— Правда? А ты откуда знаешь?
— Знаю и все.
— Так вот. — Сьюзен тронула поверхность вязкой жидкости пальцем, поболтала, намочила палец. — Раньше я тоже знала.
— А как теперь до тебя добираться? — тоскливо спросила Тара.
— Звони. Телефон у меня всегда под рукой.
Через несколько дней Тара и правда позвонила. Сьюзен сидела с Андреа. Вечера их были наполнены друг другом, телевизор быстро отошел на задний план. Сьюзен начала учить девочку рисовать. Ее переполняла потребность быть рядом с дочкой. Выражать любовь к ней, насыщаться ее обществом и насыщать ее своим на случай, если вдруг она внезапно исчезнет.
Лу вошел через минуту после того, как Сьюзен услышала звонок.
— Это Тара. Поговоришь с ней? — спросил он, заранее зная ответ.
— Нет. — Он вышел, и Андреа подняла глаза от акварели, которую они рисовали вместе.
— Мам, ты злишься на Тару?
— Нет, доченька. Просто больше хочется посидеть с тобой, чем болтать по телефону. — И она погладила волосы дочки.
Андреа дорисовала на лужайке дома собаку. Большую, толстую.
— Ласкунчик Уильям, — сообщила девочка. — Он не умер.
— Нет, дочка. Для нас — нет. — Сьюзен пошла в спальню, Лу как раз клал трубку.
— Просила, чтобы ты зашла к ней завтра вечером. Важное что-то, — сказал он и отвернулся от нее к телевизору.
На следующий вечер, в девятом часу Сьюзен поднялась на крыльцо и вошла в вестибюль дома Тары. Пока она стояла перед запертой дверью, до нее явственно доносился аромат соуса спагетти. Она нажала кнопку Гариного домофона.
— Да-а? — окликнула Тара.
— Это я.
На лестнице соусом пахло вовсю и восхитительно, запах ослабел только, когда она миновала второй этаж, сменившись запахом домашнего хлеба. На минутку Сьюзен позавидовала людям, которые обедают так поздно: на окраине к восьми часам посуда уже вымыта, дети выкупаны, мужья устраиваются перед телевизором и расползается скукотища.
На площадке последнего этажа маячила голова Тары.
— Фу, тяжело без лифта… — посетовала Сьюзен, но не всерьез. Лестница, запахи, свобода — все так чудесно.
— Что же важно? — поинтересовалась она, когда Тара налила ей рюмочку.
— Подушки. Симпатичненькие?
Сьюзен подалась вперед и оглянулась.
— Шик! А важное-то что?
— Миленькая… — Тара протянула ей коктейль. — Уж я старалась, старалась для тебя… За тебя! — Они отпили.
— И все-таки? Скажи же наконец!
— Не погоняй, не то продешевлю. А я через ад прошла, метафорически, разумеется, и разыскала одного человечка из телефонной компании. Подруга подруги еще одной подруги. Поговорила с ней вчера, и сейчас она придет беседовать с тобой.
— Но для чего? — На Сьюзен нахлынуло раздражение.
— Для того! Я звонила в телефонную компанию, прикинулась, будто все происходит со мной, и мне расхохотались в лицо…
— Заранее тебе могла бы сказать.
— Ну да! А вот Гарриэт не посмеялась. Это ее так зовут. Гарриэт Волгрин. Обеспокоилась всерьез.
— Боже, снова завела! — Сьюзен отшвырнула ненавистные подушки. — То самец-экстрасенс, теперь — телефонный оператор…
— Между прочим, она — вице-президент «Ма Белл», так что полегче на поворотах. Черт побери, да, Сьюзен, ты права! И буду начинать и начинать, пока это не закончится. Или тебе охота до конца жизни шарахаться от телефонных звонков? — сердито выговорила Тара.
В 8:30, точно в назначенное время, зажужжал зуммер, и Тара объявила: — Гарриэт поднимается!
— Надеюсь, она не слишком дряхлая, осилит твою лестницу? — заметила Сьюзен.
Как выяснилось — нет. Гарриэт Волгрин была на несколько лет моложе Сьюзен и потрясающе эффектна. Вдобавок к красоте ей был присущ определенный стиль. Даже в небрежном наряде от нее исходил тонкий, но вполне различимый для любой женщины восхитительный аромат денег. Все вместе взятое немедленно настроило бы против нее Сьюзен, не прояви Гарриэт глубокого сочувствия.
— Мне твоя история весь день покоя не дает, — объявила она за скотчем с водой. — Даже заперлась у себя в кабинете и курнула марихуанки. — Сияние улыбки не таило и тени смущенности.
— А не осталось? — поинтересовалась Тара.
— Ментол или настоящую? — Гарриэт полезла в сумочку и вытащила самокрутку. Они подымили, пустив ее по кругу, пока напряженность знакомства не сменилась дружелюбной теплотой.
— Ты мне веришь? — спросила Сьюзен.
— Конечно… Верю, что тебе кто-то звонит. — Вид у Гарриэт стал виноватый.
— Ну хоть так.
— Я проверила твои новые телефоны, — продолжала Гарриэт, показывая намерение помочь. — Заявки на них не поступало, и записи об установке тоже нет.
— Само собой. — Откинувшись на спинку, Сьюзен прикрыла глаза. — И нет записи, что они сами себя починили.
— Дерьмо! — тихонько ругнулась Гарриэт. — Это уже за гранью!
— Ты такая милашечка, что стараешься мне помочь.
— Милашечка? — переспросила Гарриэт и залилась хохотом. — Меня так мамочка моя называла. — И добавила серьезно: — Сьюзен, я хочу поставить на твой телефон «жучок».
— Спасибо… — Сьюзен подумала, что толку от этого никакого. — А если звонок нельзя проследить? Что если они из мест, куда вам не добраться?
— Это невозможно.
— Ну, а вдруг?
— Найдем для тебя «изгоняющего дьявола». — Гарриэт заметила страдальческое выражение на лице Сьюзен. — Милая, ну что ты! Такое ведь немыслимо! Слушай, давай завтра встретимся за ланчем и обсудим детали. В час, в «Мэйсон Франсез» на 56-й. О'кей?
— Спасибо. — Сьюзен тепло попрощалась с Гарриэт.
На следующий день в час Сьюзен вошла в «Мэйсон Франсез», назвала имя Гарриэт старшему официанту, и ее проводили к столику.
— Что будете пить? — Официант держался слишком раболепно, смущая ее. Взяв скотч с содовой, она устроилась ждать Гарриэт.
— Ого, роскошный костюмчик! — воскликнула та, скользнув на банкетку рядом со Сьюзен. — Извини, опоздала. Где раздобыла?
— У «Сакса». — Сьюзен была довольна, что не зря принарядилась. — А ты свой?
— От Ралфа Лоррена, но не надо меня за это ненавидеть. Подарок Ларри, моего мужа. Две недели мы обедали дома, чтобы за него расплатиться. Приветик, Джозеф! — Официант, хотя ему ничего не заказывали, принес ей коктейль, поставив бокал с теплой улыбкой восхищения. — Как Эдварду понравилась игра янки?
— О, мисс Волгрин, он в восторге. Еще раз спасибо.
— Ну… — Гарриэт подняла бокал. — …поздравляю. Твой телефон прослушивается.
— Уже?
— Мы в «Ма Белл» в игрушки не играем.
— Какое небо тебя послало? — воскликнула Сьюзен.
— Бруклинское.
— Ты шутишь!
— Нет, но я долго совершенствовалась, пришлось потрудиться. Послушай, мы должны составить план. Следующий раз, когда он позвонит…
— Он?
— Он, они — неважно. Пожалуйста, не вешай как можно дольше трубку.
— Гарриэт, я не могу. Даже секунда у трубки наводит на меня ужас.
— Но, Сьюзен, иначе мы не сумеем проследить звонок. Вот что — положи трубку у аппарата и уйди из комнаты: главное, не вешай. Это важно.
— Ладно, — нехотя уступила Сьюзен.
— А я буду звонить так: один звонок, потом кладу трубку и набираю номер снова. Ты уже будешь знать: это я.
— Ох, Гарриэт! Бестолковая затея! Оно тебя отсоединит.
— Но все-таки послушайся меня, о'кей?
— О'кей.
— И хватит смотреть так грустно. Мы его поймаем. «Ма Белл» победит кого угодно! В этом прелесть монополии. А теперь, как насчет того, чтобы подзакусить?
Они ели, больше не упоминая о звонках, и жизнерадостной Гарриэт почти удалось заставить Сьюзен почувствовать себя такой же.
Хотя бы ненадолго.
Глава 15
Наняв машину, Сьюзен отправилась в Лонг-Айленд, на кладбище домашних животных, где похоронили Ласкунчика Уильяма.
Тихогласный, почти карикатурно, служащий (в подобающем темном костюме) из главной конторы указал ей, где могила Ласкунчика Уильяма, пока еще без таблички. (Надгробие, говорил ей Лу, заказано, с надписью «Ласкунчик Уильям, спутник и друг».)
