— Может, я так и сделаю. Прилечу прямо туда и…
— Слушай, у меня нет времени, ясно? Я кладу трубку.
— Нет. Мы еще не договори…
Я повесил трубку, не дослушав. Но он был прав, в ту минуту Билли Барбер находился там рядом со мной, потому что его голос продолжал звучать в моих ушах. Я схватил трубку и с размаху шваркнул ею о рычаги — раз, другой, третий, — пока его голос не затих.
Джейкоб с Лори смотрели на меня большими глазами.
— Это был твой дед.
— Я догадался.
— Джейк, я не хочу, чтобы ты с ним разговаривал. Никогда, ясно? Я серьезно.
— Ладно.
— Ты ни в коем случае не должен с ним разговаривать, даже если он тебе позвонит. Просто вешай трубку. Ты меня понял?
— Ладно-ладно.
Лори сверкнула глазами:
— Энди, это и к тебе тоже относится. Я не хочу, чтобы этот человек звонил в мой дом. Он — яд. В следующий раз, когда он позвонит, просто клади трубку, ты меня понял?
Я кивнул.
— Энди, у тебя все в порядке?
— Не знаю.
Глава 32
Отсутствие улик
Суд, день пятый.
Едва часы пробили девять, судья Френч стремительным шагом вошел в зал и сквозь зубы объявил, что ходатайство обвиняемого об аннулировании судебного процесса было отклонено. Он сказал — и стенографистка повторила его слова в конусообразный микрофон, который держала перед лицом, как будто это была кислородная маска: «Возражение обвиняемого против упоминания имени деда обвиняемого занесено в протокол и сохранено для апелляции. Присяжным даны инструкции не принимать высказывание обвинителя во внимание. Обвинителю предписано не затрагивать более этот вопрос, и это все, что мы об этом услышим. А теперь, если не будет каких-либо дальнейших возражений, пристав, введите присяжных, и давайте начнем».
Не могу сказать, что это стало для меня неожиданностью. Аннуляции случаются крайне редко. Судья не намерен был пускать насмарку все усилия, которые государственное обвинение приложило к тому, чтобы довести этот процесс до конца, если это было в его власти. К тому же аннуляция могла подмочить и его собственную репутацию. Это выглядело бы так, как будто он не удержал события контролем. Лоджудис, разумеется, все это прекрасно понимал. Возможно, он перешел грань сознательно, уповая на то, что, коль скоро ставки в этом деле настолько высоки, аннуляция весьма маловероятна. Впрочем, это я уже злобствую.
Суд продолжился.
— Назовите ваше имя, пожалуйста.
— Карен Раковски. Р-А-К-О-В-С-К-И.
— Кто вы по профессии и где в настоящий момент работаете?
— Я криминалист в полиции штата Массачусетс. В настоящее время работаю в криминалистической лаборатории полиции штата.
— В чем именно заключается работа криминалиста?
— Криминалист — это эксперт, который, основываясь на принципах естественных и технических наук, устанавливает, фиксирует и исследует вещественные доказательства, обнаруженные на месте преступления в рамках следственных действий. Впоследствии криминалист дает свидетельские показания на суде.
— Сколько вы уже работаете криминалистом в полиции штата?
— Одиннадцать лет.
— В расследовании приблизительно какого количества преступлений вы принимали участие за свою карьеру?
— Около пятисот.
— Вы состоите в каких-либо профессиональных организациях?
Раковски скороговоркой перечислила сначала полдюжины организаций, членом которых она являлась, затем свои научные степени и преподавательские позиции, а также впечатляющий перечень публикаций. Все это пронеслось мимо меня наподобие товарного поезда: смазанным пятном, в котором отдельные детали неразличимы и который тем не менее внушает почтение своей длиной. По правде говоря, никто к этому потоку информации толком не прислушивался, поскольку квалификация Раковски и так ни у кого не вызывала никаких сомнений. В своей области она была специалистом хорошо известным и уважаемым. Надо заметить, что с тех пор, как я начинал, профессия криминалиста стала куда более точной и требующей высокой квалификации. Она даже вошла в моду. Судебная медицина превратилась в сложную область, особенно в том, что касалось ДНК-улик. Без сомнения, привлекательности образа этой профессии в глазах широкой публики немало способствовали и телесериалы вроде «Места преступления». В общем, каковы бы ни были причины, в эту профессию сейчас идет больше кандидатов и они лучше подготовлены, и Карен Раковски была в числе первой волны криминалистов в нашем округе, которые были не просто полицейскими, на досуге по-любительски баловавшимися научными изысканиями. Она была настоящим профессионалом. Ее гораздо легче представить в белом лабораторном халате, нежели в полицейской форме. Я был рад, что заниматься нашим делом назначили именно ее. Знал, что ее мнение будет беспристрастным.
— Двенадцатого апреля две тысячи седьмого года, приблизительно в десять утра, вам позвонили по поводу убийства в парке Колд-Спринг в Ньютоне, так?
— Да, верно.
— Как вы отреагировали на звонок?
— Я выехала на место, где меня встретил лейтенант Даффи, который ввел в курс дела и очертил круг задач. Он проводил меня к месту преступления.
— Насколько вам известно, было ли тело перемещено?
— Мне сказали, что после прибытия полиции к телу никто не прикасался.
— Судебный медик к тому моменту уже приехал?
— Нет.
— Предпочтительнее, чтобы криминалист осмотрел место преступления до прибытия медика?
— Да. Полный осмотр тела невозможно произвести, не передвигая его. После того как тело передвинуто, никаких выводов из его положения, разумеется, сделать уже нельзя.
— Но в случае с рассматриваемым делом вам было известно, что тело уже передвинула бегунья, которая его обнаружила.
— Да, было.
— Удалось ли вам, несмотря на это, прийти к каким-либо заключениям на основании положения тела и окружающей обстановки, когда вы его увидели?
— Да, удалось. Было очевидно, что нападение произошло на вершине склона у пешеходной дорожки и что после этого тело скатилось по склону. Об этом свидетельствовал кровавый след, тянущийся вниз к месту обнаружения тела.
— Это и есть те самые мазки крови, о которых мы вчера слышали?
— Да. Когда я прибыла на место преступления, тело было перевернуто лицом вверх, и я могла видеть, что футболка убитого пропитана свежей на вид кровью.
— Какое значение вы придали, если придали какое-либо вообще, большому количеству крови на теле убитого?
— В то время — никакого. По всей видимости, раны были глубокими и несовместимыми с жизнью, но это я знала еще до того, как появилась на месте преступления.
— Но разве большое количество крови на месте преступления не свидетельствует об ожесточенной борьбе?
— Не обязательно. Кровь циркулирует по нашему телу постоянно. Это гидравлическая система. Сердце без остановки перекачивает ее по кругу. Она протекает по кровеносной системе, по венам под давлением. Когда человека убивают, сердце перестает качать кровь, и после этого ее движение происходит под влиянием обычных законов физики. Так что большое количество крови, которое мы наблюдали на месте преступления, как на теле самого убитого, так и на земле под ним и вокруг него, могло просто вытечь из него под воздействием гравитации, в силу положения тела: ноги выше головы, лицом вниз. Поэтому кровь на теле могла объясняться посмертным кровотечением. На тот момент у меня не было возможности сказать по этому поводу ничего определенного.
— Ну ладно, и что вы делали потом?
— Я осмотрела место преступления более внимательно и обнаружила некоторое количество брызг крови на вершине склона, там, где, по всей видимости, и случилось нападение. Их там было не очень много.
— Позвольте мне прервать вас. Существует ли в числе разделов судебной медицины дисциплина, которая занималась бы анализом брызг крови?
— Да, существует. Она так и называется «Анализ брызг крови» и позволяет получить полезную информацию.
