— Понятно.
— А раз понятно, выкладывай свою историю.
— Какую? Я просто так зашел.
— Просто так? Круто.
Роза, как и прочие «хозяйки», была дородна и широка в бедрах. Я представил Лусинду и подумал: «Неужели и она здесь работала?»
— Если честно, — начал я, и Роза придвинулась ближе ко мне, — я вроде как здесь уже был.
— Вроде как?
— Да, по-моему. Хотя и не уверен. Здорово поддал.
— Ясно, — хмыкнула она.
— Здесь была еще такая девчушка…
Я описал Лусинду так подробно, как только способен влюбленный мужчина. Правда, не упомянул соблазнительные губки и влажные глазки.
— Ах эта… Ты имеешь в виду Диди. — Роза сказала это так, словно не очень жаловала Лусинду.
— Диди? Точно. Ее так и звали. Я вспомнил.
— Чертова потаскуха. Вертихвостка. Понятно?
— Нет.
— Не успела оглядеться, как во всем разобралась и принялась трясти перед боссом титьками и тощим задом. Я здесь пашу, как проклятая. А она в два счета его окрутила.
А босс — Рауль Васкес.
— И где же ваш босс?
Роза пожала плечами:
— Не появлялся. А что?
— Да так. — Они не знают, догадался я. Его бумажник у меня. В отеле он не регистрировался. Опознать его некому. И родственников нет, чтобы объявить о пропаже.
— Ты женат? — спросила Роза.
— Нет.
Я пытался соединить детали и представить, с чего все началось. Несчастные «мокрые спины» бежали в этот клуб от одиночества, а «хозяйки» смотрели на них свысока. Лусинда тоже была «хозяйкой». Вот откуда у нее легкий акцент. Но Лусинда не долго оставалась в «хозяйках». Она, поманив тощим задом, заарканила Васкеса. Я его понимал. Лусинда была не похожа на остальных. Она напоминала женщину из тех, кого в небоскребах делового центра дешево покупают, да дорого продают. Вот на таких-то и пялятся поверх газет пассажиры утренних электричек.
Интересно, чья это была идея — его или ее? Кому пришла в голову светлая мысль? Кто увидел новые возможности за пределами унылого ночного клуба?
— Ты не пьешь, — заметила Роза. — А у нас такие правила: разговаривать только с теми, кто заказывает выпивку.
— Я закажу еще, — пообещал я, и она улыбнулась.
Наверное, идея все-таки Диди. Она поняла, как до смешного просто охмурять оторванных от дома работяг. И решила, что такие фокусы нетрудно проделывать и с ребятами вроде меня. Женатиками, которые мечтают смыться на другую планету от домашних проблем. Которые жаждут с кем-нибудь поговорить по душам. Которые имеют настоящие деньги.
Бармен подал очередную порцию текилы. Я открыл бумажник, собираясь расплатиться.
Роза заметила мое новое водительское удостоверение:
— Уиддоуз? Что это за фамилия?
Да, в этот вечер я стал новым человеком. Чарлз Шайн умер.
— Обычная фамилия, — ответил я.
— Не угнетает? Звучит почти как «вдова»[425].
— Зато пишется по-другому.
— Ну хотя бы, — посерьезнела она.
— Где у вас туалет? — спросил я.
— Вон там. — Роза, фыркнув, махнула рукой в глубь помещения. — Хотя большинство ходят в переулок. В четыре утра там ужас что творится. Ни к чему не приучены.
— Я воспользуюсь туалетом.
— Давай.
Я поднялся из-за стола и медленно прошел мимо колумбийцев, мексиканцев, доминиканцев и перуанцев с их «хозяйками». Каждый мужчина, навалившись грудью на стол, увлеченно лопотал на малоразборчивом испанском, нимало не заботясь, понимает его женщина или нет. И я подумал, что мои беседы с Диди очень напоминали эти.
Я открыл дверь с надписью «Hombres»[426]. В туалете перед унитазом стоял на коленях человек. Мне в нос ударил запах блевотины.
Я заперся в кабинке, где был расписан каждый дюйм стен. В основном по-испански, но встречались и английские изречения.
Сел на унитаз, вздохнул и задумался. Кроме двух дверей — в женский туалет и мужской, я заметил третью. В кабинет Васкеса?
Я дождался, пока страдалец уйдет, и выглянул в коридор. Никого. Я направился к третьей двери.
Она оказалась незаперта. Ржавые петли скрипнули. Я замер — сердце подкатило к самому горлу.
Но никто не ринулся меня ловить — всё заглушали бьющие из зала мотивы сальсы. Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
В комнате было темно. Я пошарил рукой по стене и нашел выключатель.
Свет подтвердил мою догадку. Я попал в его кабинет. Стол, вращающийся стул, продавленный диван и ящик с папками.
Я вспомнил бармена за стойкой — как он пристально посмотрел на меня, когда я направлялся в уборную. Жилы на шее напоминали толстые веревки.
Я скользнул глазами по стенам. Только панели под дерево и ни малейшего намека на сейф. Даже ни одной картины, за которой мог прятаться металлический шкаф. А ведь цифры на визитке — это комбинация замка. Значит, должен быть сейф — здесь или где-нибудь еще. Васкес умер, но я хотел вернуть свои деньги.
На стене висел календарь. Я отодвинул его. Пусто. За дверью послышались шаги — я затаил дыхание. Хлопнула дверь туалета, шаги стихли.
Ящик для папок оказался на замке. Зато стол был не заперт. И там, в глубине, хранилась кипа пожелтевших вырезок. Сверху — старая обложка «Ньюсдей». «Пассажир выпрыгнул из поезда на Лонг-Айленде» — сразу бросился в глаза заголовок. Фотография запечатлела тело, лежащее на рельсах линбрукской линии, накрытое белой материей, и охраняющего его мрачного полицейского.
Здесь же была и сама статья.
«Вчера вечером на Лонг-Айленде совершил самоубийство сотрудник Роквил-центра. Он выпрыгнул из электрички на полном ходу».
Далее говорилось, что он имел жену и троих детей, работал юристом корпорации и не оставил предсмертной записки. «У него были личные неприятности», — объяснил представитель семьи. Но других видимых причин не обнаружилось. Свидетели утверждали, что он вместе с другими пассажирами шел по составу в хвост поезда, надеясь найти свободное место, и вдруг сиганул за дверь.
Я бы на этом и прекратил читать, если бы мое внимание не привлекло имя одного из свидетелей. Последнего, кто видел несчастного в живых и наблюдал его прыжок.
Рауль. И никакой фамилии. Назвался владельцем бара.
— «Астория дженерал».
Я вздрогнул и оглянулся. На пороге стоял бармен и в упор смотрел на меня.
— Что вы сказали?
— Это ближайшая больница. Чтобы ты знал, куда ехать за скорой помощью.
— Извините, я искал туалет… — начал я.
— Я тебя так отделаю — проваляешься на больничной койке недели две-три.
— Послушайте, я правда…
Бармен сделал шаг ко мне.
Я отступил и уперся спиной в стену.
Он достал из кармана связку монет, плотно намотал на кулак и обошел стол.
И тут я вспомнил о фальшивом значке Васкеса. Выхватил из кармана и сунул бугаю под нос.
Он замер.
— Детектив нью-йоркской полиции, — отрекомендовался я. — Нам стало известно, что вы занимаетесь незаконным оборотом наркотиков.
А сам я прикидывал, такие или нет употребляют выражения нью-йоркские копы. И пытался вспомнить слова, слышанные от детектива Паламбо.
— Здесь нет никаких наркотиков, — буркнул бармен. — Предъявите ордер на обыск.
— Да я тебя арестую без всякого ордера, — огрызнулся я.
— Здесь нет никаких наркотиков, — повторил он. — Или вы уходите, или я звоню нашему адвокату. Понятно?
— Понятно. Тем более я все закончил.
Я прошествовал мимо него в коридор.
«Раз, два, три, четыре», — считал я беззвучно. И соображал, сколько времени потребуется мне, чтобы выбраться из клуба. И сколько бармену, чтобы передумать и задержать меня для проверки значка. На счете «десять» меня окликнула Роза:
— Эй, ты куда?
На счет «пятнадцать» я благополучно покинул «Ночной кристалл».
Глава 49
Поздно вечером я приехал в Меррик.
Так поздно, чтобы меня никто не заметил. Прошмыгнул по подъездной дорожке и скользнул в заднюю дверь дома 1823 по Пейл-роуд. Диана бросилась ко мне, и мы держали друг друга в объятиях, пока у меня не затекли руки.
