— Ну, тогда я пошел, — сказал бармен. — Потом поговорим.
— Ладно, — сказал Транкатта. — Пока.
Повесив трубку, он вытер со лба пот. Налил себе высокий бокал водки и бросил туда несколько кубиков льда. Посидел в тишине. Потом в дверь его номера позвонили. Он плотно зажмурил глаза и продолжал тихо сидеть на диване. В дверь снова позвонили, но Транкатта не шелохнулся.
Ему казалось, что он просидел вот так, зажмурившись, целую вечность. Когда ему показалось, что прошло уже достаточно много времени и тот, кто звонил к нему, ушел, он медленно открыл глаза. Но не двинулся с места. Вдруг дверь рывком распахнулась от удара ноги.
Транкатта скорчился на кровати в позе зародыша и взмолился о пощаде, но Джимми Манджино выстрелил ему в лицо.
Глава 22
Павлик вошел в гостиную Денафриа с бутылкой виски «Джек Дэниелс». На журнальном столике уже стояла бутылка дорогого «Чивас Регал». Денафриа расположился в мягком кресле-трансформере с махровым полотенцем на плечах. Он только что сделал пятьдесят упражнений для пресса. Лицо у него покрылось испариной.
— Вот, для начала, — сказал Павлик. — «Джек Дэниелс» для тебя. Газировка есть?
Денафриа ткнул пальцем через плечо:
— В холодильнике.
Павлик вышел в крошечную кухню. Открыв холодильник, он брезгливо поморщился. На верхней полке стояли коробки из китайского ресторана с недоеденными деликатесами. Почти всю вторую полку занимали пакеты и бутылочки с энергетическими напитками. Банки с газировкой были кучей навалены на третьей полке, вперемешку с черствыми сандвичами в надорванных упаковках.
— Тебе интересно, чем занимается подружка Ларри Берры с Джимми Качком? — крикнул Денафриа из комнаты.
— Да я вообще о них забыл, — признался Павлик, набрав полные руки банок с колой и стаканов. — И, ради бога, перестань звать его Джимми Качком. Из-за своего прозвища он кажется намного круче, чем есть на самом деле, как я подозреваю.
Когда Павлик вернулся в гостиную, Денафриа ткнул в него пальцем:
— Тебе, значит, не нравится, что он крутой?
Павлик поставил стаканы и банки с газировкой на столик. Открыл бутылку «Джека Дэниелса» и плеснул виски в высокий стакан.
— Мне этот подонок вообще не нравится, — сжал кулаки Павлик. — Ну да, конечно, мне бы хотелось на него надавить. Если ты собирался спросить меня именно об этом. По-моему, мне удастся его сломать.
— Он выжимает сто восемьдесят килограммов, — сказал Денафриа, взяв у Павлика стакан с виски и долив его доверху кока-колой. — Так и есть, я ничего не выдумываю, — продолжал Денафриа. — Поэтому его еще зовут Джимми Жим-Лежа. Один мафиозо поспорил с другим мафиозо, у кого боец круче. Манджино выжал сто восемьдесят один килограмм. Еще до всех своих прочих подвигов. Пять или шесть лет назад. Сейчас он, наверное, еще крепче.
— Подумаешь! — поморщился Павлик. Он плеснул в свой стакан немного «Чивас Регал» и выпил залпом. Потом сел на диван и тут же налил себе двойную порцию виски. Вскрыл банку с газировкой, хлебнул из нее и удовлетворенно крякнул:
— Хорошо пошло!
Денафриа отпил большой глоток виски с кока-колой.
— Неплохо, — согласился он.
— От третьего стакана у тебя крыша съедет, — предупредил Павлик. — Нет, даже от второго. Ты не привык пить. Но тебе сейчас не помешает надраться в дым, чтобы крыша съехала.
Денафриа налил себе еще. Поставил стакан на стол и откинулся на спинку кресла.
— Манджино в самом деле крутой. Он в отличной форме и может кому угодно надрать задницу. Не со злости, а просто так. Знаю, ты был боксером и все такое, но тебе никогда не приходилось избивать человека просто так, не со зла.
Павлик закурил.
— Только плохих парней, — сказал он. — Обожаю ставить их на место.
Денафриа медленно пил виски.
Павлик разглядел в противоположном углу комнаты компьютер.
— Ты им когда-нибудь пользуешься? — спросил он, тыча в компьютер пальцем.
— Больше сынишка, а не я, — признался Денафриа. — Я и купил компьютер ради него.
Павлик улыбнулся.
— Сынишка! — повторил он.
Денафриа показал ему фотографии, стоящие на телевизоре.
— Вон он, Винсент.
Павлик выпрямил спину и прищурился, чтобы было лучше видно.
— Симпатичный мальчишка, — заметил он. — Наверное, в мать пошел.
Денафриа встал и пошел в спальню. Вернулся он с большим синим фотоальбомом в руках и открыл его на первой странице. На нем фотограф запечатлел Джоди, жену Денафриа, в тот год, когда они поженились. Джоди в красном бикини позировала на пляже в Пуэрто-Рико.
— У него красивая мать, — обронил Денафриа.
— Да, красивая, — согласился Павлик. Полистав альбом, он наткнулся на свадебную фотографию, тут же захлопнул альбом и отложил его в сторону.
Денафриа удивился.
— Ты что? — спросил он.
— Мы с тобой выпить собрались, а не нюни распускать, — объяснил Павлик. — Мы с тобой настоящие мужики, к тому же слуги закона. Поверь мне, выпивка тебе сейчас нужнее, чем семейные фотографии. — Он поднял стакан. — За двух настоящих мужиков — слуг закона! — закричал он.
Денафриа чокнулся с ним, и оба выпили до дна.
Денафриа протянул стакан Павлику, чтобы тот налил ему еще.
— А у тебя почему нет детей? — спросил он.
Павлик только отмахнулся.
— Не хочу, — потемнел он лицом. — Я еще не дорос. Не готов быть отцом.
— Мне это не помешало, — заметил Денафриа.
Павлик налил Денафриа выпить и протянул ему стакан.
— Вот именно, — сказал он.
Где-то через час их проняло. В обеих бутылках оставалось на донышке. Павлик лежал на диване. На животе у него стояла пепельница, в которой тлела сигарета. Денафриа полулежал в своем кресле и смотрел в потолок, пожевывая соломинку для коктейля. Неожиданно он кое-что вспомнил и повернулся к Павлику.
— В детстве, — улыбнулся Денафриа, — я мечтал стать бейсболистом.
— Когда мне было десять лет, — отозвался Павлик, — я мечтал стать героем войны. — Он потянулся за сигаретой и увидел, что от нее остался лишь длинный столбик пепла. Стряхнув пепел, он торопливо затянулся, докуривая сигарету до фильтра.
— Ты в детстве играл в войну? — спросил Денафриа.
Павлик закурил новую сигарету.
— А как же, — ответил он. — Мы играли в «Поединок». Я был сержантом Сондерсом. Ты видел этот сериал?
— Да кто же его не видел в детстве? — отозвался Денафриа.
— Потом я передумал, — продолжал Павлик. — Захотел стать профессиональным борцом. Чемпионом реслинга. Стыдно признаться, но в то время я болел за одного итальяшку. Бруно Саммартино. Однажды даже взял у него автограф. Он казался мне богом. Отец злился оттого, что мне нравится Бруно, но тогда ни одного нормального борца польского происхождения еще не было.
— У нас в семье тоже обожали Бруно, — сказал Денафриа. — Особенно мой дедушка. Помнишь, какой он был остроумный? Особенно во время пресс-конференций, когда кто-нибудь случайно задевал его стулом, к примеру. Однажды ему случайно порвали костюм; мой дед очень обрадовался, когда Бруно обругал своих обидчиков по-итальянски.
Павлик расхохотался.
— Потом я захотел стать барабанщиком в рок-группе, — продолжал он. — Мне нравился Джинджер Бейкер из группы «Крим». И Джек Брюс, и Эрик Клэптон.
— Тут ты меня обошел, — заметил Денафриа. — Мне не разрешали слушать рок. Я знал Фрэнка Синатру, Дина Мартина, Марио Ланца, а когда объявился Паваротти, то и его. Только Паваротти.
— Ты, значит, любишь оперу? — спросил Павлик.
Денафриа пожал плечами:
— Да мне, в общем-то, все равно. Некоторые арии довольно красивые. Но я предпочитаю Синатру.
Павлик затянулся сигаретой.
— Мой бывший напарник сейчас как раз проходит оперную фазу. Странный он малый. Обожал фильмы про чернокожих, а сейчас вот переключился на оперу.
— А потом что было? — спросил Денафриа.
— А? Что?
— Кем ты захотел стать потом? После барабанщика в рок-группе.
— А, — вспомнил Павлик. — Бабником. Мне казалось, что служба в полиции — верная дорога к моей мечте.
