— И кого он убил?
— Никого. Он ни в чем не виноват.
— Ага, и я тоже.
— Он действительно ни в чем не виноват.
— Ладно-ладно.
— Ты ничего не слышал об этом в новостях?
— Досюда никакие новости не доходят. Это место — просто сортир.
— Ты, наверное, здесь самый старый зэк.
— Один из.
— Не знаю, как ты выжил.
— Сталь нельзя ранить. — Поскольку он был в наручниках, чтобы поднести трубку, которую держал в левой руке, к уху, ему пришлось поднять обе руки сразу; и он пошевелил свободной правой. — Сталь нельзя ранить. — Потом его бравада испарилась. — Это место — настоящая дыра. Живешь тут как в пещере.
У него была манера переключаться с гипертрофированного мачизма на жалость к себе. Сложно сказать, что из этого было маской. Возможно, не то и не другое. На воле подобная эмоциональная неустойчивость показалась бы ненормальной. Здесь же — кто знает? Вполне вероятно, это была его неподдельная реакция на это место.
— Ты не просто так сюда попал.
— Я не просто так сюда попал, я мотаю свой срок и не жалуюсь. Ты слышал, чтобы я жаловался?
Я ничего не ответил.
— Так что ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я что-то сделал для бедного невинного малыша Джейкоба?
— Возможно, мне понадобятся твои показания.
— О чем?
— Позволь задать тебе один вопрос. Когда ты убивал ту девушку, что ты чувствовал? Не физически. Я имею в виду, что было у тебя в голове, о чем ты думал?
— В каком смысле, о чем я думал?
— Почему ты это сделал?
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Валяй, выкладывай.
— Я всего лишь хочу, чтобы ты сказал правду.
— Да, конечно! Никому твоя правда не нужна. И особенно людям, которые говорят тебе, что хотят услышать правду, — можешь мне поверить, они не желают ее слышать. Скажи мне, что от меня требуется, чтобы помочь парнишке, и я это сделаю. Какая мне разница? Мне вообще без разницы.
— Сформулирую это так. Когда это произошло, ты о чем-то думал? Хоть о чем-нибудь? Или это было что-то вроде неодолимого импульса?
Уголок его губ изогнулся вверх.
— Неодолимого импульса?
— Просто ответь на вопрос.
— Ты за этим приехал?
— Не важно, зачем я приехал. Я ни за чем не приехал. Просто скажи мне, что ты чувствовал?
— Я чувствовал неодолимый импульс.
Я протяжно выдохнул:
— Знаешь, если бы ты лучше умел врать, то, возможно, сейчас не сидел бы здесь.
— Если бы ты не умел врать так хорошо, то, возможно, сейчас не сидел бы там. — Он посмотрел на меня. — Ты хочешь, чтобы я помог отмазать парнишку, я тебе помогу. Он мой внук. Просто скажи, что тебе нужно.
Я уже принял решение, что Кровавый Билли Барбер и на пушечный выстрел не подойдет к свидетельскому месту. Он был хуже, чем лжец, — он был плохой лжец.
— Ладно, — произнес я, — ты хочешь знать, зачем я приехал? Вот зачем я приехал. — Я вытащил из кармана небольшой пакетик, внутри которого лежала стерильная ватная палочка и прозрачный полиэтиленовый конверт. — Мне нужно провести этой штукой по твоим деснам. Взять у тебя образец ДНК.
— Так тебе охранники и позволили.
— Охранники — моя забота. Все, что от тебя требуется, — это дать твое разрешение.
— За каким лешим тебе понадобилась моя ДНК?
— Мы хотим исследовать ее на мутацию, которая называется «нокаут МАОА».
— Что еще за нокаут МАОА такой?
— Это генетическая мутация. Они думают, что в определенных условиях она может заставлять человека вести себя более агрессивно.
— Кто «они»?
— Ученые.
Его глаза сузились. Я так и видел, как он прикидывает в уме, нельзя ли извлечь из этого какую-то выгоду: быть может, это был шанс скостить его собственный срок.
— Чем больше ты тут разливаешься, тем сильнее я подозреваю, что Джейкоб не так уж и невиновен.
— Я приехал сюда не затем, чтобы выслушивать твое мнение. Мне нужно собрать твою слюну этой ватной палочкой. Если ты откажешься сделать это по-хорошему, я получу распоряжение суда, вернусь обратно, и тогда у тебя возьмут ее по-плохому.
— Почему я должен отказаться?
— А почему ты вообще что-то делаешь или не делаешь? Люди вроде тебя недоступны моему пониманию.
— Что тут недоступного пониманию? Я точно такой же человек, как и все остальные. Такой же, как ты.
— Ну да, конечно.
— Хватит с меня этих твоих «ну да, конечно». Ты никогда не задумывался, что без меня ты не появился бы на свет?
— Ежедневно.
— То-то же.
— Это не слишком приятная мысль.
— Что ж, я все равно твой старик, малыш, нравится тебе это или нет. Сей факт не обязывает тебя радоваться.
— Я и не радуюсь.
После некоторого количества переговоров и звонка заместителю начальника тюрьмы мы наконец пришли к согласию. Мне не разрешили взять у моего отца образец ДНК собственноручно, что было бы лучше всего с точки зрения чистоты улик: я мог бы засвидетельствовать, что образец подлинный, потому что ватная палочка ни на миг не покидала моих рук. Но в Северной тюрьме это было невозможно. Никакого контакта означало никакого контакта. В итоге мне позволили передать набор охраннику, который, в свою очередь, передал его моему отцу.
Я подробнейшим образом объяснил ему по телефону, как и что делать на каждом этапе процедуры.
— Все, что от тебя требуется, — это вскрыть пакет и провести ватной палочкой по внутренней поверхности щеки. Так, чтобы она впитала в себя небольшое количество слюны. Сначала сглотни слюну. Затем проведи палочкой по внутренней поверхности щеки подальше, там, где сходятся челюсти. Затем положи ватную палочку в пластиковую пробирку, ни до чего не дотрагиваясь головкой, и закрути крышку. После этого приклей сверху наклейку, подпиши ее и поставь дату. Я должен видеть, как ты это делаешь, поэтому не загораживай мне обзор.
Все так же, как был, в наручниках, он надорвал бумажную упаковку, в которой лежала палочка. Она была длинная и деревянная, длиннее, чем стандартная ватная палочка. Он сунул ее в рот, как будто это был леденец, и сделал вид, что собирается перекусить ее. Потом, в упор глядя на меня через стекло, оскалил зубы и провел ватной головкой по верхней десне спереди. Затем поковырял ей у себя за щекой. Закончив, показал палочку мне через окошко:
— А теперь ты.
Часть III
Я задумал один эксперимент. Возьмите ребенка — не важно, какого происхождения, национальности, способностей и склонностей, при условии, что он в целом будет здоров, — и я сделаю вам из него кого захотите. Я могу сделать его художником, солдатом, врачом, адвокатом, священником, а могу вырастить его вором. Решать вам. Младенец одинаково способен на все эти вещи. Все, что для этого требуется, — это воспитание, время и тщательно контролируемое окружение.
Джон Ф. Уоткинс. Основы бихевиоризма. 1913[490] Глава 24
С матерями все иначе
За свою многолетнюю карьеру я никогда не боялся проиграть в суде. На практике мне, разумеется, приходилось проигрывать, и не раз. С любым юристом это случается. Но я никогда этого не боялся и с презрением относился к тем прокурорам, которые боялись, — политикам и махинаторам, что не отваживались брать дела, не гарантировавшие верной победы, и не готовы были рисковать получить оправдательный приговор. Для прокурора оправдательный приговор не бесчестье, во всяком случае, когда альтернатива — сомнительная сделка. Иметь высокий процент обвинительных приговоров еще не значит быть хорошим прокурором. По правде говоря, самый высокий он у тех, кто доводит до суда только беспроигрышные дела, а в остальных случаях навязывает обвиняемым сделку с правосудием еще на досудебном этапе. Это была тактика Лоджудиса, но не моя. По мне, так лучше сражаться и проиграть, чем продать свою жертву.
