— Я и понятия не имел, что зашло так далеко.
— Зашло вот.
Они минутку помолчали, оценивая ситуацию, потом Лу ласково спросил:
— А к доктору этому пойдешь?
— Да. Можно бы и предугадать его реакцию: рассмотрел свидетельские показания и вынес вердикт: невиновна в силу помутнения рассудка.
Специалист, к которому направил ее Питер, был на удивление молод, едва в возрасте Сьюзен, но за несколько лет работы врачом уже приобрел вид непререкаемого превосходства. Она рассказывала ему о звонках, пристально следя, не промелькнет ли проблеск недоверия на самодовольном лике. Он просто слушал и кивал, точно ему сообщали симптомы обыкновенной простуды. А потом посыпались тесты. Устойчивость, глаза, слух, вкусовые ощущения (кислое или сладкое? горькое? приятное?), осязание (тепло, прохладно, шершаво, гладко?), чувство цвета (какой из голубых больше всего похож на этот?), обоняние (цветы, мыло, духи?). И вопросы (головные боли? боли в позвоночнике? усталость? цветовые вспышки? онемение в пальцах рук и ног? бессонница? ночные кошмары?). Десятки аппаратов щелкали перед ней, стопа бумаг росла.
А потом, когда обследование закончилось, он улыбнулся в первый раз (кто бы мог подумать? какая симпатичная улыбка!) и отпустил ее, вспомнив, чуть ли не случайно, что ей еще надо зайти к медсестре на анализы крови и мочи. Сьюзен вернулась домой и остаток дня провела в постели, пусто глядя в телевизор.
Глава 7
Грянули предупреждения.
Сьюзен провела на работе омерзительный день. Раза три, не меньше, забегала Моди, тревожно жалуясь на ее частые отлучки, и с рисунком не клеилось. Уже в полпятого Сьюзен сбежала, виновато оглянувшись, нет ли поблизости Моди, и отправилась на метро.
В Бродвейском поезде ненормальных как всегда хватает, пассажиры смотрят строго перед собой, стараясь не коситься на соседей из боязни — вдруг воспримут как оскорбление. Стоящие качаются взад-вперед, выбирая положение поустойчивее. И, конечно же, непременный сумасшедший тут как тут. Сидит в сторонке, ораторствует в пространство. Поезд остановился на 66-й, с закрытыми дверями. Сьюзен сидела лицом к платформе, наблюдая, как столпившиеся у дверей ждут, когда же откроют. У некоторых лица озадаченные, у других — раздосадованные, но большинство смотрят равнодушно. Сьюзен обежала взглядом платформу: реклама, афиша, киоск, где две пожилые темнокожие дамы раздают значки; дверь мужского туалета, телефоны на стене…
Трубка одного висит, раскачиваясь… Одна трубка из трех. Мотается… А позади по кафельной стенке сбегают ручейки… Красные. Как лапа Ласкунчика Уильяма.
Тут поезд тронулся. Двери так и не открылись, оставив тех, кто хотел выйти, внутри, а тех, кто жаждал войти, — снаружи. И увозя Сьюзен, которая просто сидела и смотрела.
Кровь. А потом — кузнечики-акриды. Саранча.
Случилось это наследующий день. Сьюзен, поспавшая ночью всего часа три, измученная, с мутной головой, решила не ходить на работу. Лу с Андреа ушли, она шаталась по комнатам, пила чай несчетными чашками. Но мысли не оставляли ее, кружились в голове, как коршуны.
Калеченье животных (Ласкунчик Уильям, белка).
Необъяснимое (таксист с именем Брайан Колемап, кровоточащий телефон). Само Безмолвие, которое отыскивает ее в театре, в ресторане, всюду.
— Ласкунчик Уильям, ты что делаешь? — Она услышала, как пес царапает пол в гостиной. — Прекрати! Да что с тобой? — Сьюзен выключила плиту и пошла в гостиную. Ласкунчик Уильям под столом скреб стенку.
— Прекрати, ненормальный! Ты что, косточку там припрятал?
Он взглянул на нее, поджал уши и умильно поднял морду, чтобы его поцеловали. Сьюзен уселась на пол, скрестила ноги, и обняла пса, опрокинув к себе на колени, так что передние лапы у того повисли в воздухе.
— Совсем ты у меня как ребеночек, — поцеловала она его. Ласкунчик Уильям повернул к ней морду и одним махом облизал щеку.
— Ф-фу! Ступай, почисти зубы. Убирайся, вонючка! — хохоча, отбивалась Сьюзен, а он тыкался к ней с мокрым хвостом и мокрым пахучим языком.
Немножко отвлекшись возней с собакой, Сьюзен оделась и отправилась за покупками. Цены в бакалее отвлекли ее еще больше, и когда она выходила из супермаркета, то чувствовала себя уже в полном порядке.
Ласкунчик Уильям встретил ее у порога в надежде, что в пакете найдется что-то и для него. Вместе они прошли на кухню, и Сьюзен принялась выкладывать покупки.
Уголком глаза она уловила движение. Под столом ползло насекомое. Даже не вздрогнув, Сьюзен оторвала полоску бумажного полотенца и наклонилась схватить таракана. Но оказалось, что это кузнечик. Она недоуменно смотрела на него. Кузнечик ранней весной на одиннадцатом этаже многоквартирного дома в Вэст-Энде? Накрыв бумажкой, Сьюзен раздавила его и выбросила в мусорную корзинку.
И тут увидела второго. Под раковиной.
— Что за напасть? — вслух удивилась она, заметив третьего, ползущего из холла. И четвертого. Будь то тараканы, ее передернуло бы в привычном отвращении, но кузнечики напоминали ей летний кемпинг в Риверсайд-парке. Из холла показался пятый. В полном недоумении Сьюзен переступила через него (все еще без страха) и вышла в холл. В холле их кишели десятки, они лавиной прыгали из гостиной. Вот тут Сьюзен испугалась и заглянула в гостиную. Кузнечики появлялись из-под стола, где скреб стенку Ласкунчик Уильям. Теперь она слышала их — шорох, потрескивание суставчатых лапок. Она торопливо бросилась на кухню и взяла метлу. Очистив путь к столу в гостиной, Сьюзен заглянула под него. Ласкунчик Уильям сорвал металлическую коробку, прикрепленную к стене. От коробки электрический провод тянулся к… телефону.
А из открывшейся дыры в стене лезли, давясь, кузнечики. Сьюзен не могла оторвать глаз: они продирались в дырку — все новые и новые — зеленые, стрекочущие, пощелкивающие челюстями.
— О, Господи! — завизжала она. — Господи!
Схватила часы со стола, прикрыла дыру коробкой и подперла часами. Несколько кузнечиков перерезало пополам — головы их торчали из-под коробки, а туловища остались внутри. Торопливо вскочив, в страхе, что насекомые запрыгнут на нее, Сьюзен стремглав вылетела из квартиры, метнулась к лифту и спустилась вниз. Тито, круглолицый добродушный кубинец-рабочий, как раз выносил мусор.
— Утро доброе, миссис, — поздоровался он, никогда не помня жильцов по именам. — Приятный сегодня денек, да?
— Тито, мне нужна ваша помощь!
Не впервой ему было видеть этих миссис в панической тревоге: то кран потек, то трубу прорвало, а ремонтники еще не приехали. Как-то одна пожилая миссис в слезах прибежала за ним, а дел-то: погасла газовая вспомогательная конфорка. Навидался Тито. Но такого — никогда.
Сьюзен привела его в квартиру и, отказавшись войти сама, ждала в коридоре, пока он выметал насекомых. Уходя с пластиковым ведерком, полным кузнечиков, он сказал:
— Теперь, миссис, можете входить. По-моему, все. — Он не стал допытываться, откуда кузнечики поналезли. Нехорошо задавать слишком много вопросов: жильцы не любят, когда вмешиваются в их личную жизнь.
Сьюзен с опаской вошла в квартиру. Ласкунчик Уильям, причина всему, спал.
— Довольно, Сьюзен, ну пожалуйста, — попросил Лу позже вечером, когда Сьюзен рассказала ему.
— Лу, прошу, не выступай против меня…
— Сьюзен, да послушай сама, что ты говоришь!
— Я знаю, что… — Она постаралась понизить голос, чтобы не услышала Андреа.
— Боже, — бормотал Лу, меряя шагами кухню, четко осознавая, что у жены — серьезный нервный срыв, который дорого обойдется всей семье.
— Все по Библии, — в сотый раз повторяла она.
— Что за чепуха! При чем тут Библия? Милая, ну ты ведь серьезно не веришь в это?
Уже столько дней Сьюзен тянуло поплакать, и сейчас, наконец, она дала волю слезам.
— Ох, милая, не…
— Лу, я — не сумасшедшая!
— Никто и не говорит, но…
— Так в Библии! — и она, рыдая, уткнулась ему в грудь.
