— Ну, пап, скажи, в чем дело? — принялся канючить Джейкоб. — Ты ведь редко так смеешься. Что тебя рассмешило?
Декер посмотрел на жену.
— Нет, лучше я все-таки промолчу, — смутился он.
— Мам, ну скажи ему, — попросил Сэмми.
— Я ему не мать, — пожав плечами, ответила Рина. — Он сам решает, что говорить, а что нет. Во всяком случае, обычно он в моем одобрении не нуждается.
Декер побагровел еще больше.
— Ну, я просто подумал — интересно, что осталось бы от мужчины, единственной добродетелью которого было то, что он плодился и размножался.
Мальчики громко загоготали.
— Разве такие вещи можно говорить накануне субботы? — Рина постаралась придать своему голосу укоризненный тон.
— Это ты меня так настроила, — оправдывался Декер.
— Я думала, что у тебя достаточно такта.
— Ну, тут ты малость промахнулась, — заметил Сэмми, давясь смехом.
— Да ладно тебе, мам, — примирительно сказал Джейкоб, по лицу которого от хохота потекли слезы. — Согласись, что это действительно смешно.
Рина встала и направилась к выходу из кухни.
— Постой, Рина, куда ты? — окликнул ее Декер.
— Посмотрю, как там Ханна. Я сейчас вернусь.
Отойдя достаточно далеко, чтобы ее не услышали дети, она, перестав сдерживаться, от души рассмеялась. Однако очень скоро смех Рины сменился всхлипываниями.
Глава 22
Выбрать подходящий наряд оказалось непросто. Строгий коричневый деловой костюм, красное «сексапильное» платье, богемного вида длинная, по щиколотку, свободная юбка в цветочек были решительно отвергнуты. В конце концов Рина пришла к выводу, что ей и правда лучше всего быть самой собой. В результате она остановилась на черном свитере с длинным рукавом и черной конусообразной юбке, прикрывающей колени. Черные как смоль волосы, в распущенном виде доходившие ей до талии, Рина собрала в тяжелый узел и чуть стянула его сеточкой, так, чтобы он волной падал ей на плечи. Сверху она повязала черный шелковый платок с золотой каймой, которая сияла на темном фоне наподобие золотой диадемы. Накрасилась Рина, что называется, по минимуму, а в уши вдела жемчужные сережки.
Войдя в актовый зал Девонширского отделения, где стояли длинный стол и множество складных стульев, она почувствовала, что взгляды всех присутствующих устремились на нее. Рина кивком поприветствовала Питера, и он кивнул ей в ответ. Кроме Декера в комнате находились еще трое мужчин. Все в темных костюмах. Узнав в одном из них Стрэппа, Рина приветливо улыбнулась ему и тут заметила женщину с коротко стриженными каштановыми волосами и внимательными карими глазами, которая пристально, с ног до головы осматривала ее. Выражение лица у женщины было неодобрительное. Рине захотелось отвернуться, но вместо этого она поймала взгляд незнакомки и улыбнулась. Губы женщины тоже непроизвольно дрогнули в улыбке — вернее, в полуулыбке, потому что она тут же опомнилась, и лицо ее стало равнодушно-официальным.
Стрэпп представил Рине всех собравшихся. Сначала — Джека Никерсона из Лиги защиты полицейских, иными словами, адвоката Питера. Это был крепкого сложения, широкоплечий сорокалетний мужчина с квадратным лицом и внушительным брюшком. В расстегнутом пиджаке и слишком коротком для такого солидного живота галстуке Никерсон напоминал игрока в американский футбол, ушедшего на покой.
Еще один мужчина и женщина с короткой стрижкой — Джеймс Хейден и Кэтрин Белл — оказались эмиссарами отдела личного состава. Обоим было за тридцать, оба более модно и элегантно одеты, чем остальные. На Хейдене был дорогой шерстяной костюм с пиджаком на трех пуговицах. Кэтрин Белл пришла на разбор жалобы в двубортном пиджаке и явно сшитых на заказ прямых брюках с разрезом на лодыжках.
Рина села у дальнего торца длинного стола, поставила сумку на пол и, сложив руки на коленях, принялась внимательно наблюдать за происходящим. Спину она держала очень прямо, однако в позе ее не чувствовалось скованности.
Декер, Никерсон и Стрэпп также расположились за столом, но только по центру, а Хейден и Белл остались стоять. Хейден находился за спиной у Питера, а Белл — напротив него, по другую сторону стола. Первым заговорил Стрэпп: капитан объяснил собравшимся, что именно ему пришла в голову мысль пригласить на разбор жалобы Рину, и осведомился, не будет ли против этого возражений.
Возражений не последовало, и процедура по разбору жалобы началась. Включили видеокамеру, объектив которой был направлен в лицо Декеру. Затем, как предписывал протокол, каждый из присутствующих назвал свое имя, звание и номер полицейского жетона, после чего все были приведены к присяге и поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Хейден зачитал обвинения, выдвинутые Жанин Гаррисон, и сказал, что он и его коллега Кэтрин Белл хотят задать Декеру кое-какие вопросы.
Тут же взял слово Никерсон:
— Мой клиент намерен воспользоваться Пятой поправкой, которая дает ему право не делать никаких заявлений и не давать никаких показаний на том основании, что они могут быть использованы против него.
— Как капитан Девонширского отделения полицейского управления Лос-Анджелеса и непосредственный начальник лейтенанта Декера я приказываю лейтенанту Декеру отвечать на все вопросы, имеющие отношение к выдвинутым против него обвинениям. В противном случае ему грозит немедленное увольнение с должности, — тихим, спокойным голосом сказал Стрэпп.
— Подчиняясь приказу капитана, лейтенант Декер ответит на вопросы исключительно с целью способствовать должному расследованию поданной на него жалобы, — обозначил позицию ответчика Никерсон. — В связи с этим, все присутствующие подтверждают свое согласие в том, что ни одно из заявлений лейтенанта Декера, которые здесь прозвучат, не будет использовано против него в суде в случае, если обвинения, изложенные в жалобе, когда-либо станут предметом рассмотрения судебных органов.
— Согласна, — подтвердила Кэтрин Белл.
— Согласен, — кивнул Хейден. — Мне бы хотелось напомнить лейтенанту Декеру, что он находится под присягой.
— Ваше напоминание принято к сведению.
Рина сидела спокойно — как и предупреждал Питер, пока все шло в рамках обычной, стандартной процедуры. Повернувшись к Декеру, Никерсон кивнул.
— Теперь вы можете ответить на вопросы, лейтенант, — сказал он.
Первой начала Кэтрин Белл. Она задавала свои вопросы, наклонившись вперед, словно пытаясь вторгнуться в неприкосновенное жизненное пространство Декера, коим подсознательно окружает себя каждый человек.
— Сколько вам лет, лейтенант Декер?
— Сорок шесть.
— Сколько лет вы проработали в полиции?
— Двадцать пять.
— Как долго вы работаете в управлении полиции Лос-Анджелеса?
— Семнадцать лет.
— Сколько из них на должности детектива?
— Шестнадцать лет.
— До этого случая на вас когда-нибудь еще подавали жалобы?
— Да.
— Сколько раз? — спросил стоящий за спиной у Декера Хейден.
— Вы когда-нибудь попадали в так называемый «перечень сорока четырех»? — выпалила Кэтрин, не дав Декеру времени ответить на предыдущий вопрос. — Вы ведь знаете, что это такое, не так ли?
— Да…
— Я имею в виду перечень сорока четырех полицейских с наихудшим послужным списком, — все-таки пояснила Кэтрин.
— Каков ваш послужной список, капитан? — напирал сзади Хейден.
— Пожалуйста, задавайте свои вопросы по одному, господа, — вмешался Никерсон.
Декер обернулся через плечо й ответил, обращаясь к Хейдену:
— За время работы в полицейском управлении Лос-Анджелеса я имею всего одну поданную на меня жалобу. В перечень сорока четырех я никогда не попадал.
— Вы уверены? — спросила Кэтрин.
Декер повернулся к ней, но прежде, чем он успел что-либо ответить, снова подал голос Хейден:
— Какие против вас выдвигались обвинения?
Декер еще раз оглянулся на Хейдена.
— Обвинения были отвергнуты как необоснованные, — вмешался Никерсон.
