— Это что такое, я тебя спрашиваю?
— Что?
— Вот это вот!
— Я не понимаю. О чем ты?
— Об этой картинке на «Фейсбуке». Это ты ее состряпал?
— Это шутка!
— Шутка?
— Папа, это просто шутка.
— Шутка?! Ты в своем уме?
— Неужели нужно устраивать истерику на ровном…
— Джейкоб, ты понимаешь, что они сделают с этой фотографией? Они будут трясти ею перед присяжными, и знаешь, что скажут? Скажут, что это демонстрирует сознание тобой собственной вины. Они используют именно это выражение: «сознание собственной вины». Все скажут: вот кем видится себе Джейкоб Барбер. Героем «Психо». Вот что он видит, когда смотрит на себя в зеркало: Нормана Бейтса. Они будут твердить слово «псих» снова и снова и совать присяжным под нос эту фотографию, а те станут на нее смотреть. Угадай, что будет? Они больше не смогут ее забыть, не смогут выбросить ее из головы. Она засядет у них в мозгу. Это изображение не даст им покоя. Будет мучить, отравлять их. Может быть, не всех до единого, возможно, даже не большинство. Но это будет еще одной каплей, которая склонит чашу весов против тебя. Так это работает. Ты сейчас своими собственными руками преподнес им подарок. Подарок. Вот так, за здорово живешь. Если Лоджудис увидит эту фотографию, он уцепится за нее обеими руками. Неужели ты этого не понимаешь? Джейкоб, неужели ты не понимаешь, что стоит на кону?
— Понимаю!
— Неужели ты не понимаешь, что они хотят с тобой сделать?
— Разумеется, я это понимаю!
— Тогда зачем? Объясни мне. Потому что я этого понять не могу. Зачем тебе понадобилось это делать?
— Я же уже тебе сказал, это была просто шутка! Прикол. Она означает ровно противоположное тому, что ты говоришь. Это то, как видят меня люди. Не как я сам себя вижу. Это вообще не про меня.
— А-а-а. Что ж, это совершенно логично. Ты просто решил блеснуть перед окружающими своим высоким интеллектом и искрометным остроумием. И прокурор с присяжными, разумеется, немедленно это поймут. Господи боже мой! Ты что, совсем ничего не соображаешь?
— Все я соображаю.
— Тогда что с тобой не так?
— Энди! Хватит, — послышался за спиной у меня голос Лори.
Заспанная, она стояла на пороге спальни, скрестив на груди руки.
— Тогда какой черт тебя дернул…
— Все со мной так, — мрачно произнес Джейкоб.
— Энди, прекрати.
— Зачем, Джейкоб? Просто скажи мне — зачем? — Пик моего гнева был уже позади. И тем не менее злости, которая клокотала у меня в груди, оказалось достаточно для того, чтобы огрызнуться и в сторону Лори тоже. — Этот вопрос я могу ему задать? Могу я спросить его зачем? Или это тоже чересчур много?
— Папа, это всего лишь шутка. Неужели нельзя просто все удалить?
— Нет! Просто все удалить нельзя. В этом-то и беда! Джейкоб, эта фотография уже никуда не денется. Мы можем ее удалить, но она никуда не денется. Когда твой приятель Дерек отправится к прокурору и расскажет ему, что у тебя есть страничка на «Фейсбуке» под именем Марвина Гласскока, или как там его, и что ты выложил там эту милую картинку, прокурору достаточно будет просто отправить официальный запрос, чтобы получить ее на руки. «Фейсбук» в два счета ее ему выдаст. Эта штука как напалм. Она липнет к тебе. Нельзя это делать. Просто нельзя.
— Я понял.
— Нельзя делать такие вещи. Сейчас точно нельзя.
— Я же сказал, я понял. Прости.
— Какой смысл извиняться? Твоим «прости» дела не исправить.
— Энди, хватит уже. Ты меня пугаешь. Что он, по-твоему, должен сделать? Фотография уже выложена. Он извинился. Зачем ты продолжаешь его распекать?
— Я продолжаю его распекать, потому что это важно!
— Дело уже сделано. Джейк совершил ошибку. Он ребенок. Энди, пожалуйста, успокойся. Прошу тебя.
Она подошла, забрала у меня ноутбук — я уже практически забыл, что все еще держу его в руках, — и принялась пристально разглядывать фотографию.
— Ладно. — Она пожала плечами. — Значит, давайте просто сотрем ее, и дело с концом. Как ее удалить? Я не вижу никакой кнопки.
Я взял ноутбук и внимательно изучил экран:
— Я тоже не вижу. Джейкоб, как тут что-то удалить?
Он забрал у меня ноутбук и, усевшись на краешке кровати, принялся сосредоточенно водить пальцем по тачпаду:
— Все. Готово.
Джейк закрыл ноутбук, протянул его мне, потом улегся обратно в постель и отвернулся к стенке, спиной ко мне.
Лори посмотрела на меня с таким видом, как будто это я здесь был ненормальный:
— Энди, я иду обратно в постель.
Она вышла из комнаты, и через миг я услышал, как скрипнула наша кровать. Лори всегда вставала очень рано, даже по воскресеньям, — до тех пор, пока с нами не случилось все это.
Я немного постоял рядом с кроватью, держа ноутбук под мышкой, как закрытую книгу:
— Прости, что я накричал.
Джейкоб засопел. Я не очень понимал, что означает это сопение: что он готов заплакать или что он зол на меня. Но этот звук неожиданно затронул во мне какую-то струнку, и я вдруг расчувствовался. Мне вспомнился малыш Джейк, наш драгоценный хорошенький белокурый и большеглазый младенец. То, что этот мальчик, этот почти уже мужчина, и тот младенчик — это один человек, стало для меня совершенно новой мыслью, которая до сих пор никогда не приходила мне в голову. Тот малыш не превратился в этого мальчика; тот малыш и был этим мальчиком, тем же самым существом, по сути своей оставшимся неизменным. Это был тот самый малыш, которого я когда-то держал на руках.
Я присел на край постели и положил руку на его голое плечо:
— Извини, что я накричал. Я не должен был выходить из себя. Я просто пытаюсь уберечь тебя от неприятностей. Ты же знаешь это, правда?
— Я хочу спать.
— Ладно.
— Просто оставь меня в покое.
— Ладно.
— Если ладно, тогда уходи.
Я кивнул, погладил его по плечу, как будто мог втереть эту мысль — я люблю тебя — в него через кожу, но он лежал неподвижно, и я поднялся, чтобы идти.
Выпуклость под одеялом произнесла:
— Со мной все так. И я прекрасно понимаю, что они хотят со мной сделать. Не обязательно мне об этом напоминать.
— Знаю, Джейк. Знаю.
А потом, с бравадой и легкомыслием ребенка, он уснул.
Глава 18
Ген убийцы, явление второе
Однажды утром, во вторник, на излете лета мы с Лори в очередной раз сидели в кабинете доктора Фогель под строгими взглядами разевающих рты в безмолвном крике африканских масок. Встречи эти были еженедельными. Прием еще не начался — мы только устраивались в знакомых креслах, отпуская ритуальные комментарии относительно теплой погоды за окнами, Лори слегка поеживалась в кондиционированной прохладе, — когда доктор объявила:
— Энди, должна вас предупредить, думаю, следующий час будет для вас нелегким.
— Да? Это почему?
— Нам нужно поговорить о биологических вопросах, имеющих отношение к этому делу. О генетике. — Она замялась. Во время приемов доктор Фогель старательно сохраняла бесстрастное выражение лица, видимо, для того, чтобы ее эмоции никак не влияли на наши. На этот раз ее челюсти были явственно стиснуты. — И мне нужно будет взять у вас образец ДНК. Просто мазок у вас изо рта. Это быстро и не больно. Я стерильной ватной палочкой проведу по вашей щеке изнутри и возьму у вас образец слюны.
— Образец ДНК? Вы это серьезно? Я думал, мы работаем над тем, чтобы все это исключить.
— Энди, послушайте, я врач, а не юрист и не могу знать, что будет приобщено к делу в качестве доказательства, а что исключено. Это уже ваша с Джонатаном вотчина. Что я могу сказать, так это то, что психогенетика — а под этим названием я имею в виду науку о том, как наши гены влияют на наше поведение, — штука обоюдоострая. Обвинение может представить подобного рода доказательства, чтобы продемонстрировать, что Джейкоб склонен к насилию в силу своего характера, прирожденный убийца, поскольку это повышает вероятность того, что он мог совершить это убийство. Но и мы тоже можем прибегнуть к тому же доказательству. Если дело дойдет до того, что обвинение докажет вину Джейкоба, — я говорю «если», а не делаю никаких прогнозов, не говорю, что верю в его виновность, говорю лишь «если», — тогда мы можем прибегнуть к результатам генетической экспертизы в качестве смягчающего обстоятельства.
