Мелодия таяла в тумане, чтобы повториться снова, и ощущение бессилия и растерянности набирало сокрушительную мощь.

***

Огромный зал с расписанными сценами Битвы-под-Звёздами сводами впервые за время существования крепости Феанарион принял одновременно всех шестерых сыновей великого нолдорана. И впервые здесь звучали управляемые магией инструменты, однако какая бы ни слетала со струн мелодия, любая тема казалась кошмаром: валинорские песни напоминали о тьме и пролитой в Исходе крови, несправедливости со стороны Валар и малодушии собратьев; баллады, написанные во время плавания, невольно возрождали образ горящего флота, бунта и казни предателей; а средиземская музыка казалась слишком скучной, либо вновь рыдала о погибшем короле, заставляя думать про оставленного в плену врага брата.

Каждый Феанарион хотел, чтобы воцарилась тишина, однако выглядеть самым виноватым желания ни у кого не возникало, поэтому инструменты продолжали звучать, меняя знакомые темы почти до неузнаваемости.

Почти.

— Меня мало интересует, что наш брат-менестрель решил поиграть во владыку и заказал твоим мастерам корону, — скривился Туркафинвэ, говоря очень тихо, чтобы слышал его лишь Курво, — гораздо важнее, о чём щебечут птахи в лесах. Пока мы охотились, эти трусливые создания верещали о гнёздах и хвастались птенцами, а вчера я слышал о хищниках. И, Курво, по сбивчивому щебетанию я понял — трусливая мелочь поёт о летучих гонцах Моргота. Я распорядился выслать в леса охотников.

— Полагаешь, — задумался Куруфинвэ, — нам снова предложат сделку? Нельо… Ещё жив?

— Птахи не летают через Ард-Гален к Ангамандо, — хмыкнул Туркафинвэ, — я же говорю — трусливые.

«Как и мы…» — с неприятным чувством подумал Куруфинвэ-младший.

— Моргот ничего нам не предложит, — продолжил говорить беловолосый Феаноринг, — кроме новой войны. И его шпионы сделают всё, чтобы мы быстрее отправились в бездну на вечные мучения, а сам Моргот таким образом сможет реабилитироваться перед братьями-Валар, преподнеся им трупы и души мятежников. Что ты на меня так смотришь, Курво? Ты знаешь, что, в отличие от трусливых птах, орлы Манвэ летают над землями на севере, и Владыка Арды прекрасно знает, что там происходит. Как видишь, Морготу никто не пытается мешать делать то, что он хочет. Не удивлюсь, что Нельо вывесили не для нас, а для Валар! Мол, видите, как я поступил с вашими обидчиками? Вы отомщены, братья!

— Тьелко, — в глазах Куруфинвэ застыл ужас, — не говори этого вслух.

— Нам нечего терять, забыл? Более того, я считаю, надо вновь начать использовать Палантири.

— Нет! Отец же объяснял, почему нельзя! Один из Видящих Камней в руках врага! А Палантири связаны между собой!

— Моргот и так про нас всё знает! — вспыхнул Туркафинвэ, и сидевший через стол от него занятый записями Тэльво замер и поднял глаза.

— Успокойся, — сказал младший из близнецов, — если бы Моргот мог, он бы уже уничтожил нас. Но этого пока не случилось.

Туркафинвэ сделал глубокий вдох и взялся за поднесённое вино.

— Господин наместник, — взгляд голубых глаз эльфа выстрелил в сторону старшего брата, — может быть, начнём совет? Морифинвэ уже, кажется, заснул за столом, Амбаруссар трижды пересмотрели свои записи, мы с Курво больше не спорим, леди твоего сердца, наверняка, хочет поскорее закончить беседу и отправиться в покои. Вместе с тобой, конечно.

Дис, одетая в роскошное золотое платье и блистая украшениями, снисходительно улыбнулась Туркафинвэ. Она сидела слева от погруженного в размышления Макалаурэ, справа от которого стул пустовал.

Всем хотелось задать вопрос, кого ещё ждут на совете, но каждый догадывался, что имел в виду брат, поэтому слова сказаны не были.

— Я хочу произнести речь для моего народа, — прозвучал голос Макалаурэ, причудливо переплетаясь с музыкой арф, — но сначала мне необходимо поговорить с вами.

Морифинвэ, неподвижно сидевший, откинувшись на спинку стула, с закрытыми глазами, ожил.

— Наместник начнёт с благодарности Амбаруссар за то, что привели в город два эльфийских племени, с некоторых пор состоящих только из прекрасных дев? — спросил он с тенью насмешки. — Оказалось, если им раздать тонкие иглы и красивые нити, из эльфиек Авари получаются прекрасные вышивальщицы, особенно, если кто-то из Нолдор набросает им схемы узоров. И рисуют они неплохо, только цвета выбирают слишком тёмные и однообразные, не видят красоты в контрастах, и вечно сводят сюжеты к теме «А потом все умерли или сгинули в безвестность, но воскресли и зажили долго и счастливо в любви и согласии даже с врагами».

Питьяфинвэ переглянулся с Курво, Тьелко, встретился взглядом с Тэльво. Братья не обращали внимания на речь Карнистира, невольно рассматривая пустой стул справа от Кано. Выше и красивее остальных, с узором-короной на спинке, он предназначался для наместника, однако Макалаурэ сидел на таком же стуле, как у остальных присутствующих.

Проигнорировав вновь «заснувшего» Морифинвэ, менестрель положил ладонь на руку своей главной советницы, и музыка заиграла громче.

— Мы все, — заговорил словно звучавший отдельно от Макалаурэ голос, — клялись вечно преследовать того, кто возжелает сокровище нашего рода. Но в Клятве не было сказано, что мы обязуемся делать это совместными усилиями. Для нас важен конечный результат: ни один Сильмариль не должен быть в чужих руках. Род Феанаро — это мы, его сыновья, но также и наши дети, внуки и племянники, и их дети. Род Феанаро продолжается и в Валиноре, и здесь, в Эндорэ. Камней три, наследников много. Но, как бы то ни было, в руках любого из нас Сильмариль — это просто красивый кристалл, не несущий ничего, кроме своей уникальной природы и блеска. Отец хотел осветить Сильмарилями Средиземье, получив тем самым независимость от Валар, и он мог это сделать, а мы — нет. Сильмарили для нас — не символ могущества и власти, а память об отце, о его уникальных талантах, о том, что он был величайшим Эльда. Неважно, кто из нас возьмёт в руки сокровище. Главное — его отвоевать. И если для этого нам придётся разделиться, чтобы не враждовать между собой…

Макалаурэ погладил руку сидящей рядом эльфийки, обвёл взглядом братьев. Музыка на миг смолкла, но тут же заиграла вновь.

— Я не стану требовать вашей присяги мне, — ровно произнёс менестрель. — Ради мира и согласия.

Всё так же не открывая глаз, Карнистир отмахнулся:

— Владыка-менестрель — гарантия незаурядного пути развития государства.

Туркафинвэ медленно поднялся и пошёл вдоль стола в направлении от наместника.

— Знаешь, Кано, — заговорил он, складывая пальцы домиком около губ, — твои речи красивы, как и положено менестрелю, сопровождаются прекрасной мелодией арф, сделанных лучшими мастерами, слова льются пьянящим нектаром, и наш брат Морьо уже настолько захмелел, что вот-вот упадёт под стол, но я, Кано, всё ещё трезв.

Куруфинвэ посмотрел на брата с предупреждением во взгляде, Амбаруссар отрешённо наблюдали за происходящим.

Обойдя стол кругом и оказавшись около пустого стула, Туркафинвэ опёрся руками на стол.

— Послушай меня, наместник, — с тенью угрозы в голосе произнес беловолосый Феаноринг, — я не жаловался тебе, когда мне напрямую угрожали расправой, не просил помощи в разведке и обеспечении моих воинов, охотился и следил, чтобы дичи ловилось в достатке, не требуя ничего взамен. Я лишь сообщал об успехах, и это всех устраивало. Пока остальные, прикрываясь заботой о процветании города-крепости, проводили время в компании дев, обучая их правильно вышивать, я ходил по болотам и собирал сведения, которые обеспечивают нам безопасность! Ты сидишь в практически достроенном, укреплённом городе, надеваешь корону и утверждаешь, что братья, защищавшие тебя, приводившие население, искавшие ресурсы и развивавшие медицину и торговлю, теперь тебе без надобности?

Положив руку на спинку пустого стула, постукивая пальцами по венчающей его короне, Туркафинвэ со злостью расплылся в улыбке.

— Понимаю, ты не хочешь видеть нас рядом, сваливаешь вину, перекладывая ответственность с себя. Нет, брат мой, мы все на одном корабле. Все. И ты не отмоешься, изгнав нас.