— Да, потому что эта информация может облегчить тебе работу.
— Каким же образом?
— Таким, что примерно восемь минут назад перед моим домом на воздух взлетел автомобиль.
— Какой автомобиль?
— Черный «Ауди А8».
— Твой служебный автомобиль?
— Уже нет. Вчера днем я сдал документы на него и ключи. С юридической точки зрения, да и фактически, я не являюсь ни владельцем, ни арендатором этой машины. А если будут какие-то уточняющие вопросы, то прими к сведению: взрыв меня разбудил, так что я ничего не могу сказать о том, как все произошло.
— За этим стоит Драган?
— По этому поводу я могу сказать еще меньше.
— Значит, теперь ты представляешь Драгана как свободный адвокат?
— Кто-то ведь должен это делать.
— Ладно, ну… спасибо за информацию.
— Увидимся.
Я отключился.
После этого я позвонил Саше и рассказал ему, что случилось. Я попросил его все же затребовать у Вальтера персональную охрану для меня. Но такую, которая не бросалась бы в глаза, а смогла выяснить, наблюдая за мной, кто еще за мной наблюдает. Саша заверил, что через полчаса в моем распоряжении будет такая охрана. Кроме того, Саша сказал, что сегодня вечером мы можем заскочить в детский сад и пообщаться с родительской инициативной группой. Я согласился. Чем раньше все решится, тем лучше. К тому же на завтра уже была назначена встреча офицеров.
После этого мне стало гораздо лучше. Это был первый день за более чем десять лет, когда мне не нужно было выполнять никакие профессиональные обязанности. Я сменил выгодную постоянную работу на свободу внештатного папы. Счастливый Ганс гордился бы мной. Ладно, мне еще нужно было разобраться с парой судебных дел, возбужденных против меня за пособничество в уклонении от наказания, с угрозой в адрес моей дочери, двумя угрозами в мой адрес, а также с властными играми по меньшей мере одного психопата, а то и двух, если считать таковым и Бориса. К тому же служебный автомобиль, которым я прежде пользовался, взлетел на воздух перед окнами моей квартиры. Но счастливый Ганс не оставил у себя лошадь, а продолжил обмен. Что не помешало ему быть счастливым. И я должен быть таким.
Я сделал еще несколько дыхательных упражнений, стоя у окна, и решил рассказать сегодня Катарине о переменах в своей профессиональной деятельности. В конце концов, именно наша дочь вселила в меня желание этих перемен. Я позвонил Катарине и спросил ее, не будет ли она против, если я заберу Эмили, чтобы погулять с ней на детской площадке.
— В среду днем?
— Да, именно так.
— Что случилось? Драган тебя выгнал?
Я не стал указывать ей на тонкости трехсторонних отношений между адвокатом, его работодателем и его клиентом. Вместо этого я представил, что моя будущая бывшая жена думает обо мне хорошо. Что вся вселенная думает обо мне хорошо. Что все люди в метро думают обо мне хорошо… И я успокоился.
— Послушай, Катарина. Благодаря курсу осознанности мне стало ясно, что в профессиональном плане я не могу больше так продолжать. Я на голову перерос работу в фирме. Я подписал с «Дрезен, Эркель и Даннвиц» договор о прекращении трудовых отношений.
— То есть… — Катарина явно не знала, что сказать.
— С финансовой точки зрения ничего не поменяется. Я выбил очень хорошее выходное пособие.
— Это означает, что ты наконец-то завязал со всеми этими преступниками?
— С теми, что шли через фирму, завязал. С другими… ну, я же должен как-то зарабатывать на жизнь и дальше. Уголовное право — моя специальность. Не могу исключить, что одно или два дела не…
Я не совсем солгал.
— Что с Драганом? — перебила меня Катарина.
— Я даже не знаю, где он. Но об этом деле мне еще точно предстоит позаботиться.
О том, что вчера в рамках этих забот нашей дочери угрожали расправой, я предпочел не говорить.
— Главное, что бесконечный кошмар закончился. Это пойдет тебе на пользу.
— И Эмили тоже пойдет на пользу. — (Если Тони угрожал не всерьез.) — Можно, я ее сейчас заберу?
— Конечно. Заезжай!
Поскольку в результате расторжения трудового договора у меня больше не было служебного автомобиля, то не пришлось и злиться из-за того, что он взлетел на воздух и больше мне недоступен. Посему я совершенно добровольно отправился к Катарине на автобусе. Эмили невероятно обрадовалась, узнав, что мы снова отправимся на прогулку.
Катарина выглядела очень спокойной и еще раз выразила свою радость по поводу того, что я наконец-то бросил свою работу.
— Возможно ли, что эта серебристая полоска на горизонте медленно превратится в зарю?
Я не мог намекнуть ей на то, что эту серебристую полоску на горизонте уже перекрыли яркие вспышки от взрывов ручных гранат, которые я пока не стал бы интерпретировать как восход солнца. Но и лишать Катарину радости я не хотел. Кто знает, может быть, все вокруг меня взрывалось как раз в лучах восходящего солнца. Я был оптимистичен.
— Возможно. Сейчас я наслаждаюсь моментом, таким, какой он есть. К тому же у меня теперь больше времени, чтобы заняться детским садом.
Катарина обняла меня и поцеловала в щеку. Столько нежностей я не получал от нее уже несколько месяцев. Осознанность явно сделала меня сексуальным.
Глава 22
Горечь
Горечь — это выражение продолжительного разочарования. Разочарование может прийти извне. Но вот как долго оно останется с вами, решать исключительно вам.
Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона — курс осознанности для руководителей
Когда между мной и Катариной установилась гармония, мы с Эмили отправились в путь. Катарина попросила меня каждые два часа растирать Эмили грудь какой-то детской мазью с ментолом, так как у нее были легкие симптомы простуды. Я взял мазь, взял Эмили, и мы поехали на трамвае на детскую площадку в городском парке. Вчера мне там очень понравилось. Множество турников, горок, качелей. И повсюду масса песка. А еще эспрессо-бар со множеством пакетиков соевого молока для увеличивающегося с каждым годом числа мамочек, любительниц латте-макиато, страдающих от всевозможных непереносимостей.
Эмили хотела прокатиться с горки. И притом одна. Чтобы показать мне, как здорово у нее получается. Так что я уселся на краю площадки и наблюдал за ней. И за другими детьми. И за другими взрослыми.
Если кто-то скажет вам, что все дети клевые, то он соврет. Ваш собственный ребенок — вот кто самый клевый. И точка. К счастью, есть еще много других детей, вполне милых. К тому же есть еще много говнюков. Таких детей, при взгляде на которых сразу понимаешь, какие уроды их родители. Но не только наружность становится причиной, по которой дети попадают в эту группу. Они требовательны, занудливы, вечно недовольны чем-то, утомляют окружающих. На детской площадке в городском парке таких детей можно было быстро вычислить по их монотонному нытью.
Кроме меня, какой-то парочки и еще одного мужчины, на площадке были одни только женщины. Парочка была из тех, что всем своим видом агрессивно транслируют окружающим: «Ха, мы счастливы». Красивые, спортивные, успешные. Очевидно, так и живущие с самого своего рождения на деньги родителей, которые семьдесят процентов своего времени уделяют внукам.
Единственный мужчина казался печальным и потерянным. Возможно, тоже не частый гость на детских площадках, он явно чувствовал себя среди женщин не в своей тарелке. Вероятно, разведен и постоянно пытается разыграть для своего ребенка маленький спектакль о беззаботных буднях, которые у него забрали.
Помимо этих троих, я обнаружил также два типа женщин: мамочек и нянек.
Мамочки — как правило, апатичные и измотанные — с вымученными улыбками опекали каждая своего единственного бойкого и веселого ребенка.
Няни — наоборот, бойкие и веселые дамочки — толкали перед собой огромные коляски, и в каждой коляске сидело по пять апатичных и измотанных детей младше трех лет.
