— Я шёл за Феанаро Куруфинвэ, — поднялся вдруг на палубу, шатаясь, бледный и осунувшийся Асталион, — я шёл за моим другом Нельо не ради себя, я готов пожертвовать своей жизнью, готов принять любую, самую страшную участь ради победы над злом. Если там, за гранью бытия, меня ждёт вечная тьма, но я буду видеть живыми и строящими счастливое будущее в мире без Моргота мою жену и детей, детей их детей и всех остальных, ради кого пролил кровь, мне не будет страшна никакая бездна! Даже если и не увижу… Но, погибая, и проваливаясь в бесконечный мрак, я буду знать, ради чего все это пережито.

— Валар думают, мы такие же, как они, — сказал вдруг спустившийся с мачты по верёвочной лестнице Тэлеро. — Валар думают, нам наше личное благо важнее общего. Я уже понял, что для них так и есть. Но мы — не они.

— Мы — эльфы! И мы знаем, что такое самопожертвование во имя тех, кого любим! — как мог громко произнес Асталион, прижимая сжатую в кулак руку к ране на груди.

— Валар теперь для нас прошлое, — ухмыльнулся Морифинвэ. — Пусть пугают трусов и рабов. Айя Феанаро!

— Айя Феанаро!

***

Глава Второго Дома Нолдор, король оставшихся в Амане сородичей, хозяин порта Альквалондэ, смотрел вдаль на море. Что теперь делать? Примеру какого из братьев следовать? Как быть с данным словом? И как спасти сына, погубившего всю семью?

Аклариквет… Где он вообще?! Не умер от страха? Почему он не рядом, когда так нужен?!

— Найдите и приведите моего певца! — крикнул Нолофинвэ, рассчитывая, что его услышат и выполнят приказ. Что именно собирался говорить Аклариквету, король понятия не имел, надеялся придумать это по ходу разговора. Зато Нолофинвэ вдруг понял, какую проблему решит немедленно. — Лаурэфиндэ! Эктелион! Приведите ко мне короля Ольвэ. Не пойдёт сам — помогите ему. Великому правителю нужно содействие в возвращении домой. Немедленно. Займитесь этим.

«Защитник короля Ольвэ уполз извиняться. А двум владыкам в одном городе не место. Его сын проиграл битву, мой — выиграл. Один из нас должен с позором удалиться, и это не я», — сам себя не узнавая и в глубине души ужасаясь подобным мыслям, подумал сын убитого Морготом нолдорана.

***

«Вот, значит, то, чем клялся отец, — подумал Майтимо, приходя в себя от пророческого видения. — Он знал, ЧТО есть вечная тьма на самом деле? И позволил нам обречь себя на это?»

Старший сын Феанаро Куруфинвэ сидел в своей каюте, но Финвэ Третьему казалось, он был заперт в темнице, и ему только что вынесли приговор. И не кто-то, а собственный отец.

Но пути назад нет. Просить прощения у Валар? За что? За попытку защитить близких от врага? Просить прощения у тех, кто вместо помощи бросает в лицо проклятья? Айнур защищают своего собрата, так пусть не удивляются, что эльфы поступают так же!

Нельяфинвэ не выходил из каюты во время шторма, понимая, что от раненого воина толка не будет, он лишь создаст дополнительные проблемы своими попытками помочь. Но теперь пришло время подняться на палубу и произнести слово перед командой.

— Кто достаточно храбр, чтобы продолжать путь, отныне мой брат! — закричал старший Феанарион, делая вид, что подъём на капитанский мостик не доставил ему проблем. — А кто нет — пусть прыгает за борт и уповает на милость Улмо. Боится прыгать — я лично окажу в этом содействие!

Желающих проверить готовность Айнур прийти на помощь утопающим не оказалось.

***

Принц Турукано схватился за голову, до боли сдавив виски. Что за безумие? Почему всё это происходит? Этого не должно быть! Только не с ним! Он ведь не делал ничего плохого! Но… И не предотвратил. Лишь отошёл в сторону.

Возможно, надо было…

Мысли путались: Турукано снова видел лицо войны. Опять.

Вот оно — смеётся над лишившимся от страха рассудка дядей Арафинвэ. Хохочет сотнями голосов тех, кто хочет новой крови, и среди них — его родной брат Финдекано. Но придёт время, посмеются и над отважным героем. Жестоко посмеются!

Лицо войны слилось с лицом самого близкого для Турукано эльфа — его отца. И вот этот страшный монстр смотрит с презрением на убитого горем короля Ольвэ, мертвую дочь которого, завернутую в промокший плащ, погрузили, словно мешок с зерном, на телегу, а его самого едва ли не силой усаживают рядом с трупом. Хорошо, хоть не избили и не связали… Но нет, отец бы так не поступил. И Лаурэфиндэ тоже так думает, это видно по глазам храброго Нолдо: смотрит на своего короля без злобы. Но лицо войны покажется и доблестному золотоволосому воину, ставящему свои принципы выше всего в жизни. И выше самой жизни.

Надо уходить. Возвращаться домой. Пусть и не на коленях и не в слезах. Но смотреть в это чудовищное лицо больше нет ни сил, ни смысла.

***

Когда кровь и море сливаются воедино, рождается боль, от которой мутнеет сознание, и все силы уходят на то, чтобы не закричать.

Но стоило отдышаться, прийти в себя после шторма и промыть рану, которую пришлось зашивать, как навалилось страшное пророчество. Очнувшись и в ужасе осматривая себя и окружающую обстановку, Куруфинвэ-младший подумал лишь об одном: почему, почему, будьте вы прокляты, Валар, нельзя было предупредить раньше? Почему? Тогда бы не было ни Клятвы, ни страшной кровавой бойни в Альквалондэ, унесшей более тысячи жизней. Ничего бы не было! А какой смысл в этом знании теперь? Сломать хребет гордым Нолдор? Превратить в запуганных рабов? Нет. Погибать, так борясь. За то, что отняли. За честь семьи. За отца. Лучше умереть, чем превратиться в безвольное существо, недостойное называться эльфом.

— Папа… — Тьелпе вошёл бесшумно, незаметно. Как призрак. — Я…

Юный эльф не плакал. Он просто вдруг стал неживым. В нём погас яркий дерзкий огонь. Куруфинвэ-младший, отстранив зашивавшего рану собрата, не дав даже наложить повязку, осторожно встал и, нерешительно подойдя, крепко обнял правой рукой сына. Левой двигать не мог — кожа на боку натягивалась, нити, держащие вместе края разреза, впивались в плоть. Больно, даже несмотря на охлаждающую мазь.

— Не бойся, сынок, — произнес Феаноринг, и почувствовал, как внутри вот-вот взорвется вулкан.

Отстранив Тьелпе, он быстро, как мог, ринулся на палубу и осторожно поднялся на капитанский мостик. Рана на боку кровоточила, алые струи стекали по коже. Глаза Куруфинвэ-младшего загорелись злым опасным огнем.

— Слушайте меня все! — крикнул Феаноринг, стараясь не обращать внимания на мешающую делать резкие глубокие вдохи боль. — Если ещё хоть кто-нибудь из вас, медузы клятые, попытается меня ужалить… Меня или моего сына! Или любого другого Нолдо, я убью вас всех! Я вырежу ваши сердца и скормлю их морским гадам, а трупы развешу по бортам в качестве украшений! Меня все поняли?!

Возможно, Тэлери поняли, возможно, нет. Возможно, не услышали или не поверили.

Но Тьелпе всё услышал и всё понял. И ему стало ещё страшнее, чем было до этого.

***

Как только штормовой ветер стих, волны улеглись, а тучи рассеялись, все, кто находились на корабле Феанаро, потрясённые сражением короля Нолдор с Майэ Уинэн, бросились помогать пострадавшим, перевешивались за борт, высматривая, не нужно ли спасать тонущих собратьев, Тэлери полезли проверять паруса, кто-то ринулся в трюм. У всех, кто видел Феанаро, отражающего молнию, теперь было благоговение перед ним. Потерявшие своих покровителей-Валар эльфы поверили, что обрели нового великого лидера.

Но стоило зародиться новой надежде, открылась страшная истина о пути и его финале.

Феанаро не сразу понял, что произошло, решив, что израсходовал силы, сражаясь с Уинэн, и потерял сознание. Он словно существовал отдельно от плоти, и почему-то его это мало волновало, словно тело ничего не значило. Но вокруг Феанаро, в бесконечной чёрной бездне, метались сгустки беспорядочной хаотичной энергии, терзаемые тьмой и вечным поиском спасения. Их было очень много, и Куруфинвэ узнавал каждого. Вспоминал имена и лица. Некоторых он бы не смог забыть, даже лишившись разума, ведь это… Нет…

Он был обречён вечно видеть муки тех, кого знал, кого любил. И понимал — выход есть. Надо лишь сказать «Да». А потом выполнить обещание.