— Что? Что он хотел узнать? — нетерпеливо переспросил я.
— Предприняли мы что-нибудь или нет. Не заявили ли в полицию.
Мы не пойдем в полицию. Я обещал.
Такие обещания в угаре страха дают большинство жертв насилия. Но господин Васкес наверняка поверил мне. «И кто это тут? Гадом буду, точно не ты», — сказал он Лусинде. «Парень, Чарлз, на тебя нисколько не похож», — мне.
Васкес искал, кого ограбить сегодня утром. И нашел идеальные жертвы. Потому что мы вынуждены будем скрывать ограбление.
— Что делать?
Лусинда задала мне тот же вопрос, что и я ей в гостиничном номере. Похоже, и ей показалось: в нашем случае любые меры недостаточны.
— Не знаю.
— Чарлз…
— Да?
— А что, если он…
— Что?
— Не важно.
— Если он что, Лусинда?
В сущности, я не хотел знать, что она намеревалась мне сказать. Не желал это услышать. Только не теперь. Не сейчас.
— Проехали. Так что же нам делать, Чарлз?
— Может, то, что отвергли раньше, — обратиться в полицию?
— Я ничего не собираюсь рассказывать мужу. — Она проговорила это с чувством — властно, пресекая все дальнейшие споры. — Я сумела вынести — вынесешь и ты.
Она словно упрекала: меня изнасиловали. Шесть раз подряд. А ты сидел и ничего не делал. Значит, раз молчу я, можешь молчать и ты. Должен.
— Хорошо, — согласился я. — Если он опять позвонит, я с ним поговорю и выясню, что ему нужно.
* * *
Диана принялась ухаживать за мной, едва я переступил порог дома. И Анна тоже. Наверное, дочь обрадовалась, что, кроме нее, в семье кто-то еще нуждается в медицинской помощи. Принесла компресс, положила на мой распухший нос и поглаживала по руке, пока я полумертвый лежал на кровати.
Я снова оказался в лоне семьи, довольный, благодарный, — живое воплощение блаженства.
Но вздрагивал каждый раз, когда звонил телефон, словно меня снова били в живот.
Приятельница Дианы. Звонок с предложением выбрать ипотечного брокера. Моя секретарша, желающая узнать, как я себя чувствую.
Каждый звонок мог оказаться предпоследним.
И все меня спрашивали, как я разбил нос. Особенно усердствовала Анна, она удивлялась: неужели можно быть таким неуклюжим? Господи, вылезать из такси и угодить прямо в яму!
Я отвечал, что мне неприятно об этом вспоминать, а сам думал: «Многократное повторение старой лжи не является ли новой ложью?» Особенно неприятно было врать в то время, как дочь прикладывала к носу влажное полотенце, а жена демонстрировала безграничную любовь.
Я сел перед телевизором и попытался сосредоточиться на игре любимого баскетбольного клуба. Но не мог — мысли постоянно разбегались. Я вспомнил, что в «Индиана пейсерз» есть игрок, похожий на… Темный, но не негр, а латиноамериканец. Его фамилия Лопес. Стоит в задней линии. Конечно, он повыше ростом, но здорово смахивает…
— Какой счет? — спросила Анна. Она в девять лет перестала смотреть со мной баскетбольные матчи, но теперь проявляла внимание к искалеченному отцу.
— Мы продуваем. — Самый верный ответ, пусть даже я не знаю истинного счета.
В этот момент в углу экрана появились цифры: ньюйоркцы проигрывали четыре очка.
— Восемьдесят шесть на восемьдесят два, — прочитала Анна.
— Разрыв небольшой, — отозвался я. — Хороший результат.
— Папа?
— Да?
— Ты когда-нибудь играл в баскетбол?
— Конечно.
— В команде?
— Нет.
— А как?
— С друзьями, в парке.
С Гарри Миллером, Брайаном Тимински, Билли Сейденом. Мы вместе росли, и они были моими закадычными дружками, но постепенно все исчезли с горизонта. Много лет назад. Я встретил как-то Билли Сейдена в супермаркете, но не подошел и не поздоровался.
Я обнял Анну, хотел ей сказать насчет любви и жизни. Как эти вещи уходят, если их не держать, и как надо ревностно оберегать то, что тебе важно. Но не смог подобрать нужных слов.
Потому что зазвонил телефон.
Анна подняла трубку после второго звонка.
— Тебя.
— Кто?
— Какой-то латинос.
Глава 16
— Привет, Чарлз.
Этот голос совершенно не вязался с домашней обстановкой. Он принадлежал пропахшему кровью гостиничному номеру. Он звучал дико в моем безопасном пристанище. Или я ошибаюсь и родные стены больше не гарантируют безопасности?
— Привет.
— Ты как, Чарлз?
— Что тебе надо?
— Ты в порядке, Чарлз?
— В полном. Что ты хочешь?
— Ты уверен, что ты в порядке?
— Уверен.
— Не дуришь? Не побежишь к копам?
Лусинда была права: он хотел выяснить, не обращались ли мы в полицию.
— Знаю-знаю, ты обещал и все такое. Но мы с тобой еще не так хорошо знакомы. Понимаешь, что я имею в виду?
— Я не обращался в полицию, — ответил я.
Приходилось говорить тихо. Я выставил Анну за дверь, но кто знает, в какой момент дочь захочет вернуться! И не следует забывать о Диане — она могла поднять трубку параллельного телефона, заинтересовавшись, с кем я говорю.
— Это хорошо, Чарлз.
— Что ты хочешь? — спросил я.
— Чего я хочу?
— Послушай…
— Я хочу, чтобы ты со мной не дурил. Расскажешь копам, придется рассказать и своей благоверной. Объяснить, как ты натягивал эту Лусинду. Ты этого хочешь, Чарлз?
Он выложил все напрямик. Растолковал самую суть дела, если я чего-то еще не понял.
— Я не собираюсь в полицию, — повторил я.
— Это хорошо, Чарлз. Но вот что еще: мне нужно немного взаймы.
Вот оно. Именно об этом Лусинда собиралась спросить меня по телефону. «А что, если он…» — и осеклась. Если бы она завершила фразу, то сказала бы: «А что, если он потребует денег?»
— Знаешь, мне очень неприятно клянчить, — продолжал Васкес, — но я немного поиздержался.
— Не знаю, за кого ты меня принимаешь…
— Мне нужно совсем немного, Чарлз, я прошу небольшую ссуду. Скажем, десять штук.
— У меня нет десяти штук.
— У тебя нет десяти штук?..
— Нет.
Я решил, что разговор закончен, но не тут-то было.
— Черт… Это проблема.
— Я не держу наличность просто так.
— Настоящая проблема, Чарлз. Видишь ли, мне в самом деле нужна эта сумма.
— У меня ее нет…
— В таком случае тебе лучше ее достать.
Он не сказал, что будет, если я не дам ему денег.
— Все деньги в деле. Я не могу взять и…
— Ты меня не слушаешь, Чарлз. Я говорю, а ты не слушаешь. Мне нужно десять штук. Понял? Это условие. Ты же, черт возьми, большой начальник, Чарлз. Это написано на твоей визитке. Шишка. Старший режиссер. Можно сказать, сеньор, — произнес он на испанский манер. — Да еще ответственный вице-президент. Впечатляет. И ты мне вправляешь мозги, что у тебя нет десяти штук? Кого ты пытаешься дурить?
«Никого», — подумал я.
— Чарлз?
— Да.
— Мне плевать, куда ты пристроил наличность. Я хочу десять штук. Ты меня понял?
— Да.
— А если понял, скажи, что дашь мне десять штук.
— Хочешь куриного бульона? — крикнула с кухни Диана.
— Я достану, — поспешил прошептать я в трубку.
— Что ты достанешь?
— Десять тысяч.
— Прекрасно. Спасибо. Неловко просить, но знаешь, как бывает в жизни…
— Где?
— Я тебе перезвоню. Договорились, Чарлз?
— Только звони на работу.
— Ну уж нет. Мне понравилось звонить сюда. Я позвоню тебе домой. Ты меня понял, Чарлз?
Щелк. Отбой.
* * *
Лусинда хотела знать: «Что, если он потребует денег?»
И хотя он отнял у нас деньги — помнишь, как он сказал: «Видишь? Вот твои деньги! Они уже у меня!» — это еще не все наши средства.
Он будет вымогать до тех пор, пока мы не обратимся в полицию.
Ньюйоркцы проиграли.
Диана спросила, чем я расстроен, и я объяснил, что недоволен поражением любимой команды — очень серьезным для нее поражением.
— Бедный ребенок, — проговорила она.
То же сказала Лусинда в поезде, когда похлопала меня по руке и прошептала на ухо что-то насчет моей сексуальности. Бедный ребенок.
