Бросив блокнот на диван, я вышел в коридор и направился к лифту.
Внизу я не успел сделать и двух шагов, как меня кто-то окликнул:
— Мистер Розенкранц!
Я обернулся и увидел молодого человека лет двадцати пяти, может быть, даже немного моложе, примерно возраста Джозефа. Вытянутое худое лицо, на голове фетровая шляпа с красным пером. Очки в тонкой металлической оправе. Приподняв шляпу в знак приветствия, он гарцевал на месте, готовый броситься ко мне в любой момент.
— Я… — Он начал взволнованно похлопывать себя по пиджаку. — Я… Если у вас только найдется минутка… — Хлоп-хлоп-хлоп по пиджаку… — То вот… — Он достал из внутреннего кармана плаща блокнот. — Если бы я мог…
Тут я все понял и поспешил покачать головой. Репортер.
— Меня это не интересует. Никаких комментариев! — решительно заявил я и направился к столу дежурного портье.
Как я и ожидал, он бросился следом за мной.
— Мистер Розенкранц! Сэр… Пожалуйста… Будьте любезны… Я — репортер. Я работаю в «Сан», разделе городских новостей. Но… я сейчас по другому вопросу. Я просто хотел… Ну, в общем, я поклонник вашего таланта… И я тоже пишу!..
Это было еще хуже. Я резко повернулся, намереваясь устроить ему хорошую взбучку. Желание это было просто непреодолимо. Но искреннее выражение на его лице — такого выражения я уже давно не видел — меня обезоружило, и после паузы я спросил:
— А что вы пишете?
— Ну, я пишу для газеты…
Я жестом подстегнул его, чтобы излагал быстрее.
— Мою пьесу поставили в прошлом году в «Эвримэн». «Призрак». Моя первая пьеса. Получила хорошие отзывы.
— И… как же вы нашли меня?
Он смущенно потупился, словно стесняясь того, что проявил репортерскую нахрапистость.
— Я узнал, что будут зачитывать завещание вашей супруги. Ой, простите, вашей бывшей супруги. Я ждал снаружи на улице и, когда вы вышли, узнав вас по фотографиям из газет, пошел за вами, но у меня тогда не хватило духу подойти и обратиться к вам. Да я и сейчас-то едва набрался смелости.
— Так, значит, вы мой поклонник?
— Да, сэр.
— Как ваше имя?
— Тэйлор Монтгомери, сэр.
Я протянул ему руку.
— Приятно познакомиться.
Он пожал мою руку с нескрываемым восхищением. Как это, собственно, и должно было быть. Как это, собственно, и было когда-то. Вот если бы Джо так же встретил меня!.. Мне как отцу был бы приятен такой же точно взгляд, такое же выражение на его лице. А если бы Джо еще и обнял меня по-сыновнему, то я бы вообще оказался на седьмом небе от счастья.
— Может, зайдем выпьем? — предложил я.
— Ой, ну что вы, я и не…
После этих слов парень немного разонравился мне. Меня напрягало в нем отсутствие раскованности. Но это только в первое мгновение, а потом мне все представилось в более радужных тонах. Конечно, Огер вышлет мне денег. Как он может не выслать? Я же его клиент. В свое время он неплохо заработал на моих книгах. Поэтому да, он вышлет мне деньги. Мы с Ви вернемся на запад, и все будет хорошо. Если я хорошенько попрошу, то смогу получать по 400 долларов в неделю.
— Послушайте, — сказал я. — Вы сейчас идите в бар и закажите себе чего-нибудь выпить. А я схожу и отправлю одну телеграмму и подойду туда к вам. Если вас там не будет, я пойму и не обижусь.
— Нет, я буду, буду там! — обрадованно пообещал он. — Благодарю вас, мистер Розенкранц. Ну конечно, я буду ждать вас там! — Он неловко попятился, чуть не сбив кого-то, извинился, улыбнулся с виноватым видом и помчался в сторону бара.
Эх, вот если бы Джозеф оказал мне такой же прием! А ведь, по-хорошему, так оно и должно было бы быть. Я вот, например, своего отца боготворил. Я никогда не поворачивался к нему спиной — даже когда он высказал мне все, что думал по поводу моего новоявленного писательства. И он, кстати, забрал свои слова обратно, когда моя первая книга была успешно распродана. Но Джозеф ведет себя со мной по-другому, мечет в меня острые кинжалы, а этот паренек Монтгомери, кстати, молодец, — проявил такое почтение.
Я направился к конторке дежурного портье. Высокий малый в костюме-тройке сказал мне:
— Могу я вам чем-то помочь, мистер Розенкранц? — Не, ну не прелесть, а? В отелях всегда так. В отелях тебе всегда дают почувствовать себя кем-то важным.
— Мне нужно отправить телеграмму.
— Хорошо. — Он тотчас же выложил передо мной бланк телеграммы. — Вам ручка нужна?
Я жестом поторопил его, и он протянул мне ручку. Я вписал в пробелы наверху имя и адрес Огера и принялся за сам текст:
«НАХОЖУСЬ КАЛВЕРТЕ тчк НУЖДАЮСЬ ДЕНЬГАХ тчк ПОЖАЛУЙСТА ВЫШЛИ 200 ДОЛЛАРОВ ИЛИ СКОЛЬКО СМОЖЕШЬ ОТЕЛЬ СОМЕРСЕТ НОМЕР 514 тчк»
И, помедлив, я еще прибавил:
«Я СНОВА ПИШУ тчк МНЕ КАЖЕТСЯ МЕНЯ УЖЕ ЕСТЬ КОЕ-ЧТО тчк»
Потом я зачеркнул эту последнюю фразу, перечитал все и зачеркнул еще и предыдущую — насчет того, что снова пишу. Я протянул заполненный бланк служащему отеля, деликатно отвернувшемуся, чтобы не мешать мне сосредоточиться, и тот, ожив, взял у меня телеграмму и ручку.
— Сэр, ответ потом принести в номер?
Я улыбнулся:
— Да, пусть принесут в номер.
И тут же поймал себя на мысли, что если Карлтон платит за все это, то надо было тогда послать телеграмму еще и Пирсону. Неужели у издательства не найдется небольшой свободной суммы?
— А знаете что? Дайте-ка мне еще один бланк.
Я переписал тот же текст на другой бланк, только с другим адресом, и вручил обе телеграммы портье, после чего направился прямиком в бар. Для меня это было большое событие, и его следовало отметить. Я был пока еще на коне. Если сегодня утром и тяпнул маленько исключительно для храбрости, то сейчас никто не мог помешать мне выпить за удачу.
Глава 4
Но я шел по вестибюлю, когда во мне снова зашевелилась тревога. Вспомнил, что Пирсон просил меня не слать ему больше телеграмм с просьбой о деньгах. И никогда больше не собирался меня издавать, даже если я напишу что-то новое. А еще вспомнил, что Огер всегда относился ко мне хорошо, но это когда было-то? И Ви шлялась сейчас где-то с другим мужиком, а Куинн просто подразнила меня этим своим завещанием, явно для того, чтобы связать по рукам и ногам, Джозеф же даже не захотел посмотреть мне в глаза.
Я зашел в бар. Монтгомери сидел там — на самом ближнем к входу табурете — и перед ним стояла непочатая пинта пива. Он нервозно постукивал ногой по нижней перекладине табурета. Вот, пожалуйста вам, молодой человек, который прочел все мои книги! Я даже подумал в тот момент, что, может быть, не так все плохо и напрасно я развел панику. Я подошел к нему, правой рукой дружески похлопал его по спине, а левой оперся о стойку бара. Бармен был тот же, что и утром. Поймав мой взгляд, он кивнул и выставил для меня порцию «Джин Рики».
— Значит, вы мой поклонник? — сказал я, основательно приложившись к своему стакану.
Монтгомери робко пожал плечами, но, когда заговорил, в словах его было столько же страсти, сколько когда-то в моих — когда писательство еще было для меня развлечением.
— Я прочел «Жаркая как лето» в четырнадцать. Мне дядя дал, он живет в Западной Вирджинии. Я как только дочитал до конца, сразу начал заново и прочел еще раз.
— Ну роман-то вам понравился? Он не очень хорошо продавался, хотя и получил хорошие отзывы.
— Да, понравился, но моя любимая ваша вещь это «Только до семи». Хотя так, наверное, все считают. Я вообще прочел все ваши книги, и большинство из них — не по одному разу.
Он заметно разошелся, потом, поняв это, смущенно потупился, но мне нравились его речи, и я даже не думал его останавливать. Свой «Джин Рики» я уже успел прикончить, и бармен выставил передо мной новую порцию.
— Так что это за пьеса у вас была? Как, вы говорите, она называется?
— «Призрак».
Изогнув брови, я жестом побудил его продолжать.
— Это история бывшего раба, который живет на Западе в доме, где обитает привидение белого рабовладельца. И они все время беседуют о разных вещах — о рабстве, о свободе, обо всем, обо всем… О том, что такое вообще — быть человеком.
