Идея заключалась в том, чтобы украсить одну из галерей картинами в жемчужных рамах, скульптурами из перламутра и свесить с потолка серебряные светящиеся нити, похожие на покрытую росой паутину. Темой экспозиции задумывалось воссоздание истории Арды, как она рассказана во Дворце Владыки Манвэ на священной горе Таникветиль, но плавно переходящей от Песни Айнур к правлению Элу Тингола.

Королева Мелиан загадочно улыбалась, слушая витиеватую речь «родственника мужа» и с тоской бросала взгляды на супруга, чьи глаза вспыхнули тщеславием. Даэрон, с жаром утверждавший, что лучше него никто не знает летописи Дориата, и созданные менестрелем руны никто не напишет красивее, чем их творец, сумел убедить в необходимости такой экспозиции даже Саэроса, который, вернувшись от Эола, очень долго ни с кем не разговаривал, уединившись в своих покоях и только требуя приносить вино.

— Я уже слышу музыку будущей галереи! — восхищённо восклицал менестрель, бегая по полукруглому коридору и радуясь, словно малое дитя. — Это значит, у нас всё получится!

Наблюдая за певцом, Келеборн невольно ловил себя на мысли, что Даэрон напоминает ему юных дев Альквалондэ, ради потехи на Празднике Лебедей устроивших состязание: чья песня больше понравится любимому народом принцу Айриольвэ. Польщённый вниманием и смущённый ревностью супруги, старший сын короля Ольвэ краснел и опускал взгляд, словно барышня, а обиженный отсутствием любви толпы дев, которых сам же обычно высокомерно игнорировал, принц Вольвион ушёл с праздника и уплыл в море на одном из своих любимых кораблей.

Конечно, Даэрону об этом знать необязательно.

Как бы то ни было, решение о создании галереи было одобрено королевской четой, и проект воплотили в кратчайшие сроки.

***

Наблюдая за тем, как галерея заполняется гостями, как одни эльфы первым делом направляются рассматривать картины и скульптуры и читать описания, оформленные в строфы баллад, а другие — сразу к расставленным по центру коридора столам, Келеборн с волнением думал о предстоящем разговоре с Тинголом, Мелиан и, конечно, Саэросом и его вечно поддакивающими помощниками. Праздники — самое лучшее время для ведения важных бесед под видом пустой болтовни.

Супруга одного из менестрелей, рисовавшая сцены боёв Первой Битвы Белерианда, как теперь называли сражение, превратившее Эгладор в Дориат, гордо расхаживала около своих картин, как вдруг к ней подошла отправленная в Скрытое Королевство замуж дочь Новэ Корабела. Тоже художница.

— Неудивительно, — усмехнулась эльфийка из Бритомбара, указывая на полотно бокалом с вином, — что Денетор погиб в той битве. Он же бежал впереди войска без шлема! Странно, что король не на коне. Позади него всадники.

— Передо мной не стояла задача, — с достоинством и толикой высокомерия произнесла уроженка Дориата, — воссоздать исторически достоверную картину. Я рисовала гармонично с точки зрения композиции, чтобы красиво смотрелось. Когда на голове эльфа шлем, не видно волос, невозможно в полной мере отразить эмоции на лице.

— Мне шлемы не помешали показать горящие героизмом глаза бойцов, отстоявших Эгларест в неравном бою с орками, — с видом победительницы заявила дочь Новэ.

— И всё войско выглядит одинаково! — парировала жена менестреля.

— Так и должно быть! Я своими глазами видела доспехи наших воинов.

— Но на картине это не смотрится!

— Кстати, а откуда у воинов Денетора кольчуги? Тоже для красоты? Их ведь тогда ещё не было.

— Гномы давно придумали кольчуги из колец. Просто в мирное время о них забыли: для наших воинов, патрулирующих лес, не нужны громоздкие доспехи. Достаточно лёгких кожаных, с металлическими вставками.

— Неправда!

— Что?!

— Ты просто не знаешь историю!

— А ты не смыслишь в композиции!

— Неужели?!

— Не ссорьтесь, красавицы, — развёл художниц в стороны Белег, которого Маблунг отправил следить за порядком на празднике на случай, если юные эльфы не поделят сердце прелестной девы и начнут решать спор при помощи стали. Воинам и в голову не могло прийти, что возникнет необходимость разнимать художниц.

— Мы ещё поговорим! — выкрикнула дочь Новэ, когда Белег уводил её к столу, около которого, уже захмелев, хохотал над шутками о наугрим её супруг.

— Не думаю, — фыркнула уроженка Дориата, напоказ любуясь своими творениями. — Нам не о чем говорить, невежда!

***

Пользуясь тем, что королевская чета и их ближайшие советники пока не появились, Даэрон пел на отвлечённые темы, связанные с искусством, а не прославлял великого Владыку и его прекраснейшую супругу. Проходя вдоль галереи, останавливаясь около картин и скульптур лишь на миг, менестрель исполнял песни, не пользуясь магией, но его всё равно слушали, и речи вокруг замолкали.

Берёт художник краски,

Берёт художник кисти,

И исчезают маски,

И проступают лица,

И взгляды на картине

Ещё хранят беспечность,

Но в рамку над камином

Художник вставит вечность.

Бродяги и поэты

Давно исчезли где-то,

Но вопреки сюжету

Глядят со стен портреты.

И живы все герои,

И счастливы, как прежде,

Гонимые судьбою,

Хранимые надеждой.

Мерцает позолота,

Висят картины в рамах.

Картины — это окна

В покинутые страны.

Хранят свои секреты,

Простое станет сложным,

И на границе света

Нам машет вслед художник.

Время не ждёт,

Унося и мечты, и любовь,

Но у мольберта художник встаёт.

И за плечом,

Привставая над сумраком вновь,

Время художнику кисти его подаёт.

Слушая Даэрона, понимая, что зря посмеивался над ним, сравнивая с наивными влюблёнными в принца девами, Келеборн вспоминал Валинор, Альквалондэ и тех, кого более никогда не суждено увидеть. И сердце больно щемило.

— Однажды, мой дорогой друг, ты споёшь то, что тронет моё сердце, — голос Лутиэн заставил вернуться из воспоминаний в реальность, и самозванец поспешил отойти подальше к столам и подставить слуге бокал, чтобы его наполнили. Встречаться взглядом с принцессой лжецу казалось небезопасным.

— Я всегда пою только для тебя, — вздохнул Даэрон, смотря на любимую взглядом, полным безнадёжного чувства, от которого не хотел и не мог избавиться.

Лутиэн рассмеялась и, трепетно коснувшись ладонями лица менестреля, поцеловала его в губы. Ласково и холодно. Такая нежность доставляла больше боли, чем радости.

Келеборн отвернулся, чтобы не хотелось высказать безвольному менестрелю, что нельзя позволять даже принцессе топтать свою гордость, ведь Даэрон не просто певец! Это поистине талантливейший музыкант, летописец и создатель письменности! Он был ближайшим советником короля, пока… Не влюбился.

И, конечно, теперь его уже не спасти, что толку говорить, как он неправ…

— Принц Келеборн, — шелестя лёгким искрящимся звёздно-синим платьем со шлейфом и ниспадающими до пола рукавами, Лутиэн, двигаясь, будто в танце, в одно мгновение оказалась рядом с самозванцем, — ты прекрасно воплотил свой замысел. Благодарю от души.

— Не стоит благодарности, — учтиво поклонился Келеборн и предложил Лутиэн вино.

Присутствие принцессы в опасной близости заставляло чувствовать постепенную потерю опоры под ногами. Энергия, струящаяся потоками ледяной воды, заставляла сжиматься, словно от холода, но ощущение было приятным, несмотря ни на что. Что-то похожее ощущалось рядом с Майэ Уинэн и обычно означало благосклонность Айну.

— Когда в твой дом пришла война, — серьёзно и заинтересованно спросила Лутиэн, — что сделали Владыки?

Келеборн растерялся. Он мог в деталях рассказать о действиях своего короля и принца, о содеянном Феанаро и Нолдор в целом…

— Это был неистовый шторм, — опустил глаза Тэлеро. — Неожиданный и яростный. И злоба охватила всех. Не сто́ит речам о страшном прошлом Валинора звучать здесь сегодня.

Лутиэн, моментально потеряв к самозванцу интерес, вспорхнула дивной птицей и улетела к своему певцу, чтобы снова приласкать его, доставляя нежностью больше мук, нежели счастья.