— Мне очень жаль, Маура. Но я дико устал.
Я проводил ее до выхода, но подвезти домой не предложил. В темноте она показалась мне ближе, чем при свете, мне вдруг захотелось прижать ее к себе, отбросив все подозрения. Но я знал, что отбросить подозрения невозможно. Она пожелала мне доброй ночи и, не оборачиваясь, пошла по дорожке.
Я медленно поднялся по лестнице, лежа на тахте, выкурил сигарету, потом разделся и лег в постель. И только на одно мгновение, когда я с легкостью вплывал в сон, мне показалось, что все это реально.
Часть IV
Глава 14
Во вторник утром на Кромвель-роуд, когда все садились в автобус до аэропорта, я заметил Канлифа — он наблюдал за мной из своей машины, стоящей у противоположного тротуара. И чтобы с утра немного пощекотать ему нервы, я уронил путеводитель. Это была чистейшая бравада — на самом деле без этого путеводителя я чувствовал себя до ужаса хрупким, бескостным, бестелесным.
Человек, стоявший за мной, поднял его и подал мне, а я поблагодарил, сам удивляясь, что еще не бьюсь в истерике. В путеводителе — теперь это казалось мне до жути ясным — заключалась тайна моей миссии. Когда я вернусь обратно, под его форзацем будет спрятана формула для Павелки. Накануне Канлиф с мерзкой дотошностью растолковывал мне эту операцию. Что я должен повсюду таскать с собой этот путеводитель. И выпустить его из рук только один раз, на заводе Павелки — должен «забыть» его на столе, в кабинете управляющего. А перед тем как уйти, спохватиться.
— Вот и все, что вам положено знать, — сказал Канлиф напоследок. — Можно без преувеличения сказать, что это самый простой план на свете. Нет ничего естественней — вы не расстаетесь с «Норстрандом», потому что это новейший путеводитель по Чехословакии. Вы и сами увидите, насколько он незаменим. Прага — прекрасный город, со множеством памятников. Успокойтесь. Получайте удовольствие. Жаль только, что вам известно про этот — клочок бумаги.
Мне тоже было очень жаль.
Я влез в автобус, и скоро он тронулся, а я выглянул — проверить, там ли еще Канлиф. Его машина стояла на том же месте. Я обрадовался. Половину прошлой ночи я не спал и все думал, что бы такое сделать, чтобы избежать этой поездки. Например, можно разыграть в аэропорту приступ эпилепсии. Или запереться в туалете и сидеть там до самого отлета.
Эпилептического приступа в аэропорту я из себя выжать не смог, я заперся в кабинке и сидел там дольше, чем это необходимо с человеческой или технической точки зрения. Но когда я оттуда вышел, группа все еще была на месте. А через минуту или две громкоговоритель оглушительно объявил посадку, и я оглянуться не успел, как нас помчало по взлетной дорожке.
Через четыре часа я был в Праге.
Глава 15
Когда ты покидаешь город в шестилетнем возрасте, а потом возвращаешься туда через восемнадцать лет, с тобой происходит нечто волшебное. Улицы, памятники, шпили церквей — все начинает всплывать в памяти с такой ясностью, как во сне; ты вдруг вспоминаешь, что было за ближайшим углом, и когда видишь, что так оно и есть, испытываешь чувство, близкое к озарению.
Все это было для меня полнейшей неожиданностью и, несмотря на ужас, обуявший меня при спуске с трапа самолета и при прохождении паспортного и таможенного контроля, в гостиницу «Словенская» я прибыл в состоянии невероятного, хотя и зыбкого восторга.
Гостиница «Словенская» расположена на Вацлавской площади, в трех кварталах от Вацлавске Намести. Несмотря на свое название, никакая это не площадь, а широкий и шумный проспект. В одном его конце расположено серое викторианское здание музея, окруженное садом. А в другом, пересекая его, как верхняя палочка буквы Т, идут центральные деловые улицы: слева — улица Народного Труда, справа — Прикоп.
Я стоял возле отеля и озирался вокруг, вспоминая и узнавая. Освещенный жарким солнцем город выглядел очень оживленным — многолюдные тротуары, одновагонные трамвайчики, снующие взад-вперед по булыжной мостовой, В дальнем конце улицы стоял Святой Вацлав на сверкающем железном коне — любимый герой моего детства. Даже сам отель, казалось, был мне знаком, и через минуту я понял почему. Когда-то это называлось «Вартские», мама любила пить здесь чай; а теперь его окна с крупными переплетами были распахнуты на знойную мостовую.
Я широко улыбался, вспоминая плюшевый полумрак кафе, шуршанье газет, тяжелые бархатные шторы, пожилых дам, вытирающих платочками губы. Невероятно, что я снова здесь!
Но, войдя туда, я не увидел никаких старых дам. Здесь кишмя кишели какие-то люди в рубахах с расстегнутыми воротничками и сандалиях. За стойкой работала дама с прямым пробором, очень похожая на Булку, — склонившись над своим гроссбухом, она что-то напряженно изучала. Я подождал с минуту и потом сказал по-английски:
— Тут для меня забронирован номер.
Она остро на меня взглянула и быстро перебрала стопку карточек.
— Пан Вистлер Николас?
— Совершенно верно.
— Тут для вас письмо. Ваш номер готов. 140-й, — сказала она по-чешски служащему, который взялся за мой чемодан.
Я забрал письмо и последовал за служащим в лифт. Это был маленький согнутый старикашка с огромным кадыком, торчащим из рубашки без ворота. Он глядел на меня с интересом, улыбался и качал головой.
— Пан уже бывал в Праге? — спросил он меня по-чешски.
— Очень давно.
— Тут многое изменилось, — сказал он и вежливо кашлянул в ладошку. — Когда-то у нас здесь бывало много бизнесменов. Теперь уж не то.
— Да, конечно, теперь другие времена.
Он снова кашлянул.
— Но Прага все та же. Красавица. Могу поспорить, что таких красивых городов вы еще не видывали.
Но я его не слушал. Я изучал конверт, и когда мы вышли в коридор, наконец-то рассмотрел маленькую печать: ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ СТЕКОЛЬНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТЬЮ.
Судя по всему, это была моя программа. У меня тут же схватило живот, и я поначалу даже не смог оценить великолепие 140-го номера…
Тем не менее, когда служащий поставил на пол мою сумку и, улыбаясь, удалился, я встал посредине комнаты и огляделся. Номер, бесспорно, был замечательный. Все здесь было выдержано в золотых и зеленых тонах. В алькове стояла большая кровать, окруженная пологом. К номеру примыкала ванная комната с душевой кабинкой. Были здесь и удобные кресла, и шезлонг, и письменный стол. Двойные французские окна открывались на широкий балкон. Канлиф устроил мне достойный прием.
Я уселся в шезлонг и вскрыл конверт. Там была брошюрка и письмо на двух страницах. Под письмом стояла подпись: А.В. СВОБОДА, генеральный директор Управления стекольной промышленностью, и гласило оно следующее:
Глубокоуважаемый пан Вистлер!
Для нас большая честь приветствовать Вас в Праге. Посылаю Вам брошюру, содержащую информацию о нашей стекольной промышленности, а также программу Вашего визита. Программа, как Вы можете заметить, краткая, но достаточно насыщенная. Было бы желательно, чтобы Вы по приезде связались с нижеподписавшимся и сообщили, какие изменения Вам бы хотелось в нее внести.
Позвольте мне, глубокоуважаемый пан Вистлер…
Вторая страница, озаглавленная: ВИЗИТ Н. ВИСТЛЕРА, ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ФИРМЫ «БОГЕМСКОЕ СТЕКЛО И БИЖУТЕРИЯ», гласила:
Среда. 10.00 — Встреча с Л.В. Свободой в Гос. Управлении стекольной промышленностью (Уезд 23).
Обед в выставочном зале (Вацлавская площадь, 48).
Послеобеденное время — Встреча с начальниками отделов — С.Н. Черниным, П. Штейном, Б.Р. Вла-чеком и совместный осмотр их отделов.
Четверг. 10.00 — Автомобильная экскурсия на Запотоцкий стекольный завод (Кралово, 15 км). Весь день. Обед на заводе.
Пятница. 10.00 — Автомобильная экскурсия на Цебликскии стекольный завод (Цеблик, 23 км). Весь день. Обед на заводе.
Суббота — Свободный день. Повторные встречи и визиты по мере необходимости.
