— Нет, — сказал король.
По залу прокатились рокот и шепот, которые внезапно оборвались, как только король нахмурил брови.
— Виамунд вырастил тебя как сына, но он не был твоим отцом. Ты — Гавайи, сын Лота, внук Утера Пендрагона, моей крови. Молодой человек, я твой дядя, а эти прекрасные люди, сидящие здесь за этим столом, твои подлинные родители, Лот и моя сестра Анна.
Шум в зале снова усилился, но на этот раз король ничего не сделал, чтобы его унять. Сюркот смотрел на женщину рядом с Артуром. Сомнений быть не могло. Сходство между ней и им самим было поразительно.
Она поднялась со своего места и протянула к нему руку:
— Ваше место здесь, Гавайи, между мной и королем. — Ее голос был нежным и низким. Он напоминал о тепле, комфорте и отдыхе после битвы.
Лот подошел и встал рядом с женой. Сюркот перепрыгнул через стол и обнял сначала отца, затем короля, своего дядю, потом мать Анну. Только когда он сел на свое место, Артур встал и протрубил в рог.
— Начнем пир!
Когда его голос замолк, она оперлась на локоть и посмотрела вниз на подушку, на его лицо.
— Это окончание истории?
— Конечно нет. Это только начало.
Она снова опустилась на кровать и удобно устроилась у него под мышкой, уткнувшись лицом в шею. Он закрыл глаза, и темноту под веками разогнал дневной свет из окна. Он открыл глаза. Дневной свет все еще наполнял комнату ярким сиянием.
КРУТЫЕ ПАРНИ
(роман)
Чарли Стелла
A me, Faust!
(Пойдем со мною, Фауст!)
Мефистофель
Джимми Манджино, прозванный за необычайную физическую силу Качок, — стопроцентный боевик-гангстер. Только что освободившийся из тюрьмы, он вновь принимается за дела. Его мечта — вступить в мафию, стать своим в криминальном клане Виньери. Он готов на все за право быть членом «семьи» и поэтому не брезгует ни шантажом, ни насилием, ни убийством.
Джимми Качку противостоят два честных копа — детективы нью-йоркской полиции Алекс Павлик и Джон Денафриа. Они ведут поединок с по-настоящему опасным, хитрым и жестоким преступником.
Предисловие
Жизнь часто во много раз удивительнее вымысла. Например, самое крупное в финансовой истории США мошенничество — дело корпорации «Энрон» — наводит на мысль: не пора ли расширить толкование термина «организованная преступность»? После краха «Энрона» многие служащие и одновременно акционеры компании остались без работы, а некоторые — и без пенсии, в то время как верхушка корпорации, знавшая о грядущем фиаско, успела вовремя обратить свои акции в наличные деньги.
Многие выборные лица, представители почти всех политических партий, получали от корпорации щедрые пожертвования — то есть были на содержании у «Энрона»?
Руководители аудиторской фирмы «Артур Андерсен», проверявшей деятельность «Энрона», уничтожили потенциально опасные документы — не напоминает ли это поведение нелегальных букмекеров, которые, узнав о предстоящей облаве, спешно ликвидируют корешки квитанций, заполненных клиентами?
Зная о грозящем коллапсе, высшие чины «Энрона» поощряли своих служащих покупать как можно больше акций компании, уверяя, что дела корпорации никогда не были столь блестящи, — проводили работу по намеренному созданию «дутых акций»?
Организованная преступность не всегда является уделом людей с итальянскими фамилиями. В наше время гораздо чаще, чем нам кажется, неприглядными делами занимаются некоторые вполне уважаемые и известные представители деловых кругов. И хотя существование двойных стандартов в мире корпоративной организованной преступности ханжески замалчивается, все мы знаем, что нужно сделать с руководителями корпорации «Энрон», если их когда-либо привлекут к суду и признают виновными.
Вместо особой тюрьмы для «уважаемых, но оступившихся» бизнесменов, своего рода федерального загородного клуба, пусть-ка посидят в обычных тюрьмах, куда отправляют так называемых обычных мафиози[757].
Глава 1
— Неужели он и правда такой дурак? — спросил Джимми Пинто, косясь на клочок бумаги у себя в руке.
Половина девятого утра; небо над Нью-Йорком серое. Улицы еще не высохли после только что закончившегося ливня.
Джимми Манджино, мускулистый здоровяк лет тридцати пяти, с черными курчавыми волосами и густыми бровями, пил кофе из пластикового стаканчика и рассматривал кирпичные домики на Койл-стрит. Подбородок у Манджино зарос двухдневной щетиной.
— Сколько, говоришь, он дал парикмахеру? — спросил Манджино.
Пинто, тоже мускулистый, но коренастый, выглядел моложе своих пятидесяти с небольшим. Подняв голову, он помахал клочком бумаги, который сжимал в руке.
— Пятьдесят восемь тысяч, — ответил он. — Прикинь!
Манджино притворно улыбнулся.
— Уж эти мне богатые сынки. — Он отпил еще кофе. — Купаются в деньгах и не знают, куда их выкинуть.
Пинто прикусил губу.
— А мы с тобой околачиваемся тут, как два урода, и стараемся выбить денежки назад.
— Как по-твоему, у парикмахера хоть что-нибудь есть? — спросил Манджино, допив кофе и озираясь в поисках урны, куда можно было бы выкинуть пустой стаканчик.
Пинто покачал головой:
— Скорее всего, нет. Даже паршивая парикмахерская ему не принадлежит. Говорят, он завел себе подружку-пуэрториканку и вложил денежки в ее ресторан. Сначала десять тысяч, а потом и все остальное. А потом он погорел.
— То есть твой друг Ларри погорел, — уточнил Манджино.
— О том и речь. — Пинто достал пачку сигарет «Кэмел», закурил, глубоко затянулся. — Парикмахер — старикан, эмигрант в первом поколении. Можно сказать, только что из Италии. Ему шестьдесят два года, и у него все заложено-перезаложено. И вон тот дом тоже. — Пинто глянул в бумажку с адресом. — Номер двадцать один восемьдесят шесть.
— Значит, — сказал Манджино, — выбивать из него пятьдесят восемь кусков — все равно что выжимать воду из камня.
— Именно поэтому Ларри и посулил половину тому, кто вернет ему денежки, — ответил Пинто. — Он прекрасно понимает, что без посторонней помощи не видать ему ни гроша. Вот и нанял двух болванов, а конкретно — нас с тобой. Он хочет, чтобы мы слегка припугнули старика, может, немножко его поломали. Но по отношению к нам это полное свинство. Ларри сам виноват, сделал очередную глупость — а уж глупостей он успел наделать предостаточно. А теперь хочет, чтобы за его выходки заплатил старик.
Манджино достал пачку «Мальборо» и тоже закурил.
— Но ведь старик все-таки взял у Ларри деньги и не вернул, — пробормотал он, не вынимая изо рта сигарету.
Пинто глубоко вздохнул:
— Вот ты, Джимми, дал бы парикмахеру, который даже не владеет своей парикмахерской, пятьдесят восемь кусков? Сначала подумай, потом ответь.
— Ни хрена, — ответил Манджино.
— У меня таких денег отродясь не было, но я бы тоже ответил так, как ты: «Ни хрена», — кивнул Пинто. — Пусть даже Ларри вначале ссудил ему всего десять кусков, а именно так наш придурок и поступил. Но зачем, во имя всего святого, выкидывать еще сорок восемь тысяч? А Ларри выкинул. Почему? Наверное, хотел застраховать свой первый взнос — никакого другого объяснения мне просто в голову не приходит. Кто знает. Но сдается мне, гораздо проще вытрясти пятьдесят восемь кусков из самого Ларри. Или еще пятьдесят восемь. Раз уж он такой тупой, что швыряет денежки направо и налево. Понимаешь, о чем я?
