На менестреле сияли алмазы и бериллы, расшитая серебром мантия должна была затмить слепящим блеском скромные, как надеялся Тингол, одеяния нолдорана.

— На меня посмотри, — процедил сквозь зубы Маблунг. — Что за рыбья чешуя на мне, вместо нормальных праздничных лат? Почему я должен сверкать весь с ног до головы, да ещё и опалами? И почему мой плащ выглядит, словно шлейф принцессы? Однако, менестрель, приказы короля не обсуждаются. Если вырядить нас так — в интересах королевства, значит, надо с гордостью блистать. И не строить кислые рожи.

Даэрон пошёл через зал, стараясь не замечать взглядов на себе. Может быть этим эльфам, в основном в строгих, но при этом роскошных одеждах синего, белого и серебристого оттенков и нравился наряд дориатского менестреля, но проверять это у певца не было душевных сил — Даэрон знал, что не выдержит насмешек.

Выйдя на широкий балкон с перилами-скульптурами, изображающими изящные деревца с напоминающими звёзды листьями, менестрель посмотрел на площадь.

— Иронично, — с грустью улыбнулся певец, обернувшись к Маблунгу, — я впервые за весь путь рад, что Лутиэн не рядом. Если бы она слышала тех, кто выступает на сцене, больше никогда бы не взглянула в мою сторону. Я ничтожество, Маблунг. Не понимаю, зачем вообще я здесь, зачем я в Арде?

Воин не ответил. Вспоминая времена, когда Даэрон применял своё искусство против врагов, Маблунг отметил для себя, что тогда менестрель не задавался вопросом о смысле бытия. Он жил и знал, что полезен.

— Астальдо! — закричал и в толпе. — Герой Астальдо! Вечная сияющая слава великому герою! Айя Астальдо!

В дальнем конце зала возник принц Финдекано в сверкающих доспехах из белоснежного металла. Его сопровождали такие же блистающие серебром воины, и Маблунг явно утратил последнюю напускную уверенность в себе.

— Астальдо! Вечная сияющая слава!

Снова посмотрев на друга-воина, Даэрон совсем сник.

— Не представляю, как буду петь для нолдорана, — вздохнул несчастный эльф,

— Это твой долг, певец, — обречённо произнёс воин, словно перед безнадёжным боем, — исполни его до конца.

***

Сжимая пальцами маленький мешочек на поясе, Митриэль делала вид, что просто пьёт вино около сцены, наслаждаясь выступлением артистов, однако взгляд знахарки то и дело устремлялся на сходившиеся к площади дороги. Кто по ним едет? Неужели снова не он? Неужели?.. Да, не он.

Ожидание, ожидание, ожидание… Что может быть мучительнее!

***

Артисты, изображающие Феанаро и сыновей, бросились на Моргота.

— Мы будем драться на земле,

Под солнцем и в кромешной тьме,

Мы будем драться в небесах,

Мы будем драться до конца,

Мы будем драться, чтобы жить

За тех, кто первым был убит,

Враг, словно призрак без лица,

Мы будем драться до конца,

Мы будем драться!

Легко уклонившись от мечей Феанорингов, Аклариквет-Моргот развернулся и нанёс удар молотом в грудь Феанаро. Увидев, что отец мёртв, сыновья замерли, а потом отступили за кулисы, остался только один — в красном парике и шлеме с высоким алым гребнем, с ало-звёздным знаменем в руке. Встав между лежащим Феанаро и Морготом, Нельяфинвэ направил меч на врага.

— Это тот же актёр, — сказала Митриэль подошедшая ученица, — что и в Альквалондэ куклу изображал. Многообещающе, правда?

Эльфийка захихикала, прикрыв рот рукой, знахарка сделала вид, что ей тоже очень весело. Но почему дороги пустуют?! А кто это подъезжает? Нет, снова не его знамёна.

Нападая на врага, актёр в красном парике двигался, как танцор, с лёгкостью и изяществом парящего сокола, но у воинов в толпе это вызывало насмешку.

— Такого бойца даже ребёнок победит, — рассмеялся Ранион, следивший за порядком на площади.

Первый же пропущенный удар повалил Нельяфинвэ на колени, алое знамя упало под ноги Моргота, и, встав на полотно, враг положил молот на голову поверженного эльфа, заставляя склониться ещё ниже. Шлем с высоким гребнем упал на сцену, Моргот пнул его в сторону.

— Сложно быть героем среди трусливых союзников? — поинтересовался Аклариквет.

— Мир рухнул! — обречённо то ли пропел, то ли выкрикнул сын Феанаро. — Свет меркнет! В грязь знамя! Мной проигран этот бой!

Боль гложет, месть греет, смерть манит…

О, зачем я ещё живой?!

Бесконечность коварства и вранья

Со мной играет, шутя!

Я запомнил навек твои слова!

Ты оставил мне жизнь.

Это ты зря…

— Ты ранен, — захохотал Моргот, — раздавлен, в капкане, истекает кровью волк.

— Но злоба грудь жалит, даст силы мне вернуть кровавый долг! — прохрипел, пытаясь подняться, Нельяфинвэ, но молот придавил ещё ниже. — Пусть разорваны в клочья все миры

И сгинут в море огня!

Ты забрал у меня две трети судьбы,

И оставил мне жизнь…

Эльфы и эльфийки, грязные, растрёпанные, закованные в цепи, многие на коленях, появились на сцене, ужасаясь, смотря на убитого Феанаро и его поверженного сына.

— Развеянный по ветру пепел презрения, — пение-плач разлетелось по площади, — где наше спасение? Кругом только пыль руин!

Не остановить игру чёрного гения

Рабов поколения,

Ведь тёмная ночь за ним!

Со злорадной ухмылкой придавив голову Феаноринга к полу, Моргот вытер ноги о знамя рода Феанаро.

— Гордость искрится, но стóит ли биться, если остался один? — рассмеялся Аклариквет, с невольным замиранием сердца всматриваясь в толпу. — Не осудят тебя — победитель не будет судим!

Жалость не знающий, всепоглощающий

Хаос неумолим!

Вспыхнешь яркой звездой и оставишь лишь пепел и дым!

Труп или раб?

Решай, славен ты или свят?

Сам решай, кто такой:

Ты герой или просто живой?

Смерть? Или плен?

Вопрос в положении колен!

Выбирай жизнь и мрак,

Феанарион, ты не дурак.

Подцепив молотом подбородок эльфа, Моргот заставил его поднять голову, чтобы стоящий на коленях Феаноринг выглядел ещё более жалко.

— Пусть разорваны в клочья все миры

И сгинут в море огня! — торжествовал враг. — Я забрал у тебя две трети судьбы

И оставил лишь жизнь.

Знай, всё было зря!

***

Краем глаза взглянув на толпу, заполнившую дворцовую площадь, Халиндвэ, взяв под руку жену и тайком наблюдая, как юный сын Гельмир, весело улыбаясь, засматривается на разодетых эльфиек, смеясь, приветствует их, говоря шуточные комплименты, отправился к мастерам, решив оценить искусство Мориквэнди, Синдар Оссирианда и эльфов с морского побережья.

— Сын, — напряжённо сказал Индвэ, хлопнув Халиндвэ по плечу, — думаю, тебе и другим лордам, присланным сюда Финдарато, надо идти к нолдорану. Я не люблю копаться в дворцовых интригах, и с радостью познакомился бы с эльфами Оссирианда, чтобы отправиться с ними на охоту. Поэтому присмотрю за твоей семьёй, а ты исполняй приказ принца.

— Принцессы, — ухмыльнулся молодой лорд, — Финдарато мне ничего толком не сказал, кроме того, что «Кто-то же должен поехать». Артанис была более разговорчива. И щедра. Однако, я пока не вижу здесь того, кому она хотела передать послание.

— Иди, Гуилин, — мягко сказала Ауриэль. — Встретимся на закате. Здесь же.

Со стороны торговых рядов послышался заливистый заразительный смех Гельмира, из-за которого можно было начать хохотать, даже не зная, о чём пошутили. Посмотрев в сторону сына, веселившегося вместе с продававшими кованые изделия мастерами, над шутками которого уже смеялись все, кто оказался рядом, лорд Халиндвэ поцеловал супругу, поклонился отцу и пошёл в сторону высоких резных золочёных ворот.

***

На сцене появились Нолдор в синих плащах, на одном из воинов сиял венец.

— Орки наступают! — крикнул он. — Им нет числа, силы здесь неравны!

Смерть вижу я под ногами толпы!

Вала копил, умножал свою злость!

Новый рассвет нам лишь гибель несёт!

Моргот, ничуть не испугавшись новых противников, поставил ногу на спину поверженного Феаноринга.

— Мир на весах! — запел Аклариквет, внимательнее прежнего наблюдая за реакцией публики. — Всё в пепел и прах!