— О Беле, — ответил он.
Очень для него типично — основное оставить на потом. Оказывается, Бела прислал письмо. Он совершенно определенно заявил, что назначает меня своим наследником. И сообщил, что высылает для меня билет в один конец. Потому что хочет, чтоб я немедленно вступил в дело.
— Я, естественно, ответила, что ты подумаешь, — сказала маменька. — Он воображает, что ты можешь сразу бросить все свои дела и помчаться к нему только потому, что он наконец-то вспомнил про свои обязательства. Он всегда был безголовым, даже ребенком. Я ему написала, что, может быть, ты вообще не собираешься вступать в его дело, может быть, ты предпочтешь стать кем-то вроде консультанта. Я ему сказала…
— Конечно-конечно, маменька, — ответил я. — Но все же, пожалуйста, постарайся вспомнить, когда ты ему написала. Подумай еще раз!
— Солнышко мое, я же тебе сказала — примерно месяц или два назад. Какое это имеет значение? Дай лучше еще раз на тебя взглянуть!
— И он не ответил?
— Ну разумеется нет, в это время года! Они сейчас очень заняты. Я ведь Белу знаю.
Я мог только надеяться, что она права. Ее ясные миндалевидные глаза весело мне улыбались. На меня вдруг свалилась целая гора неожиданных событий…
— А Маура? Она тоже здесь была? Ты говоришь, целых три раза?
— Бобичек, я уже все тебе сказала. Ну что ты крутишься, как песик какой-то? Хоть минутку постой на месте!
— Вспомни, пожалуйста, когда она была здесь в последний раз? Когда пришло письмо от Белы? Когда она услышала про Белу?
— Николас, я не календарь. Спроси Имре, он наверняка знает. Может быть, я вспомню, если закурю сигаретку? Ты знаешь, что этот монстр заставлял меня бросить курить? Как он уверяет, из-за моего горла. Но я-то прекрасно понимаю, в чем истинная причина! Милый мой мальчик! — воскликнула она, хватая меня за руку. — Умоляю тебя хоть минутку постой спокойно! У меня даже голова закружилась. Иди, присядь возле меня. А теперь расскажи все-все про Прагу. С кем ты встречался? Куда ходил? Няня, наверно, плакала, когда тебя увидела, да?
И я стал ей рассказывать. В этом подробном отчете было все, что ей хотелось услышать. Она сидела, держала меня за обе руки, глядела на меня своими чудными, широко раскрытыми глазами и время от времени что-то взволнованно говорила. Плести маменьке небылицы — чистое наслаждение, а уж такие и подавно. К тому же они ничуть не противоречили Секретному государственному постановлению от 1911 года.
В тот же вечер я уехал домой, предварительно попросив у Имре в долг один фунт. Я собирался одолжить у него фунтов пять, но, вспомнив его рассказы, передумал. От предыдущего фунта у меня остались всего две монеты — двенадцать и шесть пенсов. Я не представлял, что делать дальше. Оставалось надеяться только на Бога. И потом, на самый крайний случай, была Маура. Я был как пьяный.
Освещая себе фарами дорогу, я летел через темный Нью-Форест и думал о Мауре. Я почти наверняка знал, отчего она перестала ездить в Борнемут. Из-за письма Белы… Великое событие… Она решила не навязываться. Решила показать, что не собирается мне мешать. Теперь у молодого хозяина могут возникнуть другие планы. Если бы она знала, что я все это уже «проходил»! Маура многого не знала. Ей многое предстояло узнать. Я нажал на газ и рванул вперед.
Перед самым Линдхерстом дорога резко свернула вправо. Я перешел на шестьдесят и вдруг почувствовал, что педаль тормоза проваливается почти до пола. Посреди дороги стоял пони и смотрел прямо на меня. Не знаю, задел я его или нет. Меня заносило то влево, то вправо, визжали покрышки, стволы деревьев кружились в свете фар. А машина все мчалась — вперед и вперед… Нет, не совсем так. Вот она выровнялась. Остановилась. И тишина. Фары мирно освещали темный кустарник. Обошлось…
Через минуту я вышел из машины, чувствуя, как сердце стучит прямо у горла. Машина зарылась в заросли, передок упирался в какой-то куст. Табличка с номером погнулась. И это было вроде бы единственное повреждение. Я снова сел за руль, завел мотор и медленно дал задний ход. Машина выехала очень легко и, подрулив к обочине дороги, я выключил мотор, закурил сигарету и взглянул на руки. Они все еще дрожали. Нет, только я способен на такую дурость — пройти через эти три сумасшедших и опаснейших месяца в Праге и отдать концы, шмякнувшись о дерево в Нью-Форесте! Я снова завел мотор и поехал со скоростью, не превышающей сорока миль в час. Из Борнемута я выехал сразу после семи, и без четверти десять подрулил к ее дому.
Глава 54
Она только что вымыла голову. Ее прямые волосы влажно блестели и благоухали. Маура была в халатике, ненакрашенная и выглядела такой хрупкой и изящной после того, что мне довелось познать, что мне хотелось только одного — смотреть и смотреть на нее во все глаза. Мы сидели на полу перед газовой печкой и держались за руки.
— Ой, Николас, если бы я только знала, — говорила она. — Если б ты хоть намекнул…
— Да как же я мог? Мне и сейчас нельзя было рассказывать. За это можно запросто сесть в тюрьму.
— И ты догадался только тогда, когда этот тип спросил про твою няню?
Я кивнул. Официальная версия потребовала легкой переработки. Власта подверглась изменению пола.
— Да, я был уверен, что никогда ничего не говорил про няню. Ну, а потом, когда я узнал, что няня вовсе не умерла, я понял, откуда взялась эта информация. Она могла прийти только от Имре, потому что только он говорил, что она умерла.
Она долго-долго молчала. Я высвободил руку, обнял ее и поцеловал в шею. От нее пахло шампунем.
— Ты вполне уверен насчет нас с тобой, да? — спросила она.
— В жизни не был уверенней.
— И ты хочешь сразу же ехать в Канаду?
— А ты считаешь, не надо?
— Потому что я подумала… — Она, быстро моргая, смотрела на огонь. — Я хочу поехать с тобой. Можно сперва пожениться. Конечно, если ты правда этого хочешь. Мы бы могли заключить специальный контракт.
Я взглянул на нее, и у меня чуть-чуть заскребло на душе. Она была классная, колоссальная девчонка — во многих отношениях. Если бы только не эта ее страсть продумывать все до мелочей. Глаза у нее вспыхнули, и я понял, что слишком долго тяну с ответом.
— Да, конечно, Маура, именно этого я и хочу! Отличная идея!
А может, так оно и было на самом деле.
— Это займет всего несколько дней. Все равно еще нужно утрясти массу дел: с твоей машиной и прочим. И, кроме того, с Хрюном. Мы должны точно выяснить, какова твоя доля в этом бизнесе. Он обязан ее у тебя выкупить. Ох, Николас, — воскликнула она, обхватив мою голову ладонями и целуя меня в губы. — Балбес ты несчастный, вот ты кто! Я бы уже давным-давно могла о тебе позаботиться, тебе так не кажется?
Конечно же, она была права.
— Если бы ты рассказал мне про это дело. Хоть бы словом обмолвился с самого начала!
— Ладно. С этим покончено. И потом, ты бы все равно ничего не смогла сделать. А кроме того, — продолжал я, чуть раздраженно, — я же выбрался. А остальное уже детали.
— Нет, Николас, конечно, это так. Ты был потрясающе ловким и ужасно смелым, и я тебя обожаю. Но тебе надо было быть чуточку осмотрительней с этим самым Канлифом. Ты должен был прежде всего проверить, значится ли он в списке адвокатов.
— Зачем мне было проверять этот список?
— А почему нет? У него не было никакого фирменного бланка с печатью конторы. А ведь он говорил с тобой о завещании. Я бы обязательно проверила, кто он такой. Прямо сразу же. С этого бы и начала. И тогда ничего бы не случилось.
«Наверно, она бы так и сделала, и, может, действительно ничего бы не случилось», — подумал я и вдруг почувствовал, что пошатнулась моя вера в собственный героизм.
— Я расстроила тебя, Николас?
— Да что ты, глупышка, ни в коем случае.
— Нет, расстроила. И совсем того не желая. Наверно, я бы тоже не стала проверять этот список, все мы задним умом крепки. Николас, смешной ты мой дурачок, я тебя очень люблю и готова ради тебя на все.
