— Где-то, скажем, минут через двадцать пять в этой комнате совсем не останется воздуха. То есть я предоставил вам дополнительные двадцать пять минут. И вы должны быть за это благодарны. Хотя через примерно минут пятнадцать органы, отвечающие за деятельность мозга, вероятно, начнут отключаться. Следовательно…
— Вы все врете! — закричал Шеппард, глядя в экран.
Человек в лошадиной маске помолчал, а потом продолжил:
— Можете мне не верить, это ваше дело. Просто слушайте. В течение последних трех часов я вентилировал воздух в вашей комнате. А это не происходит бесшумно. Вы же, наверное, думали, что это работали кондиционеры. Сейчас что-нибудь слышите?
Все затаили дыхание. Шеппард напрягся, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук. Нет, ничего.
— Ваша комната сейчас плотно закупорена.
Мэнди слабо пискнула, подавляя вопль. Похоже было, что Райана сейчас вырвет, а Рона вцепилась в висящие на шее наушники, будто за спасательный круг. Только Констанция казалась абсолютно невозмутимой.
«Мы задохнемся. Это, пожалуй, похуже, чем взорваться».
Так планировалось с самого начала. Еще один способ сломать его.
— Видите ли, мне кажется, я свое дело сделал. — Шеппард сказал нечто совершенно противоположное мыслям.
А сам пытался сообразить, как отсюда выбраться. И понять, кто же все-таки убил Уинтера. Но если бы даже он понял, где гарантии, что тип в лошадиной маске отпустит его? Возможно, все без толку.
— Кто же вы такой?
— А вы до сих пор не поняли? Прошло столько времени, а вы все еще не знаете. Если уж на то пошло, отчасти поэтому вы и оказались здесь. Вы всю свою жизнь морочили всех, а больше всего — самого себя. Вот почему я все это и устроил.
— Что за бред? — не понял Шеппард.
— Вы даже не знаете. Готов поспорить, вы сейчас ломаете голову, кто я такой, но, увы, я опасаюсь за вашу голову. Ведь она у вас не работает, как у нормального человека. Ваши мысли, ваши чувства абсолютно не похожи на мысли и чувства нормальных людей. Вы — отродье человеческого рода.
Шеппард мысленно перебирал одного подозреваемого за другим — защитная оболочка, за которой он спрятал самые потаенные, самые темные воспоминания, неожиданно рассыпалась в прах. Но этого оказалось мало. Воспоминания давно уже слились в одну сплошную массу. Из-за наркотиков и алкоголя он ничего не помнил. Особенно это касалось вещей, которые он старался вытеснить из сознания. Впрочем, нет, когда усилием воли загоняешь воспоминания на задворки памяти и оставляешь разлагаться — это не вытеснение.
— Я с самого начала сообщил тебе, Морган. Я — твой лучший друг, — сказал человек в лошадиной маске и поднял руку, словно собирался снять ее.
А Шеппард даже не понял его в ту минуту. Так уж он был устроен. Он не жил прошлым и никогда о прошлом не думал. Люди приходили в его жизнь и уходили. Разве странно, что он их не помнит?
Человек на экране завел руку за голову и сорвал маску.
Помнит он этого человека или нет? Нет, все-таки помнит. Да-да, ошибки быть не может. Постарел лет на двадцать пять с того времени, как Шеппард видел его в последний раз. Теперь перед ним — взрослый мужчина с пронизывающим взглядом, морщинками, широкой улыбкой. Как знакома ему эта улыбка. Нисколько не изменилась. Прошло четверть века, а улыбка все та же. Шеппард потерял дар речи, слова застряли в горле. А человек на экране все улыбался своей фирменной улыбкой.
Улыбкой Эрена Карвера.
Глава 47
— Ну, здравствуй еще раз, Морган, — сказал Эрен.
Что? Как же?..
У Шеппарда подогнулись коленки. Широко разинув рот, он повалился на пол.
«Не может быть! — всплыла в сознании фраза, а затем более актуальный вопрос: — Как же я сразу не понял?»
Двадцать пять лет… да, прошло двадцать пять лет. И вот он здесь. Как мог он о нем забыть… как он сразу не догадался? Неужели он столь примитивен? В голове вмиг всплыли все воспоминания, глубоко погребенные под грудами таблеток и залитые литрами алкоголя. Мистер Джефферис. Отец Эрена, которого увезла полиция. Это было его рук дело, благодаря этому он и стал знаменит — к чему всегда всей душой стремился, — но благодаря ему же Эрен остался без отца. Никем другим человек в маске и быть не мог, только Эреном, а он, Шеппард, даже ни разу о нем не вспомнил.
Он с самого начала называл его Морганом. Вот и первая зацепка. Никто и никогда больше не называл его по имени. Его рекламный агент, его официальный представитель, его подружки, несть им числа, — все звали его Шеппардом. Он потолковал об этом со своим официальным представителем — нельзя сказать, что тот не любил его имя, скорее, запал на фамилию. «Шеппард — очень хорошее имя, крепкое, на него можно шляпу вешать. Имя, можно сказать, библейское, разве что не совсем правильно пишется», — твердил тот[543].
Потом очки — еще одна улика. Шеппард никогда не носил очки на публике, еще со школы. Он их терпеть не мог, поэтому надевал крайне редко, предпочитал напрягать глаза. У него была сильная близорукость, но он научился с ней уживаться. Когда стал постарше, перешел на контактные линзы, но дома, где никто не видел, у него и очки всегда были под рукой. Он помнил время, когда ему прописали эту пакость. Мать заставляла носить их каждый день, и он слушался. Но как только выходил из дома, всегда снимал, они ему были противны. Клал их в задний карман и шутил при этом — хотя, впрочем, отнюдь не шутил, — что надеется раздавить их вдребезги, когда сядет.
Теперь все понятно. Но, глядя в лицо Эрена на экране, он не верил собственным глазам. Даже несмотря на подсказки и улики, не верил, хотя правда смотрела ему в лицо.
— Эрен, — проговорил он, приблизившись к экрану почти вплотную, — это ты?
— Ну здравствуй, старый дружок, — улыбаясь, отозвался Эрен. — Правда, я больше не Эрен. Это имя звучит как-то неказисто, да и воспоминания, с ним связанные, нельзя назвать добрыми. Теперь все зовут меня Кас. Кас Карвер. Нравится?
— Кас? Что это?
— Мое имя.
— Нет, это не твое имя. Тебя зовут Эрен.
Эрен сдвинул брови:
— Возможно, у нас с тобой есть общее прошлое. Но предупреждаю, Морган, не пытайся делать вид, что ты меня знаешь. Много воды утекло с тех пор, как ты предал меня, и я теперь совсем изменился. Да и ты тоже, хотя в твоем случае, боюсь, скорее к худшему, если, конечно, такое возможно. Кто бы мог подумать, что именно так все и выйдет?
— Погодите…
А, Райан подал голос. Во всяком случае, так ему показалось. Он слышал теперь только слова, не распознавая, кто говорит.
— О чем это он? Кто он такой?
Как объяснить?..
— Шеппард!
— Мы подобрались к сути вопроса, именно этого я с нетерпением ждал, — сказал Карвер. — Для нашего героя, нашего главного действующего лица, настало время объясниться.
— Эрен, — сказал Шеппард, протянув руку к экрану, — прекрати, выпусти нас. Прошу тебя.
— Нет. Не выпущу. Поскольку, как видно из всего этого спектакля, ты так ничего и не понял. Ты даже не узнал, кто я.
— Но теперь-то знаю, ты же видишь, Эрен. Да, я тебя знаю. И помню. Помню все, что мы с тобой вдвоем делали. И мне очень жаль. Ты не представляешь, как мне жаль. Мы с тобой были лучшими друзьями. Я же все помню. Но прошу тебя, выпусти нас.
По щеке Шеппарда скатилась слеза. Он плакал… он же никогда прежде не плакал, не помнил себя плачущим. Плакать ему не пристало, слезы — это для других, но не для него.
— Прошу тебя, Эрен…
— Не называй меня так, — сказал Эрен. — Я не Эрен.
— Прошу тебя, отпусти хотя бы остальных. Все же случилось между нами двоими. Эти люди не имеют к моему поступку никакого отношения, — сказал Шеппард, обведя рукой комнату.
Эрен, кажется, заколебался, наклонился к экрану.
— Какое бескорыстие, какая жертвенность, поразительно — это так на тебя не похоже! С тобой все в порядке? Может, расстройство желудка? Но нет, подозреваю, ты притворяешься, чтобы не потерять лицо. Все еще надеешься выпутаться, правда?
