Саймон предлагает подвезти меня, но я говорю, что возьму такси. Ему предстоит долгий путь. Ресторан заказывает мне машину, мы выходим и ждем в прохладной летней ночи.
Он стоит со мной, пока не подходит машина.
— Мы можем сделать это еще раз?
— Постоять на холодке? — улыбаюсь я. — Конечно.
— Очень смешно. Это. Ужин. Выпивку. Всё.
Хотя другое слово на «в» — «встреча» — повисает в воздухе, я ловлю себя на том, что киваю.
— С удовольствием.
Саймон улыбается и наклоняется ко мне. Я отворачиваю голову в сторону в последнюю секунду, и его губы оказываются на моей щеке. Они мягкие и теплые.
— Спокойной ночи, — говорю я. Мое сердце в панике бьет крыльями, но мне хорошо. — Осторожнее в дороге.
— Желаю завтра хорошо отдохнуть с Авой на Речном фестивале.
— Ха! — Я сажусь в машину. — Вряд ли я ее увижу завтра.
— Тогда отдохните с Мэрилин. Жаль, что я не смогу быть там.
Дверца закрывается, и я откидываюсь на спинку сиденья.
— Хорошо провели время? — спрашивает водитель, когда мы выворачиваем на главную дорогу.
— Да, — отвечаю я, понимая, что не могу перестать улыбаться. — Да, замечательно.
Глава 19
Ава
Речной фестиваль — одно из главных городских событий в году. Все в школе постоянно жалуются, какая там тоска, но в глубине души мы его любим. Но он, как и мы, с годами менялся. Если раньше там было несколько киосков, игры и, может, гонки на каноэ, то теперь фестиваль занимает поля по обе стороны реки, их соединяют два старых моста, по одному движение в одну сторону, по другому — в другую. Ярмарка с аттракционами, несколько сцен для музыки, клоуны и гадалки, художественные выставки, громадный шатер-кафе, где заправляет Женский институт и куда заходят только старики, несколько пивных палаток и куча фургонов, торгующих любой едой, какую может пожелать душа.
Я люблю этот фестиваль. Мы все его любим, хотя скорее умрем, чем в этом признаемся. Мы шествуем сквозь толпу, шагая от бедра, губы у нас накрашены и чуть приоткрыты, глаза прищурены за зеркальными солнцезащитными очками. Воздух полнится визгом детей и мамаш. В последние года два я приходила только после четырех, когда малышню тащат домой, но после выпитого вчера в избытке дешевого вина мне — нам — нужно выйти на солнышко и ветерок, чтобы с нас сдуло паутину похмелья. Парни принесли вино, и после нескольких стаканов я даже не прочь полизаться с Кортни. Я сказала, что у меня месячные — которых все еще нет, — но я ему отдрочила, чтобы снять вопрос. Лиззи и Джек пришли вместе, но, я думаю, это из-за выпивки. Джек вовсе не в ее вкусе. И потом, они все такие незрелые. У меня внизу живота все так и жжет. Неделя остается до встречи с ним.
— Давайте найдем место где-нибудь на бережку, — бормочет Джоди. — Понежимся немного на солнце. Что скажете?
Мы все соглашаемся. Наши желудки еще не готовы к аттракционам. Нужно будет сначала поесть, выпить колу.
Мальчишки появятся позже, но я рада времени, когда мы одни. Мы даже не уверены, что встретимся с ними потом. После вчерашнего вечера Лиззи потеряла интерес, и я вижу, что очарование их развязности меркнет в сравнении с обаянием парней из СШКЭ. Мы из разных племен. В глубине души мы, может, и не такие разные, но в нашем возрасте имеет значение только то, что на поверхности. Мы встаем рано и плаваем. Они поздно ложатся и курят травку. Они смотрят футбол. Мы смотрим «Хор»[461]. Нас, вероятно, ничто и не связывает, кроме секса, думаю я, когда мы подходим к реке. Может, с ним будет так же. Когда похоть поутихнет, мне станет скучно. Это чуждая мысль. Парни в присутствии девушек кажутся незрелыми, а когда я думаю о нем, «МоиСуки» кажутся незрелыми. Одна неделя. Одна неделя осталась!
Мне трудно прогнать улыбку с лица. Мы с мамой сегодня почти как прежде. Ее странное настроение на прошлой неделе, кажется, прошло, и сегодня утром она просто сияла, — видимо, ее деловой ужин прошел хорошо. Она дала мне еще двадцать фунтов, и, хотя я первый раз в жизни сказала, что мне ничего не нужно, она настояла, чтобы я взяла: вдруг в этом году все будет дороже? От этого мне стало теплее на душе. Мы снова стали ближе. Мы с ней против всего мира, хотя мир и уводит меня от нее. Она все еще моя мать. Я ее люблю, какой бы опасливой и заботливой она ни была.
Повсюду подстилки для пикника, словно куски стеганого одеяла, подготовленные к сшивке. Фестиваль уже идет вовсю, хотя официально он откроется только в час. Теперь люди приходят задолго до одиннадцати, и если еще не все аттракционы открыты, то можно поесть, выпить, побродить по киоскам. В этом году официальный гость — тот тип из «Холлиокса»[462], который в прошлом году победил в «Танцах со звездами», и с тех пор, кажется, его физиономия во всех журналах. Во всех рекламках говорится, что он будет подписывать свои снимки и фотографироваться. Лиззи хочет сфотографироваться с ним. Мы ей сказали, что она может встать в очередь одна.
Мы находим место чуть в стороне от семей, берег здесь крутой — прямо к воде, и малышам тут не поплавать, я падаю на землю, прохладная трава покалывает мои голые ноги.
— Есть хочу, — говорит Джоди.
— Помираю с голода, — соглашается Лиззи. — Нужно было заглянуть к Маку Д[463]. И у меня сейчас мочевой пузырь лопнет.
— А мне зада не оторвать, — бормочу я. И это правда. Хочу посидеть, пусть мои мысли какое-то время посушатся на солнышке. — Но если будешь покупать еду, то у меня есть кое-что. — Я вытаскиваю двадцатку из тугого тепла в кармане моих джинсов. — Возьми мне то, что себе будешь брать. И колу. А я место буду охранять.
— Деньги у меня есть, — отвечает Джоди, она крутит головой — ориентируется, потом направляется к продовольственным фургонам, ее миниатюрная фигурка быстро исчезает в солнечных лучах. Лиззи отправляется на поиски мобильных сортиров, Андж садится рядом со мной, скрестив ноги, а я ложусь на спину и закрываю глаза.
— Я бы поспала, — говорю я.
— Я тебя понимаю.
— Разбуди меня, когда Джоди вернется с моей едой.
Глаз я не закрываю, лежу, смотрю на ветки через очки и думаю о нем. Можно ли любить того, кого ты ни разу не видела? Я не чокнулась? Я знаю, все говорят о том, что не нужно общаться с незнакомыми людьми в Интернете, но у меня другой случай. Во-первых, я не маленькая, то есть понимаю кое-что в Сети. А во-вторых, он нормальный. Он замечательный. Когда я с ним, мне замечательно.
Я поглядываю по сторонам. Андж сидит ссутулившись, вся в телефоне, ее пальцы над экраном. Пингов я не слышала, значит она перевела настройки в беззвучный режим. У нее тоже тайны? «Уж не Кортни ли?» — думаю я. Пусть себе пишет ему, мы ведь все друзья в конечном счете, но странно, что она не сказала об этом мне. Она ни о ком другом не говорит, а Андж такая болтушка. Может, он и в самом деле ей нравится? Может, мне их подбодрить? Если они сойдутся, то я, может, не буду казаться такой сукой, когда буду с ним в открытую.
Я набираю полную грудь воздуха, снимаю напряжение с шеи и плеч и закрываю глаза. Голова еще побаливает, и я позволяю мыслям плыть, точно они клочки облаков в небе в ясный день. Солнце греет все сильнее, и даже на ветру мою кожу не покалывает. Прекрасный, идеальный день.
Поначалу мне кажется, что пронзительный звук — это мой будильник. Меня сморил сон — приснились экзамены и школа, будто я опаздываю, и вдруг этот ужасный звук врезается в мою погоню за автобусом, а когда я открываю глаза и сажусь, то не сразу соображаю, где я. Фестиваль. Суббота. Экзамены позади. И это не будильник, это крик, и, хотя через солнцезащитные очки я вижу все как в тумане, а во рту у меня сушь, я вдруг понимаю, что вскочила на ноги. Мое сердце бьется как сумасшедшее, я окончательно просыпаюсь.
