Чудовищно…
Туивьель чувствовала: надо поговорить обо всём честно, но каждый раз накатывал страх разрушить последний мостик нежности, что остался у неё и любимого. Любимого… Любимого ли?
Леди снова поймала себя на мысли, что сохраняет ускользающее не ради Легенды, не ради себя, а ради одной лишь возможной ситуации. Ведь если Тэльмо… Если Артельмир вернётся, если его в чём-то обвинят, мать сможет смягчить гнев отца только в одном случае — если грозный лорд пугающей твердыни будет любить женщину, родившую ничтожество.
Ничтожество! Нет, Легенда не может так думать о сыне. Он никогда ничего подобного не говорил, значит, и не думал. Тэльмо — не ничтожество! Он просто потерявший опору под ногами мальчишка.
А можно ли потерять то, что никогда не имел? Туивьель не признавалась себе в этом, но была уверена — если с сыном случилось плохое, в этом есть и её вина. Как жены, как матери. Как хранительницы города.
Страх лишил способности дышать, заставил пролиться слёзы. Тема Предательства намертво вцепилась в Тему Подвига, и возможно, это случилось давно, ещё до становления Химринга, но теперь мелодия, лишь кажущаяся прекрасной, звучала всё громче.
«С нами свет, что даёт звёздный флаг!»
***
Снова приехать в Барад Эйтель стало непростым испытанием. И дело было даже не в том, что в прошлый раз Хадор находился здесь с двумя здоровыми сыновьями, а дома оставался живой отец, и не в волнении о самовольном продолжении миссии на севере вражеской земли. Новый владыка Дор-Ломина не представлял, как теперь вести себя с эльфами. Общаться на равных? Ставить себя ниже? Выше? Чего ждут соратники?
«Ты ж знаешь, командир, — вспоминались слова самого старшего воина, — мы здесь, чтобы твои приказы выполнять. Тут никто думать не любит. Говори, что делать — мы и сделаем».
Да, всё так. Но невоюющие военачальники не должны быть авторитетами бойцам!
А ещё угнетало молчание старшего сына. Галдор практически перестал разговаривать с отцом, когда Гельдора отправили в госпиталь. Хадор понимал — придётся рассказывать эльфам, что произошло, почему понесли потери, но память милосердно отказывалась от самых тяжёлых моментов прошлого. Не было их, не бы-ло.
Зато был север. Тёмный, ледяной, где, казалось бы, невозможно жить. Именно там, говорят, погиб великий Марах, там сложили головы многие герои. Хадор не хотел умирать настолько далеко от дома, и это странное желание изумляло новоиспечённого вождя. Не всё ли равно? Главное ведь, не где, а как! Смерть венчает жизнь, подводит закономерный, предсказуемый итог. Если погибнуть глупо, забудутся и померкнут даже самые великие подвиги.
Тяжёлые мысли давили неподъёмным грузом, Хадор не заметил, как позади остался осадный лагерь и перевал, но неожиданное зрелище вдруг вырвало из раздумий: на подъезде к Барад Эйтель дорога стала алой от звёздных знамён рода Феанора.
***
— Странный собирается совет, — сквозь зубы произнёс Маэдрос, широкими шагами двигаясь через площадь в сторону главной башни крепости. — И, похоже, удивлён не только я.
Хеправион молча следовал за своим лордом, а растерянно озиравшийся Арагарон, так и не понявший, для чего его взяли на встречу в Барад Эйтель, только поддакивал.
— Возможно, — старший Феаноринг обернулся на сына владык Дортониона, — тебе придётся остаться здесь, поскольку Исток безопасен, и твоё нахождение на войне перестанет пугать сосновых лордов.
— Но для чего? — Арагарон за время пребывания во владениях Маэдроса понял: спорить с химрингским правителем можно только избранным, в число которых Артахэру Эльдалотион не входил. Значит, можно только спрашивать, уточнять и выполнять.
— Надо доказать соседям, что со Вторым Домом Нолдор можно вести дела, — уклончиво ответил Феаноринг.
Неожиданно взгляд стальных глаз остановился на воинах в синем, расположившихся около входа в крепость.
— Это ещё что? — выдохнул Маэдрос и рванул вперёд.
Хеправион и Арагарон переглянулись.
— Я сам удивлён не меньше твоего, — вышел вперёд Варнондо, кутаясь в тёплый плащ, хотя весна в Барад Эйтель выдалась сухой и солнечной. — Я получил некое письмо, в котором были написаны странные для меня вещи, а ещё — приглашение для разъяснения ситуации. Верховный нолдоран о чём-то договорился с сыном, и теперь пришло время нам узнать подробности.
— Что было в письме? — произнёс, будто на допросе, химрингский лорд.
— Для тебя — ничего, — военачальник Нолофинвэ ничуть не смутился.
— Союзники так не говорят друг с другом! — сжав кулаки, выпалил Арагарон.
— А мы не союзники, — терпеливо пояснил Варнондо, — лорд Маэдрос — мой подчинённый. Только упорно забывает об этом, потому что мне некогда заниматься наставлениями.
— Потому что моя армия больше, — криво усмехнулся Феаноринг.
— Армия верховного нолдорана едина, — пожал плечами Варнондо. — А ты, дортонионский лорд, должен быть благодарен мне и своему королю Нолофинвэ Финвиону, поскольку он принял твою сторону и заставил твоего обидчика заплатить за оскорбление.
— Мой король, — процедил сквозь зубы Арагарон, — Финдарато Инголдо Ном Феланунд Арафинвион, владыка Дортониона и Тол-Сириона, а также прилегающих земель, самых обширных и богатых в Белерианде.
Военачальник верховного нолдорана ничуть не смутился.
— Господа, — вышел из дверей на лестницу один из смотрителей твердыни, по его лицу было видно — в порядке далеко не всё, — принц Финдекано Нолофинвион ждёт вас. Проходите, пожалуйста.
Лицо Хеправиона выразило абсолютно все мысли, невысказанные остальными. Оруженосец химрингского лорда честно попытался скрыть эмоции, это даже почти удалось, но когда Нолдор вошли к хозяину крепости, попытки выглядеть невозмутимо провалились.
Принц Финдекано сидел за своим обычным столом, однако в кабинете оказались пустые стены, на полках остались только карты, подшивки писем из Дор-Даэделот и свитки со списками воинов, жителей Барад Эйтель и необходимыми закупками. Ни одной книги или картины не было, и лишь Драконий Шлем по-прежнему находился рядом с сыном Нолофинвэ.
***
Хадор посмотрел на вошедших эльфов и почтительно поздоровался. Находившийся рядом с отцом молчаливый Галдор тоже поприветствовал бессмертных поклоном, но опять не проронил ни слова.
Видя, что бессмертные чем-то удивлены, воин однако не смог понять причину такой реакции, поскольку никогда не обращал пристального внимания на обстановку нолдорской твердыни. Зато в очередной раз позавидовал выносливости вечных: самому адану после долгого пути требовался отдых и сон, а эти, бодрые, как ни в чём не бывало, прямо с дороги пришли на совет. И даже на вкусно пахнущие блюда не обращают внимания! Ну как так-то?
Каждый раз, оказываясь в эльфийских поселениях, Хадор начинал хотеть есть с удвоенной силой, поскольку бессмертные готовили слишком вкусно, и даже от обжорства не становилось плохо. Однако приходилось сдерживаться, чтобы не выглядеть на фоне старшего народа диким зверем.
— Странная собралась компания, — с порога заявил высоченный широкоплечий эльф с проседью в медных волосах и крайне неприятным взглядом.
Хадор сразу подумал, что не хотел бы оказаться врагом этого громилы, но с другой стороны, воспоминания из детства о песнях на городской площади, посвящённых Маэдросу, кем, судя по всему, являлся этот неприятный тип, заставляли испытывать по отношению к химрингскому лорду весьма спорные чувства. Да, он выглядит страшно, но ведь «всё, что ему нужно — это несколько слов и место для шага вперёд», «у него есть дом, только нет ключей», а ещё он «хотел бы найти души своей причал, не мстить, но лишь спастись, вернуть, что потерял». Значит, он слаб и не авторитетен. Пусть пытается запугивать, цену его угрозам все знают.
— Для сбора совета не было причин, — Маэдрос сел, звякнув металлом.
«У меня есть слово, но в нём нет букв».
— Здесь никого не держат силой, — эльфийский воин в синем, которого Хадор знал в лицо, но забыл имя, осторожно сел на стул, словно боялся розыгрыша с подпиленными ножками. — А дор-ломинскому герою весело в гостях у владыки Финдекано. Не могу не позавидовать хорошему расположению духа.
