Это звонил полицейский. Директор клиники дал номер ее мобильного телефона местным копам. «Были ли у Мэйделин проблемы?» — поинтересовался полицейский, и Хелен ответила грубее, чем намеревалась: «Разумеется, иначе моя дочь не оказалась бы в психиатрической лечебнице!» После этого его интерес к расследованию заметно угас. «В ее палате нашли любовное письмо, есть ли у вас какие-то предположения по поводу того, кто его отправил?» — спросил он.
Хелен заставила себя рассказать об отце Патрика Вейша, жившем в Польше. Ей было нелегко признать, что, возможно, ее дочь связалась с человеком, который старше ее на пятьдесят лет. Кто же отнесется всерьез к исчезновению Мэйделин? Она решила рассказать и о сведениях, добытых другом Патрика нелегальным путем. Ее не волновало, что у него будут неприятности.
Как и ожидалось, это ввело полицейского в ступор. Знает ли она фамилию этого человека? Как так вышло, что он раскрыл служебную информацию? Это федеральное преступление. В этот миг нервы Хелен не выдержали. Она заорала в трубку, пытаясь заставить полицейского вернуться к поискам ее дочери. В конце разговора тот вежливо, но без особого энтузиазма попрощался. «Судя по всему, — добавил он, — заявление о пропаже поможет скорее нашим польским коллегам». Он собирался узнать, как установить связь с Варшавой.
Взбешенная пассивностью полиции, Хелен, оказавшись в квартире, налила себе коньяка и залпом выпила его. Она не увлекалась алкогольными напитками, но в такой ситуации не помешает пропустить стаканчик. Спустя два бесконечных часа, в течение которых она выпила еще два бокала коньяка, глядя на лежащий перед ней мобильный телефон, Вейш-младший позвонил снова. Рассказ о разговоре с полицейским его не особенно удивил. О том, что касалось его друга из службы безопасности полетов, она ему сообщать не стала.
— Что ж, вы можете, сидя дома на диване, ждать вестей от польских властей, но лучше вам приехать в Варшаву, и мы будем искать вашу дочь вместе, — предложил он. — Я арендую для вас частный самолет, и вы окажетесь на месте в считаные часы.
В ту же ночь она отправилась в аэропорт, а вскоре после этого уже поднялась на борт самолета, арендованного Патриком Вейшем.
Взгляд ее упал на багаж, лежащий напротив нее на свободном кожаном кресле. Она быстро собрала вещи на неделю. Сумку с шаблонами для исследований в Лувре она тоже взяла с собой. Если все будет хорошо, она найдет Мэйделин в Варшаве и вместе с ней полетит в Париж. Похоже, им необходимо какое-то время провести вместе. Если все будет хорошо…
Хелен снова едва не заплакала. За минувшие часы она всячески пыталась успокоиться, прогнать страшные образы прочь, но у нее не слишком хорошо получалось мыслить позитивно. Ее дочь и старый миллиардер вместе? В Польше? Ей все еще не верилось в это. Хелен уже слыхала о подобных отношениях, завязывающихся в интернете. О похотливых стариках, которые пытались познакомиться с несовершеннолетними девушками. Но ее Мэйделин? Бежать в Варшаву из закрытой клиники в США? Все это казалось Хелен невероятным. Что ж, она хотя бы нашла союзника в лице сына Павла Вейша, который был так же напуган случившимся, как и она.
Глядя в окно салона, она наблюдала за облаками, видневшимися на горизонте и похожими на мрачные тени.
«Где бабушка?» — спросила Мэйделин, когда семь лет назад умерла мать Хелен, Рут. Смерть ее не была внезапной, этого ждали. Рут храбро боролась с раком, но в какой-то момент проиграла. И хотя у Хелен было достаточно времени, чтобы подготовить Мэйделин к этому дню, когда из клиники позвонили, она не знала, что сказать. Бабушка была для Мэйделин второй матерью. Если быть до конца честной, то, возможно, даже первой. Пока она училась, о Мэйделин заботилась Рут. Бывали дни и недели, когда Мэйделин проводила больше времени с бабушкой, чем с ней.
— Все, что ты делаешь, — это ради нее, — пыталась утешить ее мать, когда Хелен, всхлипывая, в очередной раз осознавала, что превратилась в мать-кукушку. — Мэйделин будет очень гордиться тобой, когда ты станешь доктором. И ты сможешь обеспечить ей прекрасное будущее.
Потом мать гладила ее по волосам, словно прогоняя из головы мрачные мысли. Точно так же она поступала и сама с того дня, когда Рут ушла навеки. Она гладила Мэйделин по волосам, если той становилось грустно. Хелен тяжело вздохнула.
— Бабушка на небе. Над облаками, — наконец ответила она дочери. — Смотрит на нас, наблюдает за нами сверху.
Мэйделин подбежала к окну, отодвинула в сторону гардину, поглядела на затянутое тучами небо, прижала ладошку к стеклу.
На глаза снова навернулись слезы, когда Хелен посмотрела на горизонт.
— Позаботься о нашей малышке, мама! — прошептала она и коснулась ладонью холодного стекла.
На какой-то краткий миг Хелен испытала нечто вроде облегчения, но затем тревога вернулась снова. Она опустила жалюзи и, чтобы отвлечься, взяла в руки ежедневную газету, лежавшую в самолете. Пролистала ее в задумчивости. Драма Мисс Массачусетс, которая пропала в Мексике вместе с остальными королевами красоты, продолжалась вторую неделю. Сегодня слово предоставили родителям исчезнувшей девушки. На третьей странице разместили их фото в комнате дочери, мать — вся в слезах. Трагическая история вновь напомнила Хелен о Мэйделин. Точно так же могли сфотографировать и ее в опустевшей комнате дочери.
Хелен торопливо пролистала дальше. На глаза попался снимок множества мертвых пчел. В Бразилии неизвестный вирус уничтожил целые пчелиные колонии. Странно, но в данный момент похожие сообщения поступали и из Китая. Ужасно. Она отложила газету в сторону, не в силах сосредоточиться на чтении, и закрыла глаза.
Хелен провалилась в тревожный сон, полный мрачных сновидений.
Глава 12
Акапулько
Даррен, которого благодаря его сходству с президентом Обамой команда называла исключительно Бараком, сидел на ящике с бутылками колы. По прибытии в Акапулько они почти сразу же заказали восемь ящиков колы у ближайшего торговца. В отличие от США, в Мексике колу делали из настоящего тростникового сахара и продавали в настоящих стеклянных бутылках. В Вашингтоне за мексиканскую колу в первоклассных ресторанах или барах приходилось платить в десять раз больше обычного.
Нельзя сказать, чтобы у них не было забот поважнее. Но если уж приходится нести службу в нескольких тысячах миль от родины, в заброшенном много лет назад полицейском участке, то надо создать хоть в какой-то степени привычную атмосферу. И сахар с кофеином были как раз тем, что нужно.
Миллнер, который только что вернулся из больницы, вытер рукавом пот с лица, взял одну из теплых бутылок, открыл зажигалкой. Из горлышка хлынула пена.
— Вот дерьмо! — выругался он, держа бутылку в вытянутой руке, подальше от себя, чтобы не испачкаться. — Нам необходимо электричество.
— Вчера утром я еще раз надавил на местных. Сказали, что сегодня во второй половине дня придет техник из городской службы. И тогда холодильник наконец-то заработает, — отозвался Барак, которого забавляли попытки Миллнера справиться с извергающимся из бутылки вулканом.
Лицо Барака помрачнело, когда он увидел на поясе у Миллнера запечатанный в пластик пропуск с плохой фотографией, сделанной «Полароидом». Серыми буквами там было написано: «Госпиталь Галениа».
— Ты был у малышки? — поинтересовался он.
Миллнер кивнул.
— Она пришла в сознание, но ничего не помнит.
— И что от нее осталось?
Миллнер ответил не сразу, осторожно поднес ко рту бутылку, с которой все еще капало, сделал большой глоток и издал стон наслаждения.
— Очень классная, — наконец отозвался он.
— Мисс Флорида?
Миллнер покачал головой и сделал еще один глоток.
— Кола, идиот! У малышки дела неважнецкие. Выглядит как после драки на ринге.
— Главное, что она жива. И кто знает, чего ей удалось избежать, — спокойно отозвался Барак.
Миллнер кивнул.
