Маэдрос, помня, что король просил оставить церемонии, улыбнулся и, дав знак воинам расходиться по своим делам, указал рукой на шатёр. Туивьель, вежливо поклонившись, ушла к высокому костру, где гости из Белегоста решили устроить праздник в честь встречи двух народов и уже выкатили бочки хмельного мёда.

— Ваши жёны прекрасны, — заулыбался подгорный король, — но знай, эльда, нет ничего приятнее прикосновения нежной мягкой шелковистой бородки девы! Непередаваемое ощущение!

— Не стану спорить, — рассмеялся Феаноринг. — Но и проверять тоже.

Зайдя в шатёр и сев около сложенного из чёрно-серых камней очага, эльф и гном взяли пенящиеся кубки.

— Под землёй всё меньше безопасного жилья, как и на поверхности, — заговорил слегка нараспев Азагхал, — я родился в горах вблизи Туманной земли, но постепенно нам пришлось оставить город за городом, уходя на восток. Недра наполняются набирающим мощь огнём.

— Балроги, — кивнул Маэдрос. — Их число растёт.

— Я бы не был так уверен, что дело в них, — покачал головой владыка наугрим, — но спорить с тобой не буду, потому что не знаю причины наступления пламени. Давай выпьем за наше знакомство, аманэльда.

Понимая, что гном говорит так специально, давая понять, насколько хорошо осведомлён о тех, к кому приехал, Феаноринг нарочно не начинал разговор, выжидая, чем будет интересоваться важный гость.

— Здесь, среди войска, правишь ты, — внимательно смотря на Маэдроса, заговорил Азагхал, — здесь ты — верховный нолдоран. И сын короля даже не пытается пользоваться своим происхождением, скромно стоя в стороне. Если бы не было его отца, ты правил бы не только войском. Я прав?

«Он меня проверяет, — подумал Феаноринг, — сравнивает с Морьо и молвой, что ходит обо мне? Ославил же я себя… Какой я был глупец!»

— Когда мой народ объявил войну Морготу, — отпив мёда и похвалив напиток, стал говорить лорд Химринга, стараясь не показывать голосом неуверенности, — я дал Клятву отомстить врагу. Моргот убил моего деда, с этого всё началось.

— Получается, чтобы отомстить за одну жизнь, ты готов пожертвовать тысячами?

Маэдрос усмехнулся и поднял кубок.

— За будущую победу, — негромко произнёс сын Феанаро. — Моргот — враг для всех, не только для меня. И ни один воин на равнине Ард-Гален не явился сюда в цепях и ошейнике. Каждый пришёл сам, по зову своего сердца.

— И волен уйти в любой момент?

— Не уйдут, — с уверенностью сказал Маэдрос.

— За победу! — поднял кубок Азагхал. — Знай, эльда, Кхазад — народ мирный, однако и от войны нос не воротим. Но мой род очень разборчив в выборе врагов, и я хочу знать, с кем имею честь встретиться… хм… под звёздами на знамёнах. Я люблю сотрудничать с теми, кто в моих глазах достоин уважения. Твоя армия делает благое дело, и я с радостью увеличу её численность. Но мне нужна помощь с соседями.

— Лорд Карантир? — делая глоток поинтересовался, Феаноринг.

— Нолдоран Карантир, — поднял кубок, словно для тоста, гномий король, — так он себя называет. Но на твоей карте его земля — часть владений Нолофинвэ, однако на картах Таргелиона… — Азагхал рассмеялся, махнул рукой. — Сам догадаешься, эльда. И вообще, хватит на меня смотреть, как на морготова шпиона! Будь так добр, Финвэ Третий!

Услышав своё родовое имя, Маэдрос внутренне содрогнулся: слишком много раз звучало оно из уст тех, кого сын Феанаро ненавидел. Отпив из кубка намного больше, чем собирался, лорд Химринга постарался не измениться в лице.

— Я разборчив в выборе врагов, Кхузуд, — заверил Феаноринг. — Жизнь вносит коррективы в наши планы, однако есть нерушимые истины и устои. Я уже сказал, что принёс Клятву, и готов снова это повторить. Что же до сложности с твоим соседом, у меня есть интересная новость: его жена ждёт меня в моей крепости.

Азагхал удивился.

— Я не хотел уезжать с Зелёной Равнины, — задумчиво произнёс лорд, — моё место здесь, среди воинов, рядом с Морготом, чтобы этот предатель и убийца видел меня и знал: я не оставлю его в покое! Но и Химринг не могу забросить. Мы поедем в крепость вместе, а руководить осадой я оставлю Астальдо. Главнокомандующим. Моим наместником на Ард-Гален станет Телперавион, под его началом будут твои воины.

— И строители, — напомнил гномий король.

— И строители.

— Покажи мне свой лагерь, — снова поднял кубок Азагхал, — подробно. Я должен знать, чем могу помочь. Мне тоже есть, за кого мстить Морготу, хоть я и не знал столь далёких предков, однако это мой народ, моя семья. И пусть этот отмороженный тиран знает, что не только аманэльдар мстительный народ.

Позвав своих собратьев, король потребовал наполнить опустевшие кубки и пригласить музыкантов.

— Нам предстоит непростой день, — пояснил Азагхал, — надо отдохнуть и поговорить на отвлечённые темы. К примеру, владыка земли Ард-Гален, расскажи мне, любопытному королю Белегоста, из чьей шкуры вы делаете себе кожаные доспехи для зимы?

— Ноэгит Нибин мы не отстреливаем, — как бы в шутку сказал Маэдрос и понял, что дал самый правильный ответ из возможных.

Азагхал развеселился, выпил половину кубка мёда и хлопком в ладоши приказал музыке играть, да так, чтобы заглушить и вой метели, и звуки стройки, и другой шум, доносившийся с улицы. Сейчас всему этому не было места в шатре, где и так слишком многое напоминало о войне.

***

— Мы затеяли пирушку, значит, время звать подружку —

Нашу местную известную, весёлую дурнушку! — донеслась издалека едва слышимая песня. — С ней мы много плясок спляшем, а когда покинут силы,

Сляжем, как один, на месте, прямо на пол, мы все вместе!

Если бы бравый напев летел с юга, востока или запада, Оэруиль, гулявшая по коридорам крепости и рассматривавшая изображения на гобеленах, не услышала бы его, но выходящие на север окна твердыни никогда не закрывались ни ставнями, ни шторами, были узкими и высокими, словно вытянутые бойницы, с тонкими, легко бьющимися стёклами, которые совершенно не приглушали шум улицы.

— Наравне она пьёт с нами — этому мы только рады,

Ведь в течении пирушки эльфкой чувствует себя дурнушка!

В кружке дно уж видно — это мы исправим быстро,

Весело она хохочет — заведёт, кого захочет!

Химринг мгновенно ожил. Эльфы, ещё мгновение назад напоминавшие вытканные на гобеленах образы, отрешённые, молчаливые, словно безымянная толпа в сюжете, где их роль эпизодична и не содержит диалогов, обрели речь и цвет, эмоции, индивидуальность.

О том, что лорд вернётся из осадного лагеря со дня на день, говорили часто, с радостью и гордостью, готовились, словно к великому празднику, а некоторые эльфийки, слыша имя хозяина Химринга, смущались, а потом злились. Оэруиль догадывалась о причинах.

Посмотрев по сторонам, встретившись взглядом с воином на кровавом гобелене, воздевшим меч, в который била молния, королева Таргелиона посмотрела на двух своих охранников, прислушалась к доносящемуся с улицы гомону — дочь лорда Каленовэ знала эту шутливую песню. Выбежав на балкон, выглядевший подъёмным мостом, который можно в любой момент сделать частью стены, Оэруиль громко запела, надеясь не успеть замёрзнуть до того, как её заметят:

— На здоровье пей, родная, и опять долей до края,

Чтобы снова в пляс пуститься.

Раз пуститься, два пуститься…

Удивительное дело — с каждой выпитою кружкой

Я все чаще замечаю: не дурна собой дурнушка!

Разложили на столе, поваляли по земле…

Всю еду, как говорится, не поваляешь — не поешь!

Ерунда для нас еда, пенный эль — вот это да —

Стоящая, настоящая, пьянящая вода!

Мы не смотрим на гордячек —

На занудных крачек,

Нам дурнушкиной щеки румянец

Краше глупых, трезвых раскрасавиц!

Восхищению наугрим не было предела, как и удивлению эльфов. С гордостью посмотрев на девушек Химринга, королева Таргелиона весело помахала с балкона гостям и, быстро накинув шубу из серебристого соболя, поспешила во двор, словно опять была всего лишь дочерью одного из многих сыновей лорда Кирдана, которая может позволить себе не думать вообще ни о чём, кроме нарядов.