты плывёшь куда-то».
— В моей жизни нет любви, — прошептала Оэруиль, переведя взгляд на факел. — Ни супружеской, ни родительской. И строки письма отца полнятся страхом, но не заботой и желанием помочь. Я не побегу от своей судьбы к тем, кто боится.
«Катится прибой
Ночью колдовской,
Шелестит волной,
Золотой волной.
Катится прибой,
Говорит с луной…»
— Любовь достаётся многим, — глаза дочери лорда Каленовэ сузились. — А трон — лишь избранным!
Изящный взмах тонкой руки швырнул факел в озеро, и пламя, описав в воздухе сияющую дугу, в короткий миг угасло в воде.
Близился рассвет.
***
— Наша дочь не вернётся и не приедет с визитом, — ещё неувереннее произнёс оссириандский лорд, — пока не будет прислано приглашение для её мужа. Лишь тогда Таргелион подумает о возможности переговоров.
— И ты считаешь, Оэруиль могла такое написать?! — глаза Элиан загорелись яростью, по щекам покатились слёзы.
— Могла, — вдруг ответила младшая дочь Каленовэ, и волны, набегающие на берег, рождённые рассекающим плоть реки кораблём, подпели эльфийке.
— Думаю, скоро придёт письмо от самого Карантира, — смотря на успокаивающуюся воду, произнёс Каленовэ. — Если слухи правдивы, на берегах Нарога продолжаются стычки. Не знаю, правильно ли это, Элиан, но если мы хотим помириться с соседом и снова общаться с дочерью, надо помочь выгонять гадких карликов из золотоносных пещер.
— Ты обезумел?! — леди ужаснулась. — Хочешь бросить свой народ на бессмысленную войну?
— Бессмысленную? — снова обречённо вздохнул лорд. — В том, что я сказал, нет смысла?
Супруга и дочери промолчали, лишь голос волн звучал по-прежнему чарующе и маняще, зазывая в ласковую тёмную глубину:
«Разделил твою судьбу фарватер
На две части: на вчера и завтра.
Разделил твою судьбу надвое,
Предпочтешь ли путь вперёд застою?
В тёмном небе Вильварин мерцает:
Это знак удачи и печали,
На любовь и царство повенчает.
Сделай шаг, и всё начнёшь сначала.
Катится прибой
Ночью колдовской,
Шелестит волной
Золотой.
Катится прибой,
Говорит с луной.
С луной…»
***
В дверях кузницы появился голый по пояс мужчина.
Он был очень странным представителем народа Синдар, и, увидев мрачного эльфа с платиново-серебристыми волосами, чертами изуродованного ожогом лица пугающе похожего на альквалондского правителя, Тьелпе растерялся и не знал, какой вопрос задать первым.
— Называй меня владыка Эол, — хохотнул мастер, сутулясь из-за низкого для него потолка наугримской кузницы.
Выйдя в коридор к только прибывшим гостям Ногрода, эльф, полураздетый и перемазанный сажей, неожиданно тепло поздоровался с гномами, а на Нолдор бросил презрительный изучающий взгляд, словно в его мастерскую посмели без спроса залезть соседские дети.
— Я бы испытал на тебе одно своё изобретение, — язвительно заявил Эол, пренебрежительно рассматривая Карнифинвэ, — даже несмотря на то, что ты не девочка.
Юный сын Питьяфинвэ побагровел от злости, став почти под цвет своих волос.
— Да знаешь ли ты, тёмный эльф, зачем я здесь?! — вскипел Нолдо, хватаясь за оружие.
Тьелпе, Дуилино и наугрим ринулись предотвращать драку, верные химладского принца приготовились защищать своего господина, однако Эол ни капельки не смутился, оставаясь неподвижным и мерзко улыбаясь.
— Если ты пришёл узнать секреты моего мастерства, чтобы потом наживаться на них, — тоном наставника произнёс брат альквалондского правителя, — учти, что сделав лишь три незаметных надреза на твоём тщедушном тельце, я навсегда лишу тебя способности шевелить руками и языком.
— Да как ты смеешь мне угрожать! — начал вырываться Карнифинвэ, но держали его слишком многие, и попытки освободиться не увенчались успехом.
— Ты мешаешь мне работать, — тоном выносящего приговор судьи, заявил Эол и скрылся за тяжёлой кованой дверью.
— Да будь он проклят! — крикнул вслед юный Нолдо.
— Его проклинали не раз и не два, задолго до твоего рождения, — отмахнулся чернобородый гном, успокаивающе хлопая сына Питьяфинвэ по плечу. — Как видишь, на него это не действует. Однако ты сказал занятную вещь, кхулум. Ты прибыл не просто в гости? Знаешь, парень, я нормально отношусь к твоему племени, принимаю у себя и готов делить не только эль, но и кузницу, однако мне надо знать, что привело в Ногрод юношу, кричащего про особые цели.
— Он не собирался делать что-то плохое, — вышел вперёд Тьелпе, вспоминая, как приходилось постоянно повторять наугрим «Поймите меня правильно».
— А я и не думаю о плохом! — расхохотался гном. — Ты меня понял неправильно!
Куруфинвион поджал губы.
— Этот малец, который длиннее меня вдвое, — продолжал ногродский мастер, — настоящий храбрец, да ещё и эзбад, так?
— Я не лорд, я сын короля, — спокойнее сказал Карнифинвэ.
— Ещё лучше! — обрадовался гном. — Мы, Кхазад, народ практичный: есть дело, есть ресурсы, будет и договор! Расскажи, юный тан, что за дело привело тебя в Ногрод.
Переглянувшись с Дуилино, Тьелпе попросил рыжего мастера проводить их в выставочный зал, где можно полюбоваться новыми достижениями кузнецов и ювелиров, оружейников и изготовителей кованых скульптур и мебели. Снова выслушивать глупые речи родственника про узурпаторов, величие народа и честных правителей желания не было совершенно.
***
— Видишь ли, какое дело, юный тан... — заговорщическим тоном произнёс чернобородый гном, когда вместе с Карнифинвэ устроился за столом в небольшом трактире около развилки торговых дорог.
Через десять лиг пути соединялись с главным Гномьим Трактом, ведущим в земли эльфов, безопасным и удобным благодаря великому светлому нолдорану Карантиру, построившему вдоль торгового пути поселения и выставившему посты охраны на всём протяжении.
— Все знают, что богатства много не бывает, все стремятся его получать бесконечно, — вдохновенно говорил гном.
— Разве все? — сын Питьяфинвэ отхлебнул пенный напиток, осмотрелся.
В трактире было около двух дюжин посетителей, из них трое эльфов, включая самого Карньо. Четверо ногродских мастеров пришли с жёнами, и женщины веселились значительно более шумно, чем мужчины. Радовало, что Эола здесь не было.
— Послушай, — хохотнул чернобородый мастер, — каждый, кто говорил о том, что не хочет богатства, однажды находил достаточную гору золота, чтобы возжелать её. Ты просто пока не дорылся до той сокровищницы, что способна впечатлить тебя.
— Не думаю, — содержимое кружки было горьковатым, однако приятным и хмелящим, но Карнифинвэ с радостью выпил бы что-нибудь приготовленное эльфами, пусть даже серыми.
Юный Нолдо хотел одного: поговорить о том, что волновало лично его, однако отец научил, что сначала надо выслушать предложение, и лишь после предлагать самому.