— Думаете, он имеет какое-то отношение к записке?
— Без понятия. Я не уверен даже, что он смотрел именно на нас. Но мне показалось, что на нас, понимаете?
— Бросьте, — Джонатан подтолкнул нас к машине, — в последнее время на вас постоянно все смотрят. Скоро это все уже закончится.
Глава 31
Телефонный разговор
Вечером того же дня, во время ужина, мы с Джейкобом позволили себе капельку осторожного оптимизма. Лори изо всех сил старалась сохранить видимость уверенности и нормальности, несмотря на то что ее одолевали смутные подозрения в адрес нас двоих. Мы еще не встали из-за стола, когда около шести зазвонил телефон.
Я снял трубку. Телефонистка уведомила, что меня вызывает межгород, оплата за мой счет. Буду ли я разговаривать? Для меня стало неожиданностью, что кто-то еще практикует подобные звонки. Или это какая-то шутка? Где вообще еще остались таксофоны, из которых можно позвонить за счет вызываемого абонента? Разве что в тюрьмах.
— Кто звонит?
— Билл Барбер.
— Господи. Нет, я не буду с ним разговаривать. Хотя постойте, повисите на линии. — Я прижал трубку к груди, как будто хотел, чтобы мое сердце поговорило с ним напрямую. Потом решил: — Ладно, я согласен. Я оплачу.
— Спасибо. Пожалуйста, не кладите трубку, я вас соединяю. Хорошего дня.
Щелчок.
— Алло?
— Кто говорит?
— «Кто говорит»? Я думал, ты еще раз ко мне приедешь.
— Я был немного занят.
— «Ой, я был немного занят», — передразнил он меня. — Да не дрейфь ты так, а? Я просто травлю баланду. А ты что подумал? «Эй, приезжай-ка ко мне, сынок, пойдем с тобой порыбачим? Порыбачим, сазанов пощиплем?»
Я понятия не имел, что это означает. Видимо, это было что-то из блатного жаргона. Похоже, собственная шутка показалась ему очень смешной, потому что он заржал в трубку.
— Господи, как же ты много болтаешь.
— Да еще бы, с кем мне говорить-то в этой паршивой дыре? Сын же ко мне носу не кажет.
— Ты чего-то хотел? Или просто позвонил почесать языком?
— Что там у твоего парнишки с судом.
— А тебе какое дело?
— Он мой внук. Мне интересно.
— Ты всю его жизнь знать не знал, даже как его зовут.
— И чья же это вина?
— Твоя.
— Угу, не сомневаюсь, что ты так считаешь. — Молчание. — Я слышал, сегодня в суде всплыло мое имя. Мы тут в курсе всего дела. Это все равно что чемпионат мира для зэков.
— Да, твое имя всплыло. Видишь, даже сидя в тюрьме, ты все равно умудряешься подгадить своим родным.
— Ой, малыш, да не бзди ты так. Отмажут твоего парнишку.
— Ты так считаешь? Думаешь, ты у нас выдающийся адвокат, да, мистер Пожизненное-Без-Права-Досрочного-Освобождения?
— Ну, кое-что я все-таки смыслю.
— Ты кое-что смыслишь. Пфф. Сделай мне одолжение, Кларенс Дарроу[491], не звони сюда и не лезь в мои дела. У меня уже есть адвокат.
— Никто и не лезет в твои дела, малыш. Но когда твой адвокат заводит речь о том, чтобы вызвать меня для дачи показаний, это становится и моим делом тоже, а, не находишь?
— Этого не будет. Нам тут только тебя на свидетельском месте не хватало для полного счастья. Тогда все это мероприятие окончательно превратится в балаган.
— У вас есть стратегия получше?
— Да, есть.
— И что же это за стратегия?
— Мы вообще не собираемся ничего доказывать. Бремя доказывания лежит на стороне обвинения — вот пусть они этим и занимаются. Они должны… зачем я тебе это все рассказываю?
— Потому что тебе этого хочется. Когда дело начинает пахнуть керосином, волей-неволей вспомнишь про своего старика.
— Это что, шутка?
— Нет! Я пока что еще твой отец.
— Нет, никакой ты мне не отец.
— Не отец?
— Нет.
— А кто тогда отец?
— Я сам.
— У тебя нет отца? Ты что, дерево?
— Вот именно, нет у меня никакого отца. И ни в ком я не нуждаюсь.
— Всем нужен отец. Я нужен тебе сейчас, как никогда. А как еще ты будешь доказывать всю эту байду с непреодолимым импульсом?
— Нам не понадобится это доказывать.
— Да? Почему это?
— Потому что Лоджудис ничего не сможет доказать. Это очевидно. Так что наша позиция проста: Джейкоб не совершал этого.
— А если что-то изменится?
— Не изменится.
— Зачем тогда ты тащился ко мне сюда, чтобы попросить меня об этом? И заставить меня плевать в пробирку? Чего ради это все было?
— Ради того, чтобы прикрыть тылы.
— Чтобы прикрыть тылы, говоришь? Значит, твой парнишка этого не делал, но просто на всякий случай, если все-таки это он.
— Что-то в этом духе.
— И что твой адвокат хочет, чтобы я сказал?
— Ничего он от тебя не хочет. Зря он ляпнул это сегодня в суде. Это была ошибка. Возможно, он думал, что привезет тебя сюда, чтобы ты дал показания, что ты не имеешь никакого отношения к твоему внуку. Но я уже сказал, что тебя даже на пушечный выстрел к залу суда не подпущу.
— Лучше бы тебе потолковать об этом со своим адвокатом.
— Послушай меня, Кровавый Билли. В последний раз повторяю: тебя не существует в природе. Ты — всего лишь дурной сон, который снился мне в детстве.
— Эй, малыш, ты пытаешься сделать мне больно? Дай мне по яйцам.
— Это еще к чему?
— К тому, что можешь не трудиться смешивать меня с грязью. Меня это не задевает. Я — дед твоего мальца, что бы ты там ни говорил. И ничего ты с этим не поделаешь. Можешь сколько угодно от меня открещиваться и делать вид, что меня не существует. Это не важно. Правда от этого не изменится.
Я опустился на стул, внезапно поняв, что с трудом держусь на ногах.
— Кто такой этот Патц, которого упоминал твой дружок-легавый?
Я был раздражен и растерян, поэтому не успел подумать:
— Это он сделал.
— Убил того парнишку?
— Да.
— Ты уверен?
— Да.
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть свидетель.
— И ты собираешься позволить моему внуку сесть за это?
— Позволить? Ну уж нет.
— Так сделай что-нибудь, малыш. Расскажи-ка мне об этом Патце.
— Что ты хочешь узнать? Он любит мальчиков.
— Он растлитель детей?
— Что-то вроде.
— Что-то вроде? Он или растлитель, или нет. Как можно быть чем-то вроде растлителя детей?
— Примерно так же, как ты был убийцей еще до того, как в самом деле кого-то убил.
— Ой, прекрати, малыш. Я же сказал, задеть меня у тебя не выйдет.
— Будь так добр, прекрати звать меня «малыш».
— Тебе это не нравится?
— Нет.
— И как же прикажешь мне тебя называть?
— Никак.
— Пфф. Я должен как-то тебя называть. Как иначе я буду с тобой разговаривать?
— Никак.
— Малыш, в тебе слишком много гнева, ты это знаешь?
— Ты еще что-то хотел?
— Хотел? Да я ничего от тебя не хочу.
— А я-то подумал, может, тебе понадобился пирог с запеченным в нем напильником.
— Да ты остряк. Пирог с напильником. Я понял шутку. Потому что я в тюрьме.
— Совершенно верно.
— Послушай меня, малыш, не нужен мне никакой пирог с напильником. И знаешь почему? Я скажу тебе почему. Потому что я не в тюрьме.
— Правда? Тебя что, выпустили?
— Им незачем меня выпускать.
— В самом деле? У меня для тебя одна новость, ты, чокнутый старикашка. Знаешь такое большое здание с решетками? Из которого тебя никогда не выпускают? Так вот, оно называется «тюрьма», и ты в данный момент в ней сидишь.
— Нет. Это ты не сечешь, малыш. Все, что заперто в этой дыре, — это только мое тело. Это все, до чего они смогли дотянуться. Мое тело, не я сам. Я повсюду, понимаешь? Повсюду, куда бы ты ни взглянул, малыш, повсюду, куда бы ты ни пошел. Ясно? Так вот, ты уж позаботься о том, чтобы мой внук не загремел в подобное место. Ты меня понял, малыш?
— Почему бы тебе самому этим не заняться? Раз уж ты повсюду.
