— Что в этом плохого? Мне нравится. Это лучше, чем игра «поймал — выпустил», в которую мы играем сейчас.
— Некоторые из его списка не были уголовниками — адвокаты-защитники.
— Поубивать всех адвокатов — и пусть с ними разбирается Господь.
Бернадетт усмехнулась:
— Ты придумал сразу две наклейки на бамперы.
— Привело все это к вторжению в жилище и убийствам?
— И к собственной его пассивности.
Авги нахмурился:
— Повтори, пожалуйста.
Она замялась. Сама не зная почему, Бернадетт готова была рассказать Авги то, о чем не сказала даже Гарсиа.
— Куэйд прятался в гардеробной в спальне своих родителей, когда прямо за дверью насиловали и резали его сестер. Представь, каково ему было слушать все это и сидеть скованному страхом.
— Это, как ни странно, понять можно.
— Только потом он сделал немыслимое, — сказала она. — Не вызвал полицию или «скорую» из дома, не побежал к соседям за помощью. Он отправился прямиком в школу и притаился под одеялом, пока полиция его не разыскала, чтобы сообщить, что вся его семья убита.
— Было ли это рассчитанным ходом? Сделал он это, чтобы к нему не прилипла кличка дешевого трусишки, или это была некая форма шока? Помнил ли он хотя бы, что видел тогда дома?
— Я не знаю. Правда не знаю.
— С другой стороны, какая разница? — задал вопрос Авги. — Куэйд мертв. Он избавил суды от хлопот процесса. Плюс, прежде чем уйти в землю, успел прихватить с собой еще одного подонка.
Бернадетт допила пиво и поставила бутылку на столик.
— На тебя нынче какой-то оправдательный стих напал.
Катая меж ладоней пустую бутылку, он угрюмо проговорил:
— А ты попробуй оказаться убитой. Весь взгляд на мир меняется. Я бы хотел вернуться к жизни электрическим стулом.
— Существует такая штука, как перевоплощение?
— Мне-то откуда это знать?
— Какая от тебя польза? Ты ничего мне не можешь рассказать.
Он поставил бутылку на столик.
— Это неправда. Совсем-совсем неправда. Одно мое присутствие тут говорит тебе, что ничего не кончается, когда мы думаем, что все кончено.
Она встала с дивана и подошла к окну взглянуть на реку. Освещавшие воду огни никогда не были такими четкими и такими яркими.
— Я и не думала, что смерть это конец. Я должна знать, что приходит следом.
— Я не могу сказать, что придет следом для тебя, — сказал он ей в спину. — Могу лишь показать, что пришло следом для меня. Какая, в сущности, разница? Тебе только нужно знать то, что мы в каком-то виде продолжаем существовать после того, как наши тела избавляются от нас.
— Не очень-то это здорово. — Отвернувшись от окна, она повернулась к нему и потерла руки у плеч поверх рукавов рубашки. Потянуло сквозняком. Может, ее гость принес его к ней в дом? — Мне нужно побольше сведений.
— Зачем? Хочешь убедиться, что поставила на ту лошадь?
— Что?
— Вера, какая надо. Бог правильный.
Она сухо рассмеялась и пошла на кухню.
— Меня мало занимает организованная религия.
— Ты католичка.
— Я была католичкой. Теперь я никто. — Открыв холодильник, она уперлась рукой в верх дверцы.
— Единожды католик всегда католик. — Он помолчал, потом прибавил: — Я же знаю, что ты до сих пор молишься.
Ей совсем не хотелось думать о том, как он про это узнал.
— Ну и что? Это не делает меня католичкой. С каких это пор, чтобы молиться, требовался членский билет церковной общины? — Сама она при этом подумала: «Это сумасшествие: я толкую про свою веру с мертвецом. А он пьет мое пиво».
— Зачем же тебе тогда знать подробности о том, что будет потом? Вот скажи мне — просто так, чтоб поддержать разговор: если бы ты знала, что и какая-то религия находится на связи с правильным богом, что бы ты сделала? Побежала присоединяться к этой церкви?
— Сомневаюсь, чтобы Всемогущий хоть в грош ставил то, где я преклоняю колени.
— Ты не ответила на мой вопрос.
Бернадетт оглядела полки холодильника. Пачка масла. Коробка с одним-единственным яйцом. Мисочка расползшейся клубники. Оторвавшись от холодильника, она посмотрела на гостя:
— Знаешь что? Не хочу я больше говорить о религии. Скучно и грустно.
— Как тебе угодно. — Авги положил ноги на столик. — Ну и каков приговор? Есть что-нибудь поесть?
— Приговор, похоже, беспощадный, советник.
Оскар дважды гавкнул и соскочил с коленей хозяина. Пес процокал ноготками по полу и присоединился к Бернадетт: встал рядом с ней, уставившись в холодильник.
— Оскар! — прикрикнул Авги. — Уйди оттуда.
Бернадетт полезла в холодильник, вытащила три зеленые бутылки «Сент-Польского» и одну коричневую. Оглядела диковину: спереди на бутылке красовалась голова быка-буффало.
— Не против слабого эля «Крепкая голова»?
— Никогда не слыхал о таком.
Захлопнув дверцу холодильника, она понесла бутылки в гостиную. Пес-сосиска следовал за ней по пятам.
— Винная лавка по дешевке распродавала бутылки. Захотелось попробовать чего-нибудь новенького. — Она поставила пиво на столик и села на диван.
Авги сел с ней рядом, взял в руки коричневую бутылку и прочитал наклейку:
— «Пивоваренная компания «Биг хоул», Белград, штат Монтана». Рискну попробовать. — Он сковырнул крышку. — Не убьет же это меня, верно?
Она смотрела, как он пил.
— Если не понравится, можешь отдать Оскару.
Он икнул.
— Не-а. Это вкусно.
Она откупорила себе бутылку «Сент-Польского».
— В холодильнике еще полно всякого пива. В отличие от всего другого.
Он сделал второй глоток и рыгнул.
— Можем заказать пиццу.
Бернадетт глянула на часы:
— Поздновато вроде животы набивать. Мне тогда совсем не уснуть, а завтра утром рано вставать на работу.
Оскар запрыгнул на освободившееся кресло, дважды прошелся по подушке и свернулся клубком.
— Оскар, — сказал Авги, указывая на пол. — Сидеть.
— Да пусть лежит. — Бернадетт отпила «Сент-Польского». — Он же не наделает, да?
— Даже когда был жив, не позволял себе такого.
Она разделалась с пивом, поставила бутылку на столик и снова глянула на часы. Кому она вешает лапшу на уши? Спать ведь вовсе и не собиралась. Тем более опрокинув пивка чуток с мертвецом. Красавчиком мертвецом.
— Хотя… Я бы не отказалась от пиццы. Знаешь, где в центре так поздно по воскресеньям есть доставка?
— Есть одна лавочка на Западной Седьмой улице. У них там делают потрясающую мешанину в несколько слоев.
— В несколько слоев? Так они ее до скончания века будут делать.
— Чего-чего, а времени у меня — пропасть.
Глава 52
Гости ушли так же внезапно, как явились. Бернадетт встала с дивана убрать остатки пиццы в холодильник, а когда повернулась обратно, их обоих уже и след простыл. Мертвец и его мертвый пес. Чувствуя облегчение и усталость, она забралась по ступенькам к себе в спальню и рухнула поверх одеяла.
В понедельник утром Бернадетт проснулась с болью в голове и желудке, но неприятные ощущения исчезли, пока она мылась под душем. Когда стояла в ванной, вытираясь полотенцем, вдруг подумала, не следит ли он, и выбросила эту мысль из головы: если он решит шпионить за ней, то тут уж ничего не поделаешь.
Бернадетт облачилась в свой обычный наряд — темные брюки и темный блейзер поверх белой блузки, — сунула «глок» в кобуру и вышла на улицу.
По тротуарам шли толпы людей, а улицы центра были забиты легковушками, грузовиками, автобусами и фургонами доставки. Свежий весенний воздух, словно холодной водой омывший ей лицо, пропах выхлопными газами и мокрым от дождя бетоном. По пути к зданию федеральных ведомств она остановилась купить себе кофе с лепешкой. Подумала было купить две порции и того и другого на тот случай, если Гарсиа заглянет по пути в Миннеаполис, но решила, что босс сам может о себе позаботиться.
Сбегая по ступенькам в подвал, Бернадетт сняла темные очки. Вошла в кабинет — и застыла в недоумении. Один из двух пустых столов напротив ее собственного уже был занят. Оперативный сотрудник Рубен Грид, ее сотоварищ по каземату главной башни, на этой неделе вышел из отпуска. Сидел он спиной к двери. Тощий афроамериканец с коротко стриженной поседевшей головой. Видно было, что он высок ростом: склонился над компьютером, словно гигантская запятая. Вспомнилось, как Гарсиа говорил, что Грид обожает подвал в Сент-Поле и провел в нем немало лет. Бернадетт убедила себя поостеречься от насмешек над их берлогой: Грид еще обидится. Нахмурившись, она глянула на пакет в своей руке: могла бы и позаботиться о своем коллеге. Подойдя к нему, спросила, обращаясь к спине:
