— А с чем он лежит?
— С аппендицитом, — сказал он, нервозно переминаясь с ноги на ногу.
— В следующий раз говори, что он попал в автомобильную аварию. Звучит более впечатляюще.
Склонив голову, он смотрел на меня с недоверчивым любопытством.
— Успокойся, я не коп, — сказал я и показал ему пятидолларовую бумажку. — Лучше скажи мне, что ты знаешь о лошадке по кличке Комфорт?
— А ты точно не коп?
Я смял бумажку в кулаке.
— Нет. Я частный детектив.
Он потер лицо, точно пытался оценить, не стоит ли ему побриться. Побриться стоило. Возможно, ему имело смысл бриться раза по три на дню.
— Комфорт больше не участвует в заездах. Он выиграл пару призов в прошлом году, а сейчас отправлен на выпас.
— Тебе известно, кто его владелец?
— Он принадлежал конюшням Дэниела Мертона, когда участвовал в заездах, а сейчас — не знаю. А зачем тебе это? Хочешь приобрести лошадку?
— Нет. Твоя лошадка может оказаться аппендицитной.
Я протянул ему купюру, и он торопливо выхватил ее у меня из рук, словно боялся, что передумаю. Убрав купюру в карман, он с важным видом отошел в сторонку, опять прислонился к телефонной будке, но больше не изучал глазами программку, видимо, ожидая, когда я уйду.
Плюхнувшись за руль своего «паккарда», я задумался. Дэниел Мертон был одним из основателей и владельцев студии «Мертон Стейн Продакшнз», а также ее нынешним президентом. Если он владел лошадью до Хлои Роуз, то вполне мог подарить ее ей. Но он также был человеком, на которого она работала, так что вполне могло быть и такое, что таинственный человек в телефонной трубке Хлои мог говорить с ней от его имени. Но зачем бы Мертону выкупать обратно подаренную Хлое лошадь?
Я завел двигатель. Все это в общем-то меня не касалось. У меня был клиент, и этот клиент, наверное, ждал, что я буду отрабатывать свои деньги.
Я глянул на часы — почти пять. Ехать на Маркет-стрит в Харбор-Сити рановато — нужные люди туда еще не подтянулись, а возвращаться в офис и сидеть там — уже поздновато. Поэтому я решил поехать домой и ждать звонка Поли Фишера. Песочного цвета автомобильчик-купе решил составить мне компанию.
Глава 18
Входную дверь квартиры я запирать не стал. Если люди Хьюба захотят войти, то они войдут, другой вопрос — когда я потом смогу найти время починить сломанную дверь?
Заняв такую позицию, чтобы оказаться за дверью, когда она откроется, я стал ждать. Я стоял там, но ничего не происходило, и я чувствовал себя полным дураком. Но за последние тридцать шесть часов со мной уже много чего приключилось: на меня наставляли пистолет, мне пришлось выслушать угрозы как от бандитов, так и от полиции, и меня угораздило найти изуродованное мертвое тело. Так что я ждал.
Вскоре в дверь постучали — три раза, сильно, кулаком. Я замер, прислушиваясь. Потом раздались новые удары, более настойчивые, и голос из-за двери:
— Эй, Фостер, мы знаем, что ты там! Мы просто хотим поговорить. — Это был голос Митча.
Я слышал, как повернулась дверная ручка, а потом дверь распахнулась в мою сторону, правда, стремительней и сильнее, чем я ожидал. Она больно треснула меня по бедру. Я наверное вскрикнул от боли, потому что Митч навалился на дверь всем своим мощным весом, придавив меня дверью к стене. Это была ловушка, я не мог развернуть плечи и вырваться оттуда.
Митч заглянул за дверь, продолжая давить на нее всем телом. Увидев меня, он оторвался от двери, но тут же снова резко навалился на нее, и жуткая боль пронзила мне лопатки.
Рядом с Митчем возник еще один мужик — долговязый и тощий как жердь, в сером костюме и черном жилете. Он ощупал меня на предмет оружия, но оружия у меня не было. Вытащив у меня из кармана сворованную из библиотеки газетную статью, он кивнул Митчу. Тот отпустил наконец дверь, и я вывалился оттуда, шатаясь.
— Что вам надо от меня? — спросил я.
Долговязый развернул газетную статью, пробежал ее глазами и посмотрел на меня.
— Надо же, какие интересные у вас литературные предпочтения! А еще говорите, что не работаете над убийством.
— Да я просто вырвал эту страницу ради кроссворда на обороте.
Он заглянул на обратную сторону листка и не обнаружил там никакого кроссворда.
— Нам было велено пока что проявить благоразумие и дать вам шанс.
— Да я же сказал Гилплэйну открыто и прямо, что занимаюсь сейчас совсем другой работой.
— Тогда как вы объясните это?
Объяснить я не мог. Я не мог даже сказать, почему счел это важным. Я знал только одно — что был полнейшим дураком, когда ввязался в это дело.
— Мистер Гилплэйн находит ваше объяснение неубедительным, — сказал Долговязый и повернулся к Митчу, который притопывал, словно разминаясь перед боем. — Только лицо ему не порть. Так просили.
Я не успел даже дернуться, как Митч снова припер меня к двери и со всей силы врезал мне по почкам. Мне и одного удара было достаточно, но он повторил это еще дважды, так что ноги у меня сделались ватными, а из глаз брызнули слезы. Под ложечкой горело. Убедившись, что теперь я никуда не денусь, он отпустил меня, но напоследок еще разок прижал к двери и вкатил хороший удар под дых. Я согнулся вдвое и наткнулся на Митчев приготовленный кулак. От невыносимой боли я сполз спиной по двери, пытаясь перевести дыхание и не потерять сознания.
Митч отошел от меня на пару шагов.
— А че-то он вроде не очень хорошо выглядит, да?
Долговязый не ответил — видимо, заскучал.
Митч продолжал разговаривать сам с собою:
— Может, вырубить его вообще? — Он принял боевую стойку, приготовил кулак и, поскольку я не двигался, опять запустил этот кулак в мою почку. Я рухнул на колени.
— Он дверь заблокировал.
— Че ты тут разлегся? — сказал Митч, ткнув в меня мыском ботинка. Но я не сопротивлялся, поскольку не имел на это сил.
— Да мы ж вроде нормально ему все объяснили, — ухмыльнулся Долговязый.
Митч еще раз пнул меня ногой в живот, присел на корточки и, дыша мне прямо в самое ухо, сказал:
— Слышь, ты, убогий, мне говорили не портить тебе лицо, но про все остальное мне не говорили!
Я не знаю, как там еще он меня обзывал, потому что я просто не владел собой. Меня больше волновали черные точки, кружившие перед моими глазами, перемежающиеся с белыми вспышками и перешедшие в некое белое полотно, ставшее вдруг черным, после чего я почувствовал, как поплыл над полом, вознесся к самому потолку, а потом куда-то исчез.
Перед глазами у меня то и дело вспыхивало изображение черно-белого киноэкрана, словно какой-то тест на сознание с обратным отсчетом — пять, четыре, три, два, один… На этом экране появилась в каком-то ослепительном сиянии Хлоя Роуз. Потом ее образ сменялся калейдоскопом других изображений — кровавые раны, нож, пистолет и мертвое тело, плавающее в бассейне, наполненном кровью. Потом Хлоя Роуз возвратилась, и она надрывно кричала. И была, как никогда, прекрасна. Потом за спиной у нее возникла какая-то мужская фигура — то ли Джон Старк, то ли Хьюб Гилплэйн. Мужчина этот подошел к зеркалу, и я увидел в его отражении себя. Но при этом я вроде бы сидел в зрительном зале. Но как же я мог быть одновременно и там, на экране? Потом это видение исчезло, и я увидел долговязого брюнета, запихивающего мертвое тело в машину. И видел другое мертвое тело, тоже плавающее в бассейне, полном крови, только здесь кровь была покрыта какой-то белой пеной. А потом был уже не бассейн, а морской берег, и прибой набегал то черной кровавой волной, то белой, то черной, то белой, и эта череда сменилась в конце кровавым перерезанным горлом. Потом раздался выстрел, и все исчезло. Затем были лошади на беговой дорожке, зрительские трибуны и опять Хлоя Роуз. Вновь трибуны, Митч, Долговязый и я пробираемся на них, держа в руках билетики. Лошади бегут по кругу. На трибунах стоят Джон Старк с Грегом Тэйлором и держатся за руки. И тут фотовспышка! Она совсем ослепила меня. Следом завершающий забег и финальный гудок, громкий трезвон в ушах…
