Пока Руссель проговаривал все это на удивление монотонным голосом, он смотрел на стоящий перед ними мольберт с «Моной Лизой». Картина была яркой, сияющей, краски — сочными как никогда. Даже самый последний невежда в вопросах искусства сразу определил бы, что это не та «Мона Лиза», которую еще утром по внутренним коридорам принесли с выставки в Центр.
Хелен наблюдала за его реакцией, и сердце едва не выпрыгивало у нее из груди. И хотя за последние дни ей довелось пережить немало волнующих моментов, этот был наиболее щекотливым из всех.
Наконец месье Руссель вздрогнул и указал на деревянный ящик, стоящий чуть в стороне на тележке.
— Давайте упакуем «Мону Лизу» для транспортировки обратно на выставку. Поможете мне? — Он протянул ей пару перчаток, таких же, какими недавно пользовались его сотрудники, когда переставляли картину на мольберт.
— Как вы это объясните? Вас сразу заподозрят в пособничестве… — негромко спросила его Хелен, когда они вместе упаковывали картину в полном соответствии с предписаниями. Поскольку тот ничего не ответил, она добавила: — Вряд ли вы сможете сказать, что не заметили разницы.
— Бывают и худшие вещи, которые могут случиться с человеком и его семьей, нежели это, — мрачно отозвался он, чем заслужил сочувствие Хелен.
— С вашей семьей? — проникновенным тоном произнесла она, и месье Руссель отвернулся, пряча лицо.
Потом все произошло очень быстро.
Руководитель экспозиции провел ее мимо охранника к лифту, затем наверх, к стойке в фойе.
Инстинкт велел ей бежать как можно дальше отсюда. Однако ей пришлось остаться здесь, чтобы передать сумку с добычей.
Она испуганно смотрела на вход в Центр. Оба сотрудника службы безопасности не выглядели особенно взволнованными, по крайней мере, так казалось издалека.
Протискиваясь сквозь толпу, Хелен на этот раз тщательно следила за тем, чтобы никого не задеть. После недолгих поисков она наконец нашла стул, на котором лежала табличка с надписью «IBM — International Beauty Magazine»[578]. Патрик Вейш говорил ей, что такого журнала вообще не существует. Хелен рухнула на сиденье.
Снова зазвучали фанфары — очевидно, сигнал к началу показа мод.
Бросив взгляд на подмостки, она вспомнила о своей собственной карьере модели и тут же отогнала прочь эти мысли. Времени на них сейчас нет.
— Мы коллеги, — произнес кто-то рядом с ней. — Лорел Хайд из «Вог».
Хелен обернулась и увидела красивую женщину примерно одних с ней лет. Бледная кожа, легкий макияж, модная стрижка «паж»…
— Ханна… Мюррей из «Бьюти мэгэзин», — пробормотала она.
— Никогда не слышала. А где вы выходите?
Хелен смущенно улыбнулась. Общительность соседки стала для нее неприятной неожиданностью.
— В Бостоне и окрестностях, — солгала она.
— Бостон? Красивый город! Там опять в моде большие сумки? — Журналистка указала на сумку, которую Хелен поставила рядом с собой на пол.
— Рабочие принадлежности, — сказала она, не вдаваясь в подробности.
Какое-то время Лорел Хайд молчала, и Хелен уже понадеялась, что ее холодность оказала свое воздействие, когда соседка вдруг сменила тему:
— А как вы справляетесь с вирусом?
— С вирусом?
— Ну, с этим вирусом «Мона Лиза». Мы сейчас дошли до того, что обходимся без всякой компьютерной графики, рисуем от руки. Почти как в школьной стенгазете. — Женщина запнулась. — Забавно, правда? Я говорю о вирусе «Мона Лиза», а картина «Мона Лиза» висит здесь, в Лувре, наверное, в сотне метров от нас! — Лорел Хайд звонко расхохоталась. — Жаль, что сегодня на нее нельзя посмотреть.
Хелен почувствовала, что ее бросило в жар. А вдруг этой женщине что-то известно? Вряд ли.
— Этим вирусом занимается редакция. А я тексты пишу, — нерешительно ответила она.
— Радуйся!
Хелен ничего не сказала и отвела взгляд. Поскорее бы эта Лорел заметила, что ей совсем не хочется разговаривать. Из двух больших колонок зазвучала громкая музыка, на миг ослепившая Хелен, — перед ее внутренним взором взрывались краски.
— Но этот вирус заставляет задуматься! — Лорел перекрикивала музыку. — Какое огромное значение имеют сегодня изображения, замечаешь только тогда, когда вынужден обходиться без них.
Хелен кивнула.
Занавес в конце сцены слегка шелохнулся. Сквозь щель между портьерами Хелен разглядела чью-то длинную ногу.
— Вы там, в Америке, наверное, очень счастливы теперь, когда наконец-то освободили несчастных королев красоты в Мексике! — крикнула Лорел.
Хелен словно молнией ударило, она чуть не подскочила.
— Освободили? — воскликнула она, инстинктивно схватив соседку за руку, отчего та испуганно отпрянула.
— Да, только что сообщили, — ответила Лорел.
— Всех? — Голос Хелен снова прервался.
— Насколько мне известно…
Только теперь Хелен заметила, что все еще держит Лорел за запястье, и отпустила ее. Грудь ее распирало до боли. Конечно же, это известие все меняло, по крайней мере, если освободили Мэйделин.
Занавес в конце подиума раздвинулся, открыв взорам выстроившихся в ряд моделей, вид которых приводил в ужас. Их лица были выбелены, глаза — сильно подведены черным. На волосы, судя по всему, вылили несколько баночек лака, предварительно их начесав, и теперь они торчали во все стороны. На девушках были короткие шорты, едва прикрывавшие ягодицы, и сверкающие жилетки, в которых Хелен не сразу узнала бронежилеты, похожие на те, что носят солдаты.
Из колонок полилась громкая музыка, и модели двинулись вперед, на подиум.
Глава 85
Париж
Послышались звуки марша, и занавес распахнулся. Один из главных инструментов природы — это уничтожение. Без него не может быть обновления. Никто не знает этого лучше, чем он, поскольку он уже однажды избежал уничтожения, когда рухнул вертолет. Он всегда воспринимал этот факт по существу: его пребывание на этой планете продлится еще какое-то время. На протяжении многих месяцев после катастрофы он размышлял над тем, почему из всего экипажа выжил именно он. И пришел к выводу, что он — избранный. Что у него есть миссия. Кто бы ни управлял судьбами Вселенной, Он дал ему поручение, которое необходимо выполнить.
В действительности Павел Вейш умер во время аварии, а то, что теперь продолжает жить, — скорее существо неземное. Ему не пришлось долго искать свое предназначение. Осознать его помогли боль, неделями терзавшая его в специализированной клинике, месяцы реабилитации, каждый взгляд в зеркало.
И вот приближалась кульминация. Он мог бы продолжать, но слишком устал. Тот факт, что во время великого финала он не пощадит собственную жизнь, с его точки зрения, оправдывал то, что он унесет с собой и жизни других. Облокотившись на перила винтовой лестницы, ведущей вниз, в Лувр, он наблюдал за показом мод. Все взгляды были устремлены на подиум, и — поразительно! — никто не обращал на него внимания. А ведь именно он все организовал. Это его рук дело.
Он с удовлетворением смотрел на Хелен Морган, которая заняла место в первом ряду, рядом с ней стояла большая сумка. Сейчас он подойдет к ней, встанет напротив, возьмет сумку и сразу же приведет в действие взрыватели на всех жилетах. Он с удовольствием бросил бы последний взгляд на картину — порождение зла. Без плексигласа, лицом к лицу.
Он провел большим пальцем по пусковому механизму, лежащему у него в кармане, на ощупь похожему на большущую шариковую ручку. Его заверили, что от картины останется так же мало, как и от него самого. Возможно, никто никогда не узнает, что произошло с подлинником «Моны Лизы». Ее будут искать несколько лет и не найдут. А со временем ее место займет «Мона Лиза» из Прадо. И через несколько десятилетий все забудут, что это всего лишь копия. Оригинал «Моны Лизы» останется лишь слабым воспоминанием, а вместе с ним пропадет и инфицирующее воздействие. Он делал ставку на то, что Салаи постарался на славу и «Мона Лиза» из Прадо несет истину. Лучший мем[579]. Как же он завидовал Салаи и миссис Морган из-за их дара!
