— И я, — поддержал его азиат с рябым лицом. — Как думаешь, почему?
— Ну… черный парень, ставший бездомным, принимает свое новое положение. Он смотрит на собственную жизнь и говорит: «Эта страна угоняла в рабство, заковывала в цепи и заставляла работать мой народ. Теперь я свободен и отказываюсь на нее пахать. Эта страна мне должна — за годы угнетения, дерьмовые места в автобусах и тысячу других несправедливостей, — и я буду всю жизнь собирать долги».
— Возмещение убытков?
— Вот именно. Но бездомный белый парень — совсем другое дело. Тут ни о каких убытках не может быть речи. Родители думали, что он пойдет в колледж, и он так и сделал. Может быть, даже степень получил. Но вот он сидит на улице, напивается, гадит в штаны и думает: «И как я оказался среди этих ниггеров?»
Огромный негр встал перед Псиной. Мертвый голубь с раздувшимся от разложения животом и торчащими во все стороны перьями болтался перед лицом бродяги.
— Где Себастьян? — Футболист развернул кисть, и труп начал раскачиваться. Как маятник. — Скажи мне, или для тебя начнется День благодарения, часть вторая.
Псина не любил черных, и они отвечали ему тем же. Он всячески старался избегать контактов с темнокожими бродягами, выбирая окраины Виктори, где мог поправить себе настроение и мирно нищенствовать.
— Где? — Глаза большого чернолицего были маленькими и безжалостными.
У Псины не было друзей, но имелся один знакомый, который давал ему бухло за доставку пакетов и слежку за разными людьми. А бывало, что он стоял для этого человека на стреме. Звали щедрого знакомого Себастьян Рамирес, и бродяга не собирался рассказывать про доброго самаритянина какому-то ниггеру в пиджаке.
— Я не знаю, кто…
Коленная чашечка негра врезалась в грудь Псины. Он закричал, и тут же дохлая птица заткнула ему рот.
— Лжец, — сказал чернокожий мужик.
Труп голубя имел вкус грязи и перьев, а его клюв поцарапал Псине нёбо. Бездомный безрезультатно пытался оттолкнуть сильные руки обидчика.
Однако вскоре чернокожий громила и сам убрал голубя.
Кровь наполнила рот Псины и потекла по подбородку тонкой алой струйкой, похожей на змеиное жало. Испуганные больные глаза смотрели на мучителя.
— В следующий раз я засуну его поглубже, — пообещал негр.
— Тебе лучше ему поверить, — посоветовал рыжий.
Рябой азиат наблюдал за происходящим с легкой заинтересованностью.
Псина сплюнул кровь.
— Его здесь нет.
— Куда он пошел?
Бродяга не хотел злить Себастьяна, даже несмотря на то что ему грозили засунуть в рот мертвую птицу.
— Пошел в задницу, ниггер, — сказал он.
— Он снова принялся за свое, — заметил рыжий.
Азиат лишь пожал плечами.
Чернокожий тип нахмурился и снова врезал Псине коленом в грудь, но теперь вложил в удар еще и вес своего тела. Бродяга закричал, и голубь вновь заставил его смолкнуть. Соленая бусина левого глаза птицы скользнула по языку, давление на грудь усилилось, и ребро, когда-то сломанное бандой хихикающих черных подростков, треснуло в третий раз за три года. Псина попытался закричать, но ему мешали перья.
Рыжеволосый парень зевнул и посмотрел на азиата.
— Что следует подавать с индейкой?
— Потроха.
— Кажется, сейчас они появятся.
— Только не на мои туфли, — сказал негр, убрав птицу.
Псина повернул голову, и его вырвало на асфальт желчью с попкорном.
Рыжий посмотрел на своего напарника-азиата.
— Никогда не понимал, кто может такое есть.
— Ну, теперь тайна раскрыта.
— В следующий раз птица отправится до самого конца, — предупредил мучитель. — Где Себастьян?
Псина сплюнул на асфальт и вытер бороду тыльной стороной ладони.
— Он пошел в…
Вспыхнула молния.
Рыжеволосого развернуло на девяносто градусов, он упал на землю, зажав рукой левое плечо, и только в этот момент прозвучал выстрел. Азиат оттащил раненого напарника за мусорный бак, а большой черный и их четвертый дружок прижались спинами к стене и выхватили пистолеты.
В переулке наступила тишина.
Псина пополз к ближайшему дверному проему и закричал:
— Их четверо! Полицейские! Двое прячутся за…
Грянул белый огонь. Пуля пробила гортань бродяги, и его голова ударилась о старую кирпичную кладку. Обжигающий холод наполнил пробитую шею несчастного, а через мгновение ему в лицо ударил асфальт. Со всех сторон раздавались выстрелы, но они становились все тише, пока не превратились в шелест тасуемой во время игры в покер колоды карт.
— Интересно, понимает ли он, сколько черных в аду? — спросил кто-то в переулке, который теперь находился где-то очень, очень далеко.
Псина представил хихикающих ниггеров с рогами, красными глазами, острыми зубами, мешковатыми штанами и большими радиоприемниками. Именно такая версия ада запечатлелась у него в сознании, когда сердце остановилось.
— Он похож на атеиста.
Грянул выстрел дробовика, и здоровенный негр, игравший в футбол мертвыми голубями, закричал.
Глава 2
Забвению — забвение
Стоял декабрь, но жаркое солнце, повисшее над Западной Аризоной, не обращало внимания на календарь. В. Роберт Феллберн, прищурившись, посмотрел на полицейский участок и поднес правую руку с полной спиртного фляжкой к губам. Потом вздохнул, забыв о приятном послевкусии, отбросил фляжку и побрел по асфальту, подтаскивая за собой свою тень через расчертившие парковку линии.
Его ладонь легла на стекло вращающейся двери, и он увидел сорокасемилетнего бизнесмена с опухшими глазами и редеющими светлыми волосами, одетого в мятый синий костюм с темными пятнами под мышками. Глядя на свое несчастное отражение, Роберт пригладил остатки волос и поправил галстук — автоматически, не думая, словно находился в самоочищающейся духовке.
В его сознании возникла красивая женщина, и Феллберн толкнул свое бледное печальное лицо, отражавшееся в стекле.
Вращающаяся дверь повернулась, подталкивая бизнесмена в вестибюль полицейского участка, где его окутал запах то ли дезинфекции, то ли лимонада — чего именно, он не сумел определить. Продолжая двигаться, как марионетка, мужчина прошел по линолеуму к стойке, за которой сидел молодой латиноамериканец в полицейской форме, с усами, больше похожими на брови.
— Вы пьяны? — поинтересовался этот молодой человек.
— Нет, — солгал Роберт. — Мне сказали, чтобы я пришел и поговорил с… — Он посмотрел на имя, записанное на левой манжете рубашки несмываемым черным маркером. — Детективом Жюлем Беттингером.
— Как вас зовут?
— В. Роберт Феллберн.
— Подождите здесь.
— Хорошо.
Дежурный набрал номер и что-то тихо сказал в трубку, а потом положил ее на рычаг и указал пальцем направление.
— Туда.
Посетитель уставился на палец.
— Смотрите, куда я показываю.
Бизнесмен проследил невидимую линию, которая вела от пальца к ближайшей мусорной корзине.
— Я не понимаю.
— Возьмите ее с собой.
— Зачем?
— На случай, если ваш завтрак захочет совершить осмотр достопримечательностей.
Вместо того чтобы возмутиться столь грубой оценкой его состояния, Роберт подошел к корзине и взял ее в руки. Затем дежурный указал в сторону коридора, шедшего вдоль фасада здания, и бизнесмен начал свое путешествие по линолеуму с корзиной в руках. Перед глазами у него стояло лицо женщины, и ее взгляд замедлял течение времени.
— Мистер Феллберн?
Посетитель поднял глаза. В открытом дверном проеме, ведущем в центральный зал с множеством письменных столов, стоял стройный чернокожий мужчина в оливковом костюме. Полицейский, рост которого составлял шесть футов без двух дюймов[59], уже давно начал лысеть, глаза его стали сонными, а кожа была такой темной, что казалось, будто она поглощает свет.
— Вы Беттингер? — уточнил бизнесмен.
— Детектив Беттингер. — Полицейский указал в сторону зала. — Сюда.
