— Борнемут? — резко спросил он. — Борнемут? А, там живет ваша мать. Не уверен, что это хорошая идея! — отчеканил он.
— Может, и плохая, — сказал я, вдруг испытав идиотское удовольствие от того, что ему перечу. — Но она меня ждет, и я к ней поеду.
Он оценивающе меня оглядел.
— Надеюсь, вы понимаете, что единственная настоящая опасность для вас — это если вы кому-то проговоритесь. Не важно, кому! Мой вам совет: забудьте все, о чем здесь говорилось. Просто выбросьте это из головы.
— Ага! Прямиком — в мусорное ведро! — ответил я, растягивая губы в злобной сардонической ухмылке. Один бог знает, чему я так ухмылялся! Малыш Канлиф очень из-за этого растревожился. И посмотрел на меня задумчиво.
— Прекрасно. Позвоните мне, когда вернетесь. Найдете меня по этому телефону. — Он записал номер на листке, вырванном из блокнота. — Вам нужно вернуться в воскресенье вечером. Звоните мне в любое время.
Глава 10
Когда я вернулся к себе в комнату и завалился на тахту, ситуация показалась мне столь ужасной, что я просто не мог об этом думать. Сперва я попытался все взвесить, выкурил сигарету, потом другую, но эта история, это дикое предложение казались мне таким бредом, что я никак не мог на них сосредоточиться. Для меня были очевидны только три ужасных обстоятельства: а) никакого наследства нет; б) сделать Мауре предложение я не могу; в) машины у меня больше нет.
Бешеный шквал событий последних дней притупил тяжесть двух первых пунктов — они и без того казались чем-то нереальным. Зато третий привел меня в страшное отчаяние, и я сидел и искал глазами — что бы такое разбить.
Я думал про свою встречу с Хорьком, про три новенькие шины, про новую коробку скоростей, новый аккумулятор, про того покупателя, которого я отшил по телефону, и бешено тряс кулаками на все четыре стороны, беззвучно осыпая их проклятиями. Этот приступ немой, ярости завел меня еще на несколько оборотов, и в бессмысленном порыве я вылетел из дому, вскочил в машину и стремительно покатил в город.
Было начало второго, Джек подавал бутерброды и пиво. Я заказал себе виски и спросил, сохранился ли у него адрес того парня, который хотел купить мою машину.
— Вроде мы уже выбросили ту бумажку. Сейчас проверю, — сказал Джек.
Бар наполнялся посетителями. Я медленно допил свое виски, и разлившееся от него тепло, гул голосов и жующие челюсти Сити — все это постепенно наполняло здравым смыслом мое воспаленное сознание, израненное беседой с Канлифом. Мысль о том, что нужно ехать в Прагу, чтобы выкрасть какую-то секретную формулу, показалась мне еще более гротескной, чем раньше. Оглядевшись вокруг я решил категорически раз и навсегда, что ничего такого делать не буду. Это уже слишком. В конце концов, что этот самый Канлиф может мне сделать? у меня есть машина со всеми документами. Если быстро ее продать и вернуть ему деньги, у него не останется никаких юридических оснований меня преследовать.
С такой мыслью я заказал новую порцию двойного виски и стал лихорадочно обдумывать свои действия. Перво-наперво надо разыскать того покупателя или, да господи боже мой, любого другого, кто захочет купить мою машину. А таких, безусловно, вагон. В общем, так или иначе за сутки нужно набрать порядка ста пятидесяти фунтов.
Пока я, подобно сбежавшему из тюрьмы, строил планы, как найти укрытие, я выпил вторую порцию виски и вдруг с упавшим сердцем осознал, что, приложив все усилия, смогу вернуться к исходной точке минус машина, минус Маура… Тут снова возник Джек.
— Филис говорит, что выбросила ее. Может, он еще появится. Я буду иметь в виду.
— Спасибо, Джек.
— Что, взлеты и падения, как у всех нас, грешных?
— Да, как у всех нас, грешных, — вяло согласился я. — Подлей-ка мне еще.
После третьего захода я уже точно знал, что вернусь к исходной точке, но в этой перспективе нет ничего радужного. Горестно поклонившись своей рюмке, я почувствовал близость давних своих попутчиков: неопределенности, праздности и уныния…
«А из этого вытекает одно, — вдруг подумалось мне, — у неопределенности должна быть альтернатива». И тогда где-то в слепых зонах моего мозга мое скрытое Я выбрало в качестве такой альтернативы поездку в Прагу.
Глава 11
Когда в половине шестого Маура вышла из своего офиса, я стоял и ждал на другой стороне улицы, и голова у меня просто раскалывалась. Я вяло помахал ей рукой, и она, явно удивленная, пошла ко мне через дорогу.
— Что ты здесь делаешь? Что-нибудь стряслось?
Мы с ней договорились, что встретимся в половине восьмого. Но уже с трех часов, с тех пор, как вышел из «Принцессы Мэй», я сидел на скамейке в Линкольн Инн Филдз и все думал, что же ей сказать. Мне казалось, что я просидел там полжизни. И когда пробило пять, вдруг почувствовал, что перспектива провести таким образом еще два часа просто невыносима. Голова у меня трещала. Если бы я пошел домой, то залег бы на тахту и больше с нее не встал. И потому принял тошнотворное решение ждать ее возле офиса.
— Я сегодня ушел пораньше, — сказал я, снова по привычке делая вид, что служу у Хрюна, — и подумал, что заодно уж подъеду за тобой.
— Ты выпил, Николас? — спросила она, внимательно на меня глядя.
— Пропустил пару рюмочек.
— Чего-то крепкого?
— Слушай, пойдем куда-нибудь, посидим.
Вокруг нас сновали, спешили домой люди. А я чувствовал себя таким трухлявым, задень меня — сразу рухну.
Она взглянула на меня очень-очень странно, но ничего не сказала. И мы задумчиво побрели в кафе «Лион».
— Что с тобой, Николас? — спросила она, когда нам принесли чай. Я уже истерзал свой мозг, подыскивая ответ на этот вопрос.
— Это совсем некстати, но понимаешь… случилась одна вещь, которая может нарушить мои… мои планы.
Она промолчала.
— Мне, может быть, придется ненадолго уехать, Маура.
— На сколько?
— Еще не знаю.
Она долго молча на меня глядела. Потом наконец тихо сказала:
— Ясно. Мы больше не будем видеться так часто. Верно я тебя поняла?
— Нет, неверно! — Я через стол взял ее за руку. — Абсолютно неверно. Я тебя люблю, Маура, — продолжал я, мысленно посылая яростные проклятия Канлифу, Павелке, всей Чешской Народной Республике и моему двухчасовому пьяному помрачению. — Я тебя люблю и собирался просить тебя выйти за меня замуж. Но сейчас случилось много всякого неожиданного… Мне придется ехать в Прагу.
Я говорил и с каким-то неземным изумлением прислушивался к собственному голосу, но знал, что произношу слова, которые взвесил, наверно, несколько часов назад.
— В Прагу? — спросила она и, открыв рот, уставилась на меня. — И ты уже знал об этом в выходные?
— Нет, не знал.
— Но это… это связано со стекольной промышленностью, да?
— Да, — искренне сказал я. — Но, бога ради, об этом никому! Я вообще не должен был тебе рассказывать. Понимаешь, я еще в жизни ничего подобного не делал.
— И я не сомневаюсь, что ты добьешься успеха! — воскликнула она, сжимая мне руку. Глаза у нее так и сияли. — Николас, дурашка ты мой бедненький, со мной тебе не нужно притворяться! И не нужно ничего доказывать! Вот видишь, попробовал и добился, чтобы тебя испытали. Для меня самое главное — это твое отношение. Разве ты не понимаешь?
Я уставился на нее с испуганной, но вялой покорностью загнанного зверя, прошедшего через стычку с убийцей.
— Все это не совсем так, Маура. Не рассчитывай, что из этого получится что-то стоящее.
— А я и не рассчитываю ни на что, кроме тебя, Николас, солнышко мое! Я бесконечно в тебя верю, любимый!
Это уже были телячьи нежности. Теперь к моему и без того подавленному состоянию добавилось еще и смущение. Я молча пожал ей руку.
— Твоя мама придет в восторг, когда услышит эту новость! — она знала, что я еду в Борнемут на уикенд. — Мы ведь в понедельник встречаемся, да?
Это было весьма сомнительно. Если мне и правда предстояло уехать во вторник, в понедельник меня ждала куча всяких дел. Голова моя, которой вроде бы полегчало, вдруг снова загудела, когда я сел за столик.
