Я носилась на всех парах, а теперь на последнем издыхании. «На винных парах», — слышу насмешливые слова Эда. Ха-ха.
Я поговорю с ними. Завтра. С Эдом и Ливви.
Понедельник,
8 ноября
Глава 66
— Эд.
Потом, минуту спустя — или, может быть, час:
— Ливви.
Мой голос был не громче дыхания. На уровне глаз парило маленькое облачко, призрачно-белое в промерзшем воздухе.
Откуда-то доносилось чириканье — оно звучало неподалеку, не умолкая, на одной ноте, как голос обезумевшей птицы.
Потом оно прекратилось.
Взор застилала тонкая красная пелена. Голова пульсировала от боли. Болели ребра и спина. В горле сильно жгло.
К моему лицу сбоку прижималась смятая подушка безопасности. Перед глазами висело растрескавшееся, искореженное лобовое стекло.
Я нахмурилась. У меня в голове перезапускался какой-то процесс, был какой-то сбой в системе, звучал сигнал тревоги.
Я глубоко вздохнула, закашлялась. Услышала, как хриплю от боли. Покрутила головой, почувствовала, что макушка упирается во что-то. Необычно, правда? И я чувствовала, что слюна скапливается у нёба. Каким образом…
Звон прекратился.
Понятно, автомобиль перевернулся.
Я вновь закашлялась. Мои руки опустились, уперлись в обшивку у моей головы, словно пытаясь перевернуть машину, вытолкнуть меня вверх. Я услышала, как вою, бормочу что-то.
Я повернула голову. И увидела затылок Эда. Он не шевелился. Из уха у него сочилась кровь.
Я позвала его по имени, просто попыталась выдохнуть этот единственный слог, растаявший в морозном воздухе крошечным облачком. Горло у меня сильно саднило, сдавленное ремнем безопасности.
Я облизнула губы. Языком нащупала пустоту в верхней десне на месте зуба.
Ремень безопасности, как проволока, врезался в пояс. Правой рукой я нажала на пряжку, нажала сильнее, охнула, когда она щелкнула. Ремень съехал с моего тела, и я повалилась на крышу.
Чириканье. Запинающийся сигнал ремня безопасности. Потом тишина.
Приборная панель отсвечивала красным. Я шумно выдохнула. Раскинула руки по потолку. Уперлась ладонями. Повернула голову.
Оливия висела на ремнях заднего сиденья, закинув голову с «конским хвостом». Я вывернула шею, оперлась плечом о потолок, протянула руку к ее щеке. Пальцы у меня дрожали.
Кожа была ледяной на ощупь.
Согнув локоть, я отвела ноги вбок, жестко приземлилась на стекло люка, опутанное паутиной трещин. Оно заскрежетало под тяжестью моего тела. С трудом протискиваясь на согнутых коленях, я подползла к дочери. Сердце мое колотилось. Я схватила Оливию за плечи. Потрясла.
Пронзительно закричала.
И забилась в отчаянии. Ее голова безжизненно моталась, волосы разметались.
— Ливви! — кричала я, ощущая на губах и во рту кровь. Горло жгло огнем. — Ливви, — позвала я, и по моим щекам заструились слезы. — Ливви, — выдохнула я, и ее глаза открылись.
Сердце мое на миг остановилось.
Она посмотрела на меня, заглянула мне в прямо душу, прошептав единственное слово:
— Мамочка…
Я надавила большим пальцем на пряжку ее ремня безопасности. Ремень со свистом освободился, и я, бережно придерживая голову дочери, обхватила ее обмякшее тельце. Одна ее рука свободно болталась в рукаве.
Я уложила Ливви рядом с люком.
— Ш-ш, — повторяла я, несмотря на то что она не издавала ни звука и у нее снова были закрыты глаза.
Она была похожа на спящую царевну.
— Эй. — Я потрясла ее за плечо. Она вновь посмотрела на меня. — Эй, — повторила я, пытаясь улыбнуться.
Лицо у меня словно онемело.
Я подалась к двери, ухватилась за ручку, дернула. Дернула еще раз. Услышала щелканье замка. Надавила на окно, прижимаясь пальцами к стеклу. Дверь беззвучно распахнулась, открываясь во тьму.
Я стала выползать из машины и, прижимая ладони к земле, почувствовала обжигающий холод. Уперлась в землю локтями и, отталкиваясь коленями, высунулась из кабины и хлопнулась грудью на снег. Он заскрипел подо мной. Я продолжала ползти вперед. Бедра. Колени. Голени. Ступни. Отворот на брюках зацепился за крючок для одежды. Я дернулась и наконец освободилась из плена.
Перекатилась на спину. Позвоночник словно прошило электрическим разрядом. Я судорожно вздохнула. Поморщилась от боли. Голова болталась, будто шеи не было.
Нет времени. Нет времени. Я сгруппировалась, подтянула ноги — к счастью, они слушались исправно — и встала на колени перед машиной. Огляделась вокруг.
Посмотрела наверх. Перед глазами все кружилось.
Над головой сиял необъятный звездный купол неба. Невероятных размеров луна светила ярко, как солнце, и раскинувшееся внизу ущелье своей игрой света и тени напоминало гравюру на дереве. Снегопад почти прошел, в воздухе порхали заплутавшие снежинки. Вокруг меня был первозданный мир.
И никаких звуков…
Тишина. Полная, абсолютная тишина. Ни дуновения ветра, ни шороха ветвей. Немой фильм, стоп-кадр. Я развернулась на коленях, услышала поскрипывание снега под ними.
Пора спуститься с небес на землю. Автомобиль лежал, зарывшись капотом в снег, задний бампер был чуть задран. Видно было выставленное напоказ шасси, как брюшко насекомого. Я вздрогнула. Позвоночник свело от боли.
Я нырнула обратно через дверь, ухватилась за пуховик Оливии. И стала тянуть. Проволокла ее по люку, мимо подголовника, вытащила из машины. Обхватила руками ее безвольное маленькое тело. Окликнула по имени. Еще раз позвала. Она открыла глаза.
— Привет, — сказала я.
Ее веки, затрепетав, закрылись.
Я положила ее рядом с машиной, потом оттащила подальше — вдруг та опрокинется. Голова Оливии склонилась к плечу. Я осторожно поддержала ее и повернула лицом к небу.
Я остановилась передохнуть, мои легкие работали, как мехи. Взглянула на свое дитя — ангел на снегу. Дотронулась до поврежденной руки. Оливия не шевельнулась. Дотронулась снова, более твердо, и увидела, как ее лицо исказилось гримасой.
Следующий — Эд.
Я снова заползла внутрь и лишь тогда поняла, что его не вытащить через заднюю дверь. Подалась назад, двигаясь вперед ногами, и потянулась к ручке передней двери. Нажала на нее. Нажала снова. Замок щелкнул, дверь открылась.
На лицо Эда падал красноватый отсвет приборной панели. Отстегивая ремень безопасности, я недоумевала, каким образом аккумулятор остался цел после удара. Эд съехал вниз обмякшим кулем. Я подхватила его под мышки.
И поволокла его тело по потолку, ударившись головой о рычаг переключения передач. Когда удалось вылезти из машины, я увидела, что лицо у Эда в крови.
Я поднялась, дотащила его, пятясь и пошатываясь, до места, где лежала Оливия, и положила рядом. Она пошевелилась. Он — нет. Я схватила его за руку, приподняла рукав и прижала пальцы к коже. Пульс едва прощупывался.
Мы оказались под россыпью звезд, у подножия вселенной. Я слышала неумолчное пыхтение локомотива — собственное дыхание. Я задыхалась. Пот струился по бокам, щекотал мне шею.
Я завела руку за спину, осторожно прощупала позвоночник. Позвонки между лопатками обожгло болью.
Я глубоко вдохнула, потом выдохнула. Стала наблюдать за Оливией и Эдом. У обоих от губ поднимался еле заметный парок дыхания.
Повернулась кругом.
Я обшаривала глазами отвесную скалу высотой в сотню ярдов, сверкающую под луной флуоресцирующим белым светом. Невидимая отсюда дорога пролегала где-то над головой, но до нее было никак не добраться. Наша машина упала на небольшую скалистую площадку, выступ склона. За ее пределами и ниже — бездна. Звезды, снег, пространство. Тишина.
Мой телефон.
Я похлопала по карманам — передним, задним, внутренним, — а потом вспомнила, как Эд схватил телефон, стал размахивать им и он упал на пол, крутясь у моих ног, а на экране светилось то имя.
Я нырнула в машину в третий раз, обшарила потолок и наконец у лобового стекла нашла мобильный с неповрежденным экраном. Я была поражена тем, что он уцелел, в то время как мой муж истекает кровью, дочь и я ранены, наш внедорожник разбит. Дар из другой эры, с другой планеты. Экран показывал время 22:27. Мы съехали с дороги почти полчаса назад.
