— Мэри О’Брайен. — Она протянула мне руку, и я горячо пожал ее.
— Как Джозефу повезло.
Она посмотрела на свою руку, все еще зажатую в моих ладонях, похоже, не зная, как ее оттуда вызволить.
— О да…
— Я вот думаю, Куинн всегда хотела иметь дочь.
— Она была очень добра ко мне, даже когда уже болела.
Мне было трудно соотнести эти слова «очень добра» с образом Куинн, но я кивнул, словно понимая, что она имела в виду, и сказал:
— Возможно, мы как-то сможем это поправить. Я бы тоже очень хотел иметь дочь.
— Вы знаете, мне кажется, Джо сейчас требуется какое-то время, чтобы побыть наедине с самим собой, — проговорила она. У нее были идеально очерченные скулы и ясные глаза, а эта ее смущенность и наморщенный лобик только прибавляли ей очарования.
— Конечно. Я понимаю.
— Он ужасно переживает. Просто сам не свой.
Я все еще продолжал держать ее руку и чувствовал, как она уже согрелась в моих ладонях.
— Ну конечно, я понимаю.
— А знаете, я читала ваши книги, — поспешила сообщить она.
Я почувствовал, как обаятельная улыбка покинула меня, и ее место заняла кислая мина.
— Спасибо.
— Джо был против, не хотел, чтобы я читала. А мне очень хотелось, и я читала. Ну, вы же понимаете, почему?
Я напряженно пытался понять, что побудило ее на чтение.
— Вы ведь будете моим тестем, хоть даже и… Ну… в общем вы понимаете…
Тут к нам подошел Джо, по-прежнему такой же мрачный и, взяв под локоть будущую супругу, сказал ей:
— Пошли, Мэри.
Словно обжегшись, она отдернула руку, но он все же повел ее к лифту, как бы подталкивая. Движение это было мне хорошо знакомо, я сам пользовался им не раз с его матерью — но никогда с Клотильдой — и знал, что Мэри ждет разговор по дороге домой.
— Джозеф, да я не сказал ничего такого! Просто сказал, что тебе повезло, — принялся оправдываться я, идя за ними по пятам. — И я хочу, чтобы ты дал мне шанс как-то уладить наши отношения.
Он стоял спиной ко мне, уткнувшись глазами в мелькающие цифирки на табло над дверью лифта, даже не допуская возможности, чтобы я попал в поле его зрения. И это мой родной сын! Я чувствовал, как на лице моем появилось жалобное выражение, и даже разозлился на самого себя за это.
Приехал лифт, и я наблюдал, как они вошли в кабину. Перед тем как двери закрылись, они повернулись ко мне лицом, и Джо посмотрел на меня с такой испепеляющей ненавистью, что у меня внутри все похолодело, а ноги словно окаменели.
Глава 3
Получив свою копию завещания, я вернулся в отель. Ви в пеньюаре сидела за туалетным столиком, делая макияж. Когда я вошел, она обернулась. У нее готов был пока только один глаз, поэтому ее правый глаз сейчас смотрел открыто и невинно, а левый — жестко и злобно.
— Ну что там? — сказала она.
Я бросил завещание на туалетный столик перед ней и сел на постель, приняв примерно ту же позу, что и утром.
— Я думал, тебя здесь не будет, когда вернусь.
Она схватила завещание, полистала его, потом сказала:
— Ой, ладно, лучше скажи мне так, а то я не понимаю ничего в этом крючкотворстве. Сколько?
— Нисколько.
— Нисколько?! Что значит, нисколько?
— Ну то и значит — нисколько. Я не получил ничего. Все отошло к моему сыну.
Она швырнула в меня завещанием, оно ударилось о мою руку, отлетело на кровать, а оттуда свалилось на пол.
— Какого черта тогда мы приехали сюда? — Она опять повернулась к зеркалу и продолжила подрисовывать глаз.
— Но я упомянут в завещании. Если бы Джо умер раньше Куинн, то все перешло бы ко мне.
— Да? А толку-то? Кому от этого легче?
Я хотел сказать ей, что от ее злости нам обоим тоже не станет легче, но какой толк был в этих препирательствах?
— Ты лучше приготовься торчать здесь долго, — сказала она, подкрашивая глаз точными уверенными движениями кисточки. — Не думаешь же ты, что я сдеру с Карлтона деньги на твой обратный билет в Сан-Анжело? Вот ты как был неудачником там, в Голливуде, так и здесь им остаешься. И когда только я к этому привыкну?
«Когда мы оба к этому привыкнем?» — подумал я и сказал:
— Ага, но ты так не считала, когда познакомилась со мной. Сама набросилась на меня. Обожала мои книги. Была моей поклонницей. Тебе это льстило.
— А ты все никак не успокоишься. Ну да, я читала кое-какие из твоих книг. Успешный был писатель. Но я же не знала, что ты сломаешься. — Она принялась собирать свои кисточки, карандашики, тюбики и пудренички в косметичку. — А тебя только одно и заботит — чтобы кто-то читал твои книги. Но нет, никто их не читает.
Ви сказала это нарочно, чтобы уколоть меня побольнее. Она часто так делала, и это срабатывало, каждый раз эти обидные слова сдавливали меня, словно клещами, все больнее и больнее.
— Это куда же ты клонишь?
— Карлтон сегодня утром посадил жену на самолет до Палм-Бич. Так что мы с ним несколько дней можем побыть вдвоем. — Она усмехнулась. — Нет, если с тобой, то втроем. — Она встала, прошла в другой конец комнаты и, открыв шкаф, достала черное обегающее платье. Держа плечики перед собой, она придирчиво разглядывала платье.
— Ты на ночь-то вернешься сегодня? — спросил я.
— А тебе прямо неймется это знать? — усмехнулась она, натягивая на себя платье.
В груди у меня все сжалось, и моя злость переросла в тревогу. Только что я ненавидел ее, а уже в следующий момент понял, что не смогу прожить без нее ни дня.
— Ви, пожалуйста, возвращайся обязательно! Я не вынесу тут один!
— А ты и не выноси. — Она облачилась в платье, и оно красиво легло по ее фигуре. — Пойди, прогуляйся. Найди себе какую-нибудь шлюху или бросься с моста, я не знаю, мне все равно. — Она разгладила на себе платье и повернулась ко мне спиной, чтобы я застегнул молнию сзади.
Я встал, подошел к ней и стал осторожно застегивать молнию.
— Я серьезно, Ви. То, что происходиту нас с Джозефом… — В глазах у меня защипало, в горле встал тугой ком. — У меня больше нет никого и ничего, а мой родной сын… даже не хочет со мной разговаривать. Ты просто не знаешь, каково это.
— Да я даже не знаю, где мой ребенок сейчас находится, — парировала Ви, поторапливая меня жестом.
— Ну, это совсем другое. Ты же сама отказалась от него. А Джозеф… Он даже не захотел посмотреть в мою сторону, — посетовал я, закончив с молнией.
— Знаешь что, если ты так переживаешь, то я скажу тебе, что делать. — Она повернулась ко мне. — Убей его. Убьешь, и наследство достанется тебе. Все эти деньжищи будут твоими.
Ее слова меня так поразили, что до меня даже не сразу дошел их смысл.
— Деньжищи?
— Ну да. Те, что заявлены в завещании, — сказала она, теперь уже полностью одетая. — Ну? Как я выгляжу?
— Ты о чем говоришь вообще? Как можно такое даже произносить?!
Ви картинно закатила глаза и покачала головой, потом достала из шкафа маленький ридикюль, расшитый черными блестками, подошла к постели, где лежала красная сумочка, и начала перекладывать из нее в ридикюль разные вещицы, среди которых были бумажник и флакон духов. — Ну ты хоть теперь снова пьешь. Слава богу, хоть что-то изменилось к лучшему. — Она достала из сумочки свой миниатюрный пистолетик с перламутровой рукояткой, подаренный ей Карлтоном.
— А это тебе зачем?
— Карлтон не любит, когда я без него хожу. А где мои ключи?
— Послушай, Ви, Джозеф…
— Да ладно тебе, расслабься, я же пошутила! — Она бросила выпотрошенную сумочку обратно на постель. — Черт, ну где же мои ключи? — Она поискала на туалетном столике, потом покачала головой и захлопнула ридикюль. — Ну и ладно, какая разница, где они. Все равно они мне больше не понадобятся.
Ви продолжала собираться, а у меня все больше и больше сжималось горло. От предложения убить Джозефа мне стало дурно, а при мысли о ее уходе я совсем ослабел и начал придумывать, чего бы такого мне заказать себе в баре внизу, когда она уйдет.
