Рей пытался сохранять спокойствие, но ответ прозвучал резче, чем ему того хотелось бы. Теперь они смотрели друг на друга в упор. Краем глаза Рей заметил, что Стампи выжидательно замер. Рей должен был сказать Кейт, чтобы она немедленно оставила его кабинет. Напомнить, что она всего лишь детектив-констебль в отделе криминальных расследований, а если начальник сказал, что дело закрывается, значит, оно закрывается. И точка. Он уже открыл рот, но так и не смог произнести ни звука.
Беда была в том, что эта девушка попала в самую точку. Рей и сам не хотел, чтобы дело о наезде на ребенка закрыли, причем не меньше Кейт, и было время, когда он стоял бы за такое расследование горой и боролся — совсем как она сейчас. Возможно, он уже потерял хватку, а может, Кейт была права: он слишком много думает о повышении по службе.
— Я знаю, как это тяжело, когда на тебя наваливают слишком много работы, — примирительно сказал он.
— Дело не в работе. — Кейт ткнула пальцем в сторону фотографии Джейкоба на стене. — Дело в маленьком мальчике. По отношению к нему это неправильно.
Рей вспомнил мать Джейкоба, сидящую на диване, вспомнил ее лицо с печатью невыносимого горя. На этот аргумент Кейт возразить он не мог. Да и не пытался.
— Мне самому действительно очень жаль. — Он нервно откашлялся и постарался сосредоточиться на чем-то еще. — Чем еще занимается команда в данный момент? — спросил он у Стампи.
— Малкольм всю неделю в суде по делу Грейсона, а еще он получил распоряжение подключиться к расследованию по делу о нанесении тяжких телесных на Куинс-стрит — прокуратура уже готова выдвинуть обвинение. Я работаю по сбору информации об ограблениях кооперативных квартир, а Дейва откомандировали на программу по профилактике преступлений с применением холодного оружия. Он сегодня в колледже, организует встречу с общественностью.
Последние слова Стампи произнес с таким выражением, будто это было какое-то ругательство, и Рей рассмеялся.
— Стампи, нужно двигаться в ногу со временем.
— С этими мальчишками можно беседовать до посинения, — возразил Стампи. — Но это не заставит их перестать таскать с собой ножи.
— Что ж, может быть, но мы, по крайней мере, попробовали их остановить. — Рей сделал запись в своем ежедневнике. — Я хотел бы получить от тебя свежую информацию по этой теме до совещания завтра утром. Еще я хотел бы, чтобы в связи с профилактикой поножовщины вы не забывали о приближающихся школьных каникулах. Давайте постараемся, чтобы как можно меньше подростков шаталось по улицам.
— Будет сделано.
Кейт смотрела в пол, задумчиво ковыряя кожу вокруг ногтей. Стампи осторожно толкнул ее, и она подняла на него глаза.
— Как насчет сэндвича с беконом? — тихонько спросил он.
— От этого мне легче не станет, — пробормотала она в ответ.
— Верно, — продолжил Стампи, — но я буду чувствовать себя намного лучше, если ты не будешь все утро сидеть с видом бульдога, пережевывающего осу.
Кейт вяло усмехнулась.
— Увидимся в столовой.
По наступившей паузе Рей понял, что она ждет, пока Стампи выйдет из комнаты. Закрыв за ним дверь, он вернулся за стол, сел и сложил руки на груди.
— Ты в порядке?
Кейт кивнула.
— Хочу извиниться. Мне не следовало разговаривать с вами таким тоном.
— Бывало и похуже, — хмыкнул Рей. Кейт даже не улыбнулась, и ему стало ясно, что она не настроена шутить. — Я знаю, что это дело много для тебя значило, — сказал он.
Кейт снова взглянула на фотографию Джейкоба на стене.
— У меня такое ощущение, будто я его только что предала.
Рей чувствовал, как в душе рушатся его собственные защитные редуты. Все правильно, они действительно предали его, но если Кейт услышит это от него, легче ей не станет.
— Ты отдала ему все, что у тебя было, — сказал он. — Большего ты сделать не могла.
— Но ведь этого оказалось недостаточно, верно?
Повернувшись, она заглянула Рею в глаза.
— Да. Этого было мало.
Когда Кейт вышла и закрыла за собой дверь, Рей стукнул кулаком по столу. Ручка от этого удара покатилась и свалилась на пол. Он откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы на затылке. Волос под ладонями было мало, и он закрыл глаза, внезапно почувствовав себя очень старым и очень уставшим. Рей подумал о старших офицерах, с которыми встречался каждый день: большинство из них были старше его по возрасту, но было немало и более молодых, которые без устали шагали вверх, от звания к званию. Есть ли у него силы, чтобы конкурировать с ними? И хочет ли он это делать вообще?
Много лет назад, когда Рей пришел на эту работу, все казалось ему довольно просто. Нужно сажать плохих парней и охранять покой хороших. Расследовать случаи поножовщины и нападений, изнасилований и нанесения увечий и вносить свою лепту в то, чтобы этот мир стал лучше. Но делал ли он это в действительности? В основном торчал в своем кабинете с восьми до восьми, выезжая заниматься настоящим делом только тогда, когда глаза уже на лоб лезли от бумажной работы, и вынужденно осторожно придерживался корпоративной линии поведения, даже когда это шло вразрез со всем, во что он всю жизнь верил.
Рей взглянул на папку с делом Джейкоба, забитую результатами бесплодных поисков и отрицательными ответами на их запросы. Он вспомнил горькое выражение лица Кейт, ее разочарование тем, что он не боролся против решения начальницы, и почувствовал себя ужасно оттого, что она в итоге о нем подумала. Но слова Оливии до сих пор звучали в его ушах, и Рей был не настолько глуп, чтобы не подчиняться прямым приказам начальства, как бы сильно Кейт ни переживала по этому поводу. Он взял папку с делом Джейкоба и решительно сунул ее в нижний ящик своего стола.
Глава 8
Небо грозило дождем с самого начала, когда я только пришла на пляж на рассвете, и теперь при первых его каплях я натягиваю на голову капюшон. Я уже сделала все снимки, которые хотела, и весь берег покрыт словами. Я стала настоящим специалистом по части того, чтобы песок вокруг моих букв оставался гладким и нетронутым, да и с фотокамерой управляюсь уже гораздо лучше. У меня диплом о высшем образовании в области изобразительного искусства, и во время учебы нам читали курс фотографии, но по-настоящему я всегда увлекалась только скульптурой. Теперь я получаю удовольствие, вновь взявшись за фотоаппарат и играя настройками при разном освещении; я повсюду таскаю его с собой, и он буквально стал частью меня, как раньше это было с комками глины, с которой я работала. И хотя боль по-прежнему долбит в руку после того, как я целыми днями держу камеру, подвижности пальцев хватает на то, чтобы делать снимки. Я пристрастилась к тому, чтобы приходить сюда каждое утро, пока песок еще достаточно влажный, чтобы быть пластичным, но частенько я возвращаюсь домой уже во второй половине дня, когда солнце стоит в зените. Я изучила время приливов и отливов и впервые со времени катастрофы начинаю задумываться о будущем; я жду лета, чтобы посмотреть на берег, залитый лучами яркого летнего солнца. Сейчас, к началу туристического сезона, уже открывается парк трейлеров и в Пенфаче полно людей. Мне забавно, насколько «местной» я уже стала: недовольно ворчу насчет наплыва приезжих и ревную к ним мой тихий берег.
Песок покрывается отметинами капель дождя, и накатывающий прилив начинает слизывать фигуры, которые я оставила на мокром песке отступившего моря, уничтожая как мои триумфы, так и мои ошибки. Для меня стало привычным начинать каждый день с того, чтобы писать свое имя вплотную к суше, и меня всякий раз передергивает, когда я вижу, как оно всасывается водой. Несмотря на то что фотографии моих утренних трудов надежно сохранены внутри фотокамеры, я не могу привыкнуть к такому отсутствию постоянства и стабильности. Здесь нет куска глины, к которому я могу возвращаться снова и снова, улучшая его форму, открывая его истинную суть. По необходимости здесь я должна работать быстро, и я нахожу этот процесс одновременно как возбуждающим, так и изнурительным.
