— Не бойся, не узнает.
Мы влипли вместе, мы были заодно, и я ее подбадривал. Мы могли обманывать супругов, но не друг друга.
— Что ты сказал жене? Насчет носа.
— Упал.
— Ну да, конечно. — Она произнесла это таким тоном, словно сама придумала версию.
— Слушай, вот что я хочу тебе сказать… — начал я и замолчал.
А что я хотел ей сказать? Наверное, что опозорился, именно опозорился, но впредь постараюсь ее не подвести.
— Да?
— Я должен был его остановить.
— Да.
— Я пытался, но не сумел.
— У него был пистолет.
Да, у него был пистолет. Иногда он целился в меня, иногда нет. Когда насиловал Лусинду, не целился. Оружие лежало на полу футах в трех от меня — вот в чем проблема.
— Забудь, — сказала она, но я прекрасно понял: на уме у нее было совсем другое. Она считала, что я должен был что-то предпринять, спасти ее.
Я вспомнил, как защитил ее в баре и как она после этого благодарно меня поцеловала. Но одно дело нагловатый хам, совершенно иное — вооруженный насильник.
— Думаю, пора закругляться, Чарлз, — сказала Лусинда. — До свидания.
* * *
— Пока доволен? — спросил Дэвид Френкел.
— Что?
— Доволен работой?
Мы приступили к съемкам ролика про аспирин. В «Астории». Студия «Силверкап».
— Да. Все в порядке.
— Ничего не скажешь, Коринт — старый профи.
Меня так и подмывало ответить, что он просто старый. Роберт Коринт был назначен директором рекламы аспирина. Лысеющий коротышка с глупым хвостиком волос под загорелой плешью. Коринт будто кричал: «Пусть я подвержен действию времени, но я все еще крутой, крутой. Учтите!» Мы делали двадцать второй дубль.
— Кто занимается музыкой? — спросил я.
— Музыкой?
— Ну да. Кто пишет саунд-трек?
— Музыкальная студия «Ти энд ди».
— Никогда о такой не слышал.
— Очень хорошая.
— Допустим.
— Они делали все фонограммы для моих работ.
— Отлично.
— Они тебе понравятся. Хотя бы тем, что всегда назначают приемлемую цену.
Я уже собирался спросить, почему он постоянно надо мной подсмеивается. Но в это время подошла Мэри Уидгер и шепнула мне в ухо:
— Чарлз, можно перекинуться с вами словечком?
— Разумеется.
— Мистер Дабен считает, что бутылочку с аспирином нужно поместить выше.
Мистер Дабен являлся заказчиком. Его первыми словами, обращенными ко мне, были: «Значит, это вы моя новая жертва! Уж попью я вашей кровушки». «Ради Бога, — ответил я. — У меня нулевая группа». «Годится», — рассмеялся он.
— Что значит выше? — не понял я.
— Выше в кадре, — уточнила Мэри.
— В таком случае, Дэвид, не могли бы вы попросить Роберта поднять бутылочку чуть выше?
— Непременно, — отозвался он. — Я на то и существую.
Ближе к середине дня, где-то между сорок восьмым и сорок девятым дублем, меня зажал в углу Том Муни:
— Привет, приятель.
У него не было никаких оснований считаться моим приятелем. Том Муни представлял Объединение производителей рекламы. Его modus operandi[389] заключался в том, чтобы занудством вытягивать у потенциального клиента заказ на рекламу. И надо сказать, он вполне в этом преуспевал.
— Ты как, Том? — спросил я.
— Я-то хорошо. Вопрос в том, как ты. — Он окинул взглядом мое лицо.
— Упал, — в сотый раз объяснил я.
— Я не про то — я про работу.
Том прекрасно знал, как у меня дела. Например, он был в курсе, что недавно я занимался очень престижным, денежным проектом, а теперь вожусь вот с аспирином. Знал, потому что мир рекламщиков тесен и новости распространяются со скоростью молнии. Тем более плохие новости.
— Замечательно, — соврал я.
Том спросил, получил ли я его рождественскую открытку.
— Нет.
— А я посылал.
— Не пришла.
— Неужели?
— Уверяю тебя.
— В таком случае прими мои поздравления сейчас. Подарок за мной.
— Никаких подарков, Том.
— Не глупи, дурачок. У дядюшки Тома всегда найдется подарок для соратника.
— Кепка с эмблемой объединения? Спасибо, я уже получал.
— При чем здесь кепка? — возмутился Том. — Я разве что-нибудь говорил о кепке?
— Майкой меня тоже осчастливил.
— Слушай, ты наш клиент или нет?
— Клиент.
— Тогда считай меня Санта-Клаусом.
— Ты не похож на Санта-Клауса, — хмыкнул я.
Прилизанные, лоснящиеся волосы, энергичная жестикуляция — он скорее напоминал напичканного амфетамином Пэта Райли, чем рождественского святого.
— Откуда ты знаешь? Ты что, видел Санта-Клауса?
Когда Анна была маленькой, лет пяти с половиной, она спросила меня, как Санта-Клаус попал в «Тойз-эр-ас»[390], если он живет на Северном полюсе. Я по небрежности забыл снять с игрушечного пони ярлык магазина.
— Рад познакомиться, Санта.
— И что же малышка Чарли хочет на Рождество?
Я бы перечислил, но ему на хватит дня выслушать.
— Ничего. У меня все есть.
— Ты снимаешь ролик со мной? Так?
— Так.
— Работаешь с Френкелом? Так?
— Так.
— Спроси у него, что он получил на Рождество.
Что он имел в виду?
— Все, что мне надо на Рождество, Том, — это хорошая должность.
— Тогда почему бы не попользоваться нами?
Я не рассмеялся, и он добавил:
— Шучу.
* * *
В тот вечер мне домой позвонил Васкес и назначил встречу в «Алфабет-Сити» на углу Восьмой улицы и авеню Си.
Глава 18
Этот район называют «Алфабет-Сити», потому что он расположен между авеню Эй и Ди в Южном Манхэттене. Некогда здесь орудовали испанские банды, а потом сюда хлынул артистический люд, и место стало одновременно опасным и модным. Винные погребки соседствуют с художественными галереями; мексиканские лепешки предлагают рядом с поделками народного промысла.
В последний раз я был в «Алфабет-Сити» лет в двадцать. Тогда мы всемером в поисках развлечений набились в одно такси, долго катались, пока не высадились на Манхэттене. Не припомню, чем кончился тот вечер.
Сегодня я явился сюда не ради развлечений.
Я пришел к Васкесу.
Трубку подняла Диана.
— Как поживаете, миссис Шайн? — спросил он.
Подзывая меня, жена выглядела слегка озадаченной.
— Деловой разговор, — объяснил я жене.
Васкес спросил, набрал ли я денег.
— Да.
Еще он спросил, по-прежнему ли я пай-мальчик (перевод: не обращался ли я в полицию).
— Не обращался.
Тогда он назначил мне встречу в «Алфабет-Сити».
Когда Диана вышла из комнаты, я сказал ему:
— Десять тысяч, и все, ни цента больше.
Васкес ответил:
— Конечно. Мы же договорились, братан.
* * *
Угол авеню Си и Восьмой улицы в одиннадцать утра представлял типичную картину: пять латиноамериканских детей мучаются дурью, забравшись на тент пикапа, а неподалеку уличный художник переминается с ноги на ногу около объявления с предложением сделать татуировку хной. И никакого Васкеса.
Внезапно на меня налетел черный:
— Какого хрена? Ты что не видишь, куда прешь?
Я, естественно, никуда не пер, а просто стоял, но счел за благо извиниться.
— Говоришь, извини?
Он был тяжелее меня, весом чуть не со спортивную тачку.
— Да.
— А если одного «извини» недостаточно?
— Послушайте, я вас не заметил.
Крепыш рассмеялся:
— Все в порядке. Ты ведь Чарлз?
Он знал мое имя. Негр, который обвинил меня в том, что я на него налетел, знал мое имя.
— Чарлз? — повторил он. — Так?
— Вы кто?
— Вопросы задаю я. Так ты Чарлз или не Чарлз?
— Да, я Чарлз.
— Тебя зовут Чаком? Если бы ты был из наших, тебя бы так и звали.
— Нет.
«Чак, Чак — мудак, болван и задолбанный банан». Помнится, эта песенка жутко веселила соседских мальчишек, когда мне было восемь.
