Внутри вид еще мрачнее, там стоит прохлада, которая оседает в старых домах, где долго никто не жил. Осязаемая прохлада, словно кирпичи сдались — перестали ждать кого-то, кто придет и придаст смысл их существованию. Нас впускает женщина приблизительно моего возраста в джинсах и свитере, волосы собраны сзади в хвостик, представляется как Элисон, инспектор, надзирающий за Лизой.
— Проблемы возникали? — спрашивает Брей, и Элисон качает головой:
— Как только мы согласились дать ей портативный радиоприемник, она стала как шелковая. По-прежнему необщительна, но уступчива. Приняла лекарство.
Времени на обдумывание услышанного и увиденного нет — я иду за двумя женщинами по коридору. Неровные половые доски поскрипывают под тонким ковром, в кухне слева от меня двое мужчин сидят за кружками чая. Они видят нас, и один из них тут же наполняет чайник. Вода из крана бежит с таким верещанием, что слух режет. Сердце у меня колотится, но я иду и наконец оказываюсь у дверей гостиной. Брей кивком предлагает мне войти.
В комнате газовый камин, все его панели излучают тепло, от которого начинает болеть голова. Она сидит рядом с камином, спина напряжена, смотрит в окно, из приемника доносятся звуки какого-то старого хита восьмидесятых. Она поворачивается ко мне, обрывая заусенцы с больших пальцев. Она и на работе так делала, когда нервничала. Обрывает, обкусывает, пока пальцы не начинают кровоточить, пока на них не образуются струпья. Они и сейчас кровоточат, но она, кажется, не замечает.
— Привет, — говорю я.
Брей и Элисон исчезают в коридоре, создавая иллюзию, будто мы с Лизой одни. У меня горло вдруг становится как наждак. У нее под глазами темные круги, она похудела. Меня удивляют ее волосы, подстриженные и мелированные по-другому. Ей это идет, думаю я, вернее, шло бы, если бы она была соответственно одета. Она все еще похожа на Лизу, но я вижу в ней и Шарлотту Невилл. Ее фотография тех времен, когда она была совсем еще девчонкой, печаталась в газетах несколько дней, и я вижу ее перед собой. В постаревшей коже. В ее осанке.
— Лиза… — начинаю я.
Она смотрит на меня, но ничего не говорит. Я думаю, не назвать ли мне ее Шарлоттой, но не могу. Хотя знаю, что именно Шарлотта ее настоящее имя, но моя голова отказывается его принимать. Она выглядит такой маленькой, жалкой и беспомощной, и я ненавижу себя за то, что жалею ее. Она потеряла Аву. Каким бы чудовищем она ни была, ее дочь пропала.
— Я не брала денег, — говорит она. — Это Джулия. Я не вор. Больше не вор.
Она произносит эти слова скороговоркой, неловко, будто они имеют какое-то значение, будто они могут все исправить. И я сейчас отвечу: «Ну тогда все в порядке».
— Я знаю. — Я думаю обо всех людях на работе, винящих ее, словно она пугало какое, и смотрю на эту трагическую незнакомку передо мной, похожую на мою лучшую подругу. Мои поврежденные кости кричат, и я чувствую, как слезы из ниоткуда подступают к глазам. Ее глаза сухи, но она вздрагивает, когда я пытаюсь сморгнуть влагу, а мой нос внезапно наполняется соплями.
— Я не думала, что ты придешь. — Ее голос звучит так тихо, что Брей, наверное, не услышит его за звуком радио. — Ты должна меня ненавидеть.
— Я не ненавижу тебя. — Я не знаю, где правда, где ложь, сейчас я чувствую только боль. — Все так запутано. Но мы должны найти Аву. Это сейчас самое главное.
Ее лицо чуть передергивает, но глаза остаются сухими.
— Ты поможешь найти Аву? — спрашивает она, подаваясь вперед на своем стуле.
— Конечно. Я ее люблю — ты это знаешь.
— Мальчик говорит, что его столкнули. — Она снова принимается рвать заусенцы, палец опять кровоточит, и, по мере того как она возбуждается все сильнее, от нее исходит какая-то наэлектризованность. — В реку. — Она смотрит на меня так, будто это почему-то важно.
— Может, и столкнули. — Я тут абсолютно не в теме, к тому же мне невыносима мысль о том, что Брей сейчас сверлит меня глазами, и я беру другой стул, подсаживаюсь к ней поближе, хотя стул засиженный, пахнет плесенью, на сиденье пятна. Сажусь, и мне становится полегче. Действие болеутоляющих, которые я приняла утром, проходит, и в грудной клетке у меня пульсирует.
— Вот именно это я и сказала. — Она подается ко мне, словно я теперь ее наперсница. — Его столкнули. Потому что был еще и кролик. Я его нашла на улице. Точно как Кролик Питер. — Ее глаза широко раскрыты, но воспалены, говорит она быстро. Не знаю, какие лекарства ей дают, но она, похоже, совсем не спит. Есть что-то нехорошее в энергии, которую она излучает. Я знаю. Я уже чувствовала такое прежде, когда с Ричардом дела шли плохо. Это энергия выживания.
— Какой кролик? Джон его купил для Авы?
Я впервые называю это имя, но мне нужно вернуть ее к предмету беседы. Я хочу поскорей уехать. Назад в отель. Где она снова станет призраком.
— Кролик Питер, — повторяет она. — Перед тем как пропала фотография Авы, а моя с ней оказалась разбита.
Я не могу сосредоточиться, пока играет музыка — Рик Эстли заявляет, что он нас никогда не предаст, — и я тянусь к ручке громкости.
— Нет! — Она вскрикивает так громко, что моя рука замирает в воздухе. — В музыке будет скрыто послание. На этом шоу ставили нашу песню. Может, будет и что-то еще. Я не могу это пропустить.
— Я не буду выключать, — мягко говорю я. Но немного уменьшаю громкость, чтобы я могла думать, а у Брей был хоть малейший шанс услышать что-нибудь из того, что говорит Лиза.
— Они ставили какую-то песню из тех, что вы с Джоном любили? Ты ждешь послания от Джона?
Ее пальцы с еще большим ожесточением впиваются в кожу, она хмурится, стреляет глазами в сторону.
— Я была такой глупой, — говорит она. — Я должна была предвидеть, что это случится. А теперь Ава исчезла.
— И мы должны ее найти, — неловко добавляю я.
— Да, мы должны ее найти. — Лиза смотрит на меня. — Был заключен договор. «Вот те крест! Чтоб мне умереть, если обману». Такой договор невозможно нарушить. Невозможно. Я должна была понимать.
Я хмурюсь и подаюсь вперед, несмотря на боль.
— Вы с Джоном заключили договор? Какой договор? Он поэтому увез Аву?
Она смотрит на меня, наклоняет голову:
— Почему ты спрашиваешь про Джона? Джон ничего не знал про Кролика Питера.
— Лиза, Джон увез Аву. — Я говорю с ней как с ребенком. Я не знаю, кто она, но это сломленное существо — совсем не то, что я ожидала увидеть. — И нам нужно его найти.
— Джон? — Она подается назад, смотрит на меня как на идиотку. — Джон не увозил Аву. — Она замолкает, а когда ее взгляд встречается с моим, ее глаза впервые за это время проясняются. — Это сделала Кейти.
Я оглядываюсь на дверь и вижу отчаяние Элисон и разочарование Брей.
— Кто такая Кейти? — спрашиваю я.
Глава 39
ПОСЛЕ
1990
««ЭКСПРЕСС» ОТ 18 МАРТА 1990 ГОДА
ВОПЛОЩЕНИЕ ЗЛА — НЕНОРМАЛЬНАЯ СЕСТРА ПРИГОВОРЕНА К ТЮРЕМНОМУ ЗАКЛЮЧЕНИЮ
Двенадцатилетняя Шарлотта Невилл (на фотографии слева) вчера была приговорена за жестокое убийство в октябре прошлого года ее единоутробного брата Даниеля Грова. Невилл, которой ко времени совершения преступления было всего одиннадцать, приговорили к заключению на срок по усмотрению ее величества. Тело Даниеля обнаружили в доме, подлежащем сносу, в проблемном районе Элмсли Эстейт. Он был избит кирпичом и задушен.
В конце процесса, который потряс и захватил всю охваченную ужасом страну, жюри присяжных, состоявшее из пяти женщин и семи мужчин, более шести часов согласовывало вердикт для обеих обвиняемых. Шарлотта Невилл, как и на протяжении всего процесса, оставалась безразличной в ходе заключительной речи судьи и зачитывания приговора; его честь судья Парквей сообщил ей: «Вы будете содержаться в надежном и безопасном месте в течение долгих лет, пока министр внутренних дел не убедится, что вы достигли зрелости, полностью реабилитировались и не представляете угрозы для других»».
Со второй обвиняемой, тоже двенадцатилетней девочки, известной только под условным именем Девочка Б, все обвинения были сняты.
Свидетели подтвердили, что Шарлотта Невилл еще в возрасте восьми-девяти лет заслужила репутацию возмутителя спокойствия, она наводила ужас на стариков и беззащитных в депрессивном районе Элмсли Эстейт. Девочка совершенно отбилась от рук, и ее мать более не могла контролировать ее поведение. Как постановил его честь судья Парквей в своей заключительной речи, Шарлотта «явно воздействовала на поведение Девочки Б, легко поддающейся влиянию, эмоциональной девочки из семьи с крепкими устоями и, вероятно, чрезмерно пекущейся о дочери».
О ревности Шарлотты к младшему брату, вероятно объясняющейся тем, что отец перестал обращать на нее внимание, в семье хорошо знали, но никто не мог предсказать трагического исхода, ставшего следствием вспышки ярости этой хладнокровной убийцы, ни разу за время слушаний не выказавшей раскаяния.
Полная история на с. 2, 3, 4 и 6.
Статья номера: «Восстание против воспитания: как вырастить чудовище»».
